Путь "Чёрной молнии" - Александр Теущаков

— Ну, и что ты мне прикажешь делать с трупом? На кого его повесить.

— А вам, зачем эти заморочки? Убийства в колонии не хватает? Давите на то, что ему плохо стало, вот и завернул боты.

— Какой ты умный Дронов, а экспертиза что покажет?

— А что она покажет? Следов насилия нет, улик нет — значит, здоровье подкачало. Слушай начальник, да сколько нашего брата в тюрьмах, в зонах ваша система передавила, все списываете на болезни или на внутризоновские разборки, и этого закопаете.

— А ты не слишком много на себя берешь? Я смотрю, ты свое слово не умеешь держать, сам говорил, что все обойдется без эксцессов.

— А ты о себе подумай и о Говорове, каково вам будет на баланде срок мотать, а если государство нароет материальный иск, превышающий двести пятьдесят тысяч, то и баланда вам на хрен не нужна, обоим лоб зеленкой намажут.

— Шантажировать меня вздумал?! Закрою к чертовой матери в ШИЗО!

— Все майор! Рот закрой или ты сегодня до дома не доберешься. Я с тобой шутить не буду, через два дня вас с Говоровым найдут где-нибудь в лесу, под прошлогодними листьями. Давай звони, вызывай наряд! Но помни — за меня тебя рвать будут долго и упорно, сначала мои братья, а затем уже ОБХСС. Так что прижми зад и помозгуй, что делать с трупом Равелинского.

— Ладно — это уже мое дело, ты свое сработал, а сейчас не обессудь, тебя в ШИЗО направят, пока со всей этой кутерьмой не разберемся. Потом выпущу тебя, — уже примирительно, закончил майор.

«Да-а, приготовили сюрприз Ефремову, — подумал Кузнецов, когда Дронова увели, — вернется с командировки, будет над чем ему призадуматься».

Дрон и такую ситуацию предусмотрел, как говорится, решил убить сразу двух зайцев. Предвидя, что многих осужденных из лагерной верхушки на время разбирательства менты закроют в изолятор, он поручил всем главным в отрядах навести понт (вымысел, уловка). Поднять ропот с переходом на оскорбления хозяина и его своры: «Не по праву, мол братву гасите в трюм».

И пошли волнения: одного за другим осужденных стали приводить в ШИЗО, для этого пришлось освободить и навести порядок в рабочих камерах, потому — что не хватало мест в предвариловках (камера предварительного заключения — КПЗ).

Дрон потирал руки: лучшего приземления для сходки авторитетов и не придумаешь. У него сердце чуяло, что Пархатый на этом сходняке будет лишним, но закон есть закон, раз братва решила поставить главаря блатных с шестнадцатого перед сходкой — пусть держит ответ.

Чтобы Воробей и Пархатый одновременно попали в ШИЗО, Дрон придумал целую пьесу: после съема с работы первой смены Сашка подошел к бригадиру и предупредил, что Дронов сидит в изоляторе и разборку по поводу денег придется отложить до лучших времен. Бригадир, видя, что деньги с мужиков ему не удастся так скоро получить, естественно «полез в бутылку». Поднялся шум, разыгрался настоящий скандал, и Сашке пришлось два раза ударить бугра по груди, да так, что он отлетел к стенке. По ходу разыгранной пьесы, Пархатый встал на защиту бригадира, и кинувшись в драку на Воробья, тоже нарвался на кулак Сашки.

На шум в коридоре, вышел из своего кабинета начальник отряда и, увидев дерущихся, вызвал наряд контролеров, который и препроводил обоих дебоширов в ШИЗО. Бугор, слегка струхнувший, промолчал, и не стал говорить начальнику отряда, что Воробьев его побил. И правильно сделал, а — то потянулась бы ниточка и, узнай менты о деньгах, начали бы с самого бригадира душу вытряхивать.

Многие блатные были упрятаны в изолятор, как и говорил Кузнецов Дронову: «Мы работать умеем, кого положено, того и прикроем».

Вор подозвал к кормушке старшего смены по изолятору, как раз по счастливому случаю дежурили его два знакомых прапорщика: Кузя и Крокодил. Объяснив им, что сегодня ночью он проведет «политинформацию» с осужденными, на словах передал, кто именно примет участие в «собрании». Прапорщики знали, что вознаграждение будет очень щедрым, и потому противиться не стали, пообещав выполнить все, что велел им Дрон.

Глава 29 Сходка в изоляторе

Дронову было необходимо подготовиться к сходке. Первая встреча с блатными, состоявшаяся в помещении бани — это не в счет. Сегодня будет весь свет элиты колонии, по крайней мере, почти все главари находились в ШИЗО, как говорится для «открытия съезда» количества пацанов хватает.

Дрон закурил и стал прохаживаться по большой камере, которая была приспособлена под рабочку. Вдоль стен по периметру стояли грязные от пыли железные столы, на которых крепились замасленные тиски. Мелкая стружка говорила о том, что здесь обтачивают металлические изделия, скорее всего — рожковые ключи.

Через два часа дверь открылась, и в рабочую камеру ввели Макара. Леха искренне удивился:

— Тебя-то за что?

— Скучно одному, всю братву в нашем отряде пересадили, а я что? Лысый, что ли?! Мне тоже хочется каторжан поддержать, — Макар засмеялся, — поговорить хотел с тобой, вот и сцепился с повязочником, да плюнул ему в хайло. Он на меня за оскорбление докладную накатал в режимную часть, вот и притащили сюда, — оглядевшись, Макар невесело добавил, — видать здесь мусарня местная «ломает» отказников от работы.

Не успели они разговориться, как двери снова открылись и в камеру завели Кротова — пахана двенадцатого отряда, а с ним молодого пацана Серегу, недавно прибывшего с малолетней колонии. Буквально через несколько минут завели еще нескольких осужденных.

— Слышь, командир, — крикнул через дверь Дрон, — чё покой нарушаешь, давай всех сразу закидывай, а то по — одному до утра будешь здесь шухер наводить.

— Это последние были. Отдыхайте, курортники — ваша мать, — засмеялся прапорщик Гена.

— Я помню, — начал Дрон, — на уральской зоне меня сначала в такую же хату посадили, так я категорически отрицал труд на благо Родины, вот тогда мне хозяин влепил первую пятнашку. Отсидел, и за то, что бастовал, мне следом еще срок продлили. Потом давай ловить меня на разных нарушениях, да в карцер перевели на десять суток. Выбрался я с того сырого, каменного мешка, живот от голодухи подвело, качает словно на ветру, а хозяин мне опять: «Будешь честно работать?», а я ему, — размечтался, губу-то подбери! Огребся я еще одной пятнахой и после нее — сразу в БУР.

— А здесь в карцер садят? — спросил паренек.

— Посидишь еще пацан, — заверил его Макар, — карцер — это тебе не обычная камера, холодрыга несусветная. Кормят день летный, день не летный, на воде, да на хлебе.

— А что такое летный — не летный? — поинтересовался Серега.

— О-о! Да ты у нас совсем зеленый пацан, даже таких простых вещей не знаешь, — удивился Дрон, — это когда день нормально кормят, а на другой дают кипяток с солью и хлеб-жмых. Колотун (сильный холод) стоит сутками, обнимешь теплую батарею, а толку с этого мало, лучше уж бегать по камере туда-сюда, быстрее разогреешься.

— Кстати, у нас здесь такая же канитель, — подхватил разговор Крот, — когда на сутках сидишь: курить не положено, нары на день пристегиваются к стене, параша (Бак под испражнения) выносная, канализации не существует и в помине. Не умыться по-человечески, хотя стоит бачек с водой, хочешь мойся, а хочешь пей, а под ним помойный таз.

— В принципе изоляторы в отношении режима везде одинаковы, и по интерьеру все они подстать одному, — заговорил Макар, — на свет божий поглядеть нельзя. Окна — решки заварены железными листами, и только несколько крохотных дырок, пробитых ломом, помогают определить, что за окном — утро или вечер.

Их разговор был прерван открыванием двери. В камеру ввели еще одного парня, им оказался осужденный Жаров из пятнадцатого отряда. Серега, как только увидел его, сразу же насупился, и какое-то время держался в стороне ото всех, как будто о чем-то раздумывал.

— Кто такой, тебя за что загребли? — спросил его Дрон.

— Жаров я, с пятнадцатого отряда. Сам не знаю, за что посадили.

— Это ты перед следователем стойку держи, а нам правду всю, как на духу, — с сарказмом произнес Макар.

— Да говорю же, ни за что. Просто кое-кого из наших пацанов забрали на вахту и когда вели по проходу, мне пакетик сбагрили, чтобы я спрятал. Прапор увидел его под моей шконкой и меня до кучи со всеми повели.

Серега подошел к Кроту и что-то нашептал ему на ушко.

— Чё, в натуре что ли? — Серега кивнул. Все повернули голову к Кроту.

— А ты откуда к нам в зону пришел? — спросил Крот Жарова.

— Да я это… — Он замялся и почему-то покраснел. Дрон вопросительно взглянул на Серегу и Крота:

— Что за дела?

— Серега говорит, что вот этот тип на «Гусинке» в третьем отряде был бугром.

— Бригадиром на производстве что ли? — уточнил Макар.

— Да не-е-ет, — протянул Сергей, — бугром на малолетке называют председателя совета коллектива отряда.