Найду тебя во тьме (СИ) - Грант Игорь "IGrant"

  За полгода было всякое. Но ничто не смогло развеять серую хмарь на душе у студента. Он засыпал с образом Свата в голове, просыпался с его именем на губах, проживал день на фоне обрывочных туманных воспоминаний, стараясь отодвинуть от себя слёзы и нервную дрожь. Это было действительно больно. Что задевало парня ещё больше - безумное чувство, загоревшееся в нём теми июньскими днями, и не думало угасать. Оно пряталось, да, но всегда было рядом, только руку протяни, глаза закрой или отвлекись от мыслей о работе и учёбе. Словно какое-то навязчивое сумасшествие. И Степан стал убегать от себя с каждым днём наступившего семестра, прятаться на парах, где усиленно впитывал знания, скрываться в работе, окружая заботой своих трёх подопечных, выделенных Зиганшиной. Всё это было нелегко, но помогало сохранять хотя бы поверхностно то ощущение утраченного равновесия, которое помогало держать себя в руках.

  Сейчас, под самый Новый Год, глядя на детские игрища в снегу во дворе, Стёпа с глухой тоской закусил губы, ещё раз посмотрев на сотовый. Один звонок Логаревым, и праздник станет праздником, пусть и не для него. Но хотя бы посмотреть на чужое счастье он имеет право? Стёпа боялся остаться на эту ночь в одиночестве. Боялся, что всё-таки не выдержит и напьётся в полный веник, а затем натворит глупостей, навеянных пустотой. А ведь как было бы здорово сейчас наряжать ёлку с одним придурком! Студент ещё в начале осени понял, почему же Сват так себя повёл. Да и разговор с Тоней помог, состоявшийся через неделю после начала нового учебного года. Она тогда встретила его на ступенях института, удивив и по-настоящему напугав. Первое, о чём он спросил у девушки, было "не случилось ли чего со Сватом?" На что Тоня лишь усмехнулась грустно и сказала:

  - Он спятил. Загорелся выставкой, нанял агента, думает в декабре, к Новому Году, отпраздновать открытие.

  Они зашли в ближайшее кафе, где и просидели почти три часа за разговором. Из всего, сказанного девушкой, Стёпа понял всё, не глупый всё-таки шкет из подворотни, но именно главное его и закусило до ножовочного скрежета в голове. Значит, этот придурок заботился о нём? О молодом парне, у которого ещё вся жизнь впереди? А вот после выставки всё будет? Что будет? Этот вопрос Степан и задал подруге Свата:

  - Он действительно думает, что после тех слов я кинусь ему на шею, стоит только нарисоваться на горизонте?

  Степан не рыдал, не трясся в злобе, не причитал в истерике. Он просто спросил это таким тоном, что Тоня почти со страхом посмотрела на него и сменила тему разговора.

  Двойственность собственной натуры душила Стёпу. Ему хотелось нестись к Бехтереву, надавать по морде, сказать всё, что в башке наварилось за прошедшие месяцы... А с другой стороны, студент отстранённо, даже холодно, отвергал подобный исход. Его гордость не позволяла пойти на такое. И чем сильнее хотелось обнять и отогреть завравшегося самому себе фотографа, тем сильнее студент вымораживал себя в горькой обиде. Почему Бехтерев вообще позволил себе решать что-то за другого? До хрена ответственный, взрослый и наполенный глупой наглостью? Ну, так и пусть давится своим величием и благородством, пусть тащит свой нарисованный крест великой жертвы. Кто Степан такой, чтобы мешать человеку сходить с ума, как ему вздумается? Всего лишь тот, кто так же сходил с ума где-то рядом, на улицах этого же города.

  Чтобы хоть как-то развеяться и ещё раз подумать о планах на новогоднюю ночь, Степан решил прогуляться по улице. Тем более в такую кучу снега грех было не сунуться. Следующие два часа он просто шарахался по главным и не очень улицам, пару раз поучаствовал в снежных войнах (даже пришлось потом вытряхивать снег из-за шиворота), а в какой-то момент пустого блуждания он понял, что оказался возле картинной арт-галереи, небольшой и частной, но самой известной не только в городе, но и в регионе. Потемневшими глазами студент уставился на рекламный плакат в человеческий рост, закреплённый на одном из окон выставочного зала.

  Он увидел его ещё две недели назад. Блондин, образ которого каждое утро сжигал Стёпе кусочек души, смотрел на мир с плаката ясными глазами. И только знающий мог сказать, что этот человек слеп. Выставка фотографий Свата шла в городе уже больше недели. И вызвала настоящий ажиотаж в прессе и на телевидениях, вплоть до столичных. Критики расхваливали, мусоля "невероятное чутьё слепого автора", бомонд восторгался, а люди шли посмотреть на творчество странного фотографа, даже не появившегося на открытии, что тоже обсасывалось прессой. Святослав Бехтерев - то, сё... Триумфальное возвращение, открытие года, бла-бла-бла... Стёпа скривился и отвёл глаза от лица Свата, на которое успел уставиться, ощущая неимоверное давление в груди. Ему было больно смотреть на фотографию Бехтерева. Человека, который так и не позвонил.

  Уставившись на городской проспект, по которому медленно двигались вереницы машин, Степан пробормотал сам себе:

  - Я только посмотрю и сразу позвоню Сашке. Так и надо сделать. Я ведь только просто посмотрю. Его же там не будет. И обязательно потом позвоню Сашке. Надо будет узнать, что прикупить к столу на праздник.