Террористы - Александр Андреев

Михайлов, Гриневицкий, Емельянов, Рысаков. Вот так будет хорошо, если Кибальчич не забракует. Ей самой тоже нужна бомба, а то стыдно. Рысакову девятнадцать лет, он несовершеннолетний, плохо еще, наверно думает, куда ему гибнуть. Так просился кинуть бомбу в царя, что надо было соглашаться, а то еще натворит что-нибудь. Зря, может, Желябов его взял в метальщики, наблюдал бы за маршрутами и наблюдал. Может быть, надо было ставить метальщиками членов Исполнительного Комитета? Андрей, наверно, пожалел, их и так всего четырнадцать осталось. Кто поднимет империю, если 1 марта получится?

Никаких «если». Получится! Я хочу этого! Ребята должны спастись, кто захочет. Рысаков вообще четвертый, до него дело, наверно, не дойдет, пусть понюхает пороха, раз так сильно хочет. Вспомни, как сама полтора года назад махала Ширяеву перед царским поездом на Москву.

На Невский уходить метальщикам нельзя, по воскресеньям там много гуляющих, сани не проедут. На Садовой будет полно жандармов, а дальше им не добежать. Слева от Конюшенной Миллионная улица, постоянный царский маршрут, там полно городовых. Может, на лед канала, там проруби, прачки белье стирают, будки стоят. А потом? На Малую Конюшенную, к Зимнему? На канале начнется ад, какой еще лед, прыжки! Остается только Марсово поле, за Мойкой, ближе нельзя, царская охрана все сносит по маршруту. Перовская пошла от Конюшенной площади через Садовый мост к полю. Еще сто пятьдесят шагов, семьдесят метров. На набережной Мойки даже с той стороны извозчика ставить нельзя, что и кого он там будет ждать, сразу же привлечет внимание охраны. Четыре метальщика и рядом извозчик! А если сани будут перемещаться вокруг Марсова поля эти полчаса? Заметят на втором круге.

Пусть наши подъедут к мосту на Конюшенной от Фонтанки за пятнадцать минут. А когда это будет, кто знает? Может, у императора спросить, когда точно его взрывать?

Перовская попыталась улыбнуться, но у нее опять ничего не получилось. Двести пятьдесят метров метальщики зимой, в теплой одежде, по гололеду будут бежать две-три минуты среди множества охранников, жандармов, городовых, околоточных, приставов, в шоке, в хаосе. Добегут, помогая друг другу? Во всяком случае, она будет с ними до конца. А если поставить рядом группу прикрытия? Где? Сразу заметят, вокруг сплошное МВД. И как их всех вывозить? Нет, наш извозчик у Марсова поля, сменные сани с членами Исполнительного Комитета у Летнего сада, на Литейном и везти всех на Лиговку быстро, оттуда пешком на центральную квартиру на Тележной улице. Сама Перовская встанет на Михайловской площади, напротив дворца царской сестры и махнет платком Михайлову, который будет стоять на углу Инженерной и набережной Екатерининского канала. Там всегда дежурит городовой, значит, надо просто вытереть белым платком лицо. Какой должен быть размер платка? Двадцать на двадцать, больше нельзя. От этого места до Михайлова около пятидесяти метров, все хорошо видно. Теперь всё высчитать и проверить, высчитать и проверить, обязательно с Кибальчичем.

1 марта 1881 года

Царь выезжает из Зимнего на Невский и скачет по нему до Садовых улиц. Весь Невский от дворца до Николаевского вокзала пять километров, от дворца до Садовой два километра. Лошади, орловские рысаки, свободно гонят тридцать километров в час, значит скакать царю до бомбы четыре минуты. От Гостиного двора Анечка Корба махнет Лангансу напротив Садовых улиц, а он предупредит Аню Якимову у Сырной лавки, та покажет Фроленко и метальщикам. Невский будет пустой, карету далеко видно, товарищи все успеют. Царь выезжает около часа дня, значит надо выходить в половину первого. А вдруг он выедет раньше, две недели ведь не выходит из Зимнего? Раньше выходить наверно нельзя, заметят. Надо спросить у Кибальчича, когда можно безопасно выходить, чтобы не примелькаться.

Мина на Малой Садовой

Метальщиков сначала расставить на Малой Садовой, с четырех концов, в центре Сырная лавка. У Манежа конные жандармы, Невский под охраной, рядом Аничков дворец цесаревича, также охраняется. Малая Садовая, какой она длины? Софья Перовская пошла по набережной канала Грибоедова, повернула на Невский, перешла у Казанского собора на другую сторону имперского проспекта, пошла направо до самого Адмиралтейства, перешла на другую сторону у Главного штаба, потом двинулась назад, к Гостиному. Зеленый мост через Мойку, Большая Конюшенная, Малая Конюшенная, Екатерининский, Михайловская улица, тут она станет 1 марта, Гостиный двор, на той стороне. От Главного штаба до Большой Садовой четыре тысячи триста шагов, до Малой Садовой еще сто. Да, четыре минуты. Теперь Малая Садовая. Народу много, надо посмотреть, как здесь в воскресенье. Можно у Ани Якимовой спросить, за одно согреться. Надо же, больше, чем в будни. Двести восемьдесят шагов, сто сорок метров, если с разных концов расставить метальщиков, то будет аккуратно. Может их переодеть в рассыльных? Нельзя, не освоятся, пусть будут в своем, и так воздух от ужаса трясется, не каждый день царя взрываем.

Император в Манеже всегда час, надо куда-то уйти с Садовой, если не рванет, а то засекут. Перовская поймала себя на мысли, что давным-давно не называет царя по имени и номеру. Александр – это Михайлов, Квятковский, а не этот, Вешатель. Тут полно кафе, трактиров, все в порядке, есть, где подождать сорок минут. От Малой Садовой по Итальянской до Михайловской площади шестьсот шагов, двадцать зимних минут, еще четыреста шагов до и по Екатерининскому каналу, всех расставить, поддержать, еще двадцать пять минут, не на плацу ведь маршируем, а с бомбами носимся. Хорошо, полиция не знает, что Кибальчич такое изобрел, гранаты бы и заметили и кинуть их не дали, да и карету они не остановили бы, если только ящик сразу бросить. Заходить с Садовой никуда нельзя, не успеем, надо сразу, не спеша, аккуратненько, на Екатерининский. Перовская хотела еще раз пройти по всему маршруту, с трудом себя остановила, нельзя идти, чересчур. Надо еще пройти с Кибальчичем, раз, два, три, пусть все высчитает. А может метальщикам рвануться в Михайловский сад, оттуда на лед Мойки, потом по льду на санях и сразу в Неву? Сани заметят, донесут, да и не было еще такого, на льду. Не было, так будет, подумаешь, очередной граф и князь спьяну куражится. Первый раз, что ли. У Саши Михайлова хорошо бы получилось. Ну, император, всея и белой и малой, и такой и сякой, встречай нас, непрошенных, но долгожданных гостей! Цари должны быть гостями в нашей стране, а не хозяевами! Товарищи были в Михайловском саду, везде решетки в три метра и один вход-выход. Может пропилить еще вход на Мойку, или прокопать? Может ночью получится?

Софья Перовская проснулась в семь часов утра. В первый день весны уже рассвело и можно было ехать на Тележную улицу, где ее в десять часов должны были ждать метальщики. Михаил Фроленко должен был идти в Сырную лавку позже, Анна Корба, Мартин Ланганс в двенадцать часов должны выйти сигналить на Невский. Лев Тихомиров готовил воззвание, которое Таня Лебедева отнесла бы в типографию сразу же после взрыва, Николай Суханов с военными должны были вывести метальщиков с Марсова поля, Григорий Исаев уже находился в Сырной лавке как техник-взрывник, Михаил Грачевский и Николай Кибальчич в последний раз проверяли бомбы. Все было по многу раз высчитано, проверено, подготовлено. Пятой бомбой для Перовской не сделали, не успели, или не захотели успеть. Она и без бомбы, и казалось это всем без исключения в это раннее утро 1 марта 1881 года, почти взрывала просто взглядом. Действовать, действовать, действовать во что бы то ни стало! Если и стало, все равно действовать!

В восемь часов утра Софья Перовская аккуратно и надежно завязала в узелок две трехкилограммовые бомбы, вышла из дома, еще раз посмотрела на Екатерининский канал, пересекавший весь Петербург. Ее провожала Вера Фигнер, которая должна была днем принять в доме 25 по Вознесенскому проспекту, он же дом 76 по набережной Екатерининского канала, всех участников цареубийства, кроме метальщиков. Обе женщины посмотрели вдоль канала, но дома 9, где через несколько часов Софья будет расставлять метальщиков, было, конечно, не видно. Перовская и Фигнер по гололеду, поддерживая друг друга, прошли почти пятьсот шагов по Вознесенскому проспекту и на углу той самой длиннющей Большой Садовой поймали извозчика. Перовская села, положила на колени взрывоопасный шестикилограммовый узел, чтобы не растрясти бомбы по дороге, и отправилась руководить метальщиками. Извозчик проехал через Сенную площадь, и пересек Гороховую улицу. Перовская долго смотрела вправо, где почти хорошо была видна в морозном утре Семеновская площадь, место казни государственных преступников. Извозчик доехал до поворота на Невский проспект у Гостиного двора, повернул направо, оставил слева Малую Садовую, проехал мимо Аничкова дворца, перед которым ходили несколько одинаково одетых и стриженных людей в штатском, пересек Фонтанку, Владимирский проспект и высадил маленькую барышню у Николаевско-Московского железнодорожного вокзала. Перовская пошла по Гончарной улице, повернула направо на Полтавскую улицу, затем налево на Миргородскую, еще раз налево на Харьковскую, потом направо на Тележную улицу. Там, в доме пять и квартире пять, у агентов Исполнительного Комитета Николая Саблина и Геси Гельфман, уже находились Игнатий Гриневицкий, Николай Рысаков, Тимофей Михайлов и Иван Емельянов. Через час еще две бомбы на Тележную улицу привез Николай Кибальчич и провел последний инструктаж. Он предложил метальщикам по возможности бросать бомбы отвесно, тогда не будет веерного разлета осколков. Перовская сказала ребятам, что два дня назад арестовали Желябова, но волноваться не надо, потому что Тарас никого не выдаст. Обстановка в квартире стала нервной и напряженной, Перовская, Кибальчич и Саблин успокаивали метальщиков.