Пират - Джин Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ответ она пригрозила убить себя, если я оставлю ее на корабле. И разговор продолжался в том же духе.
На следующий день вождь изъявил желание осмотреть Новию раздетой догола, поскольку он никогда еще не видел «английской женщины». Это решило дело.
Я отвел Новию на корабль, приковал за лодыжку в нашей каюте и отдал ключ Бутону.
— Освободите ее через три дня после нашего ухода, — сказал я. — Покуда она прикована, вы остаетесь за старшего. Когда вы ее раскуете, она примет командование.
— И уплывет домой! — провизжала Новия. — Никогда, никогда больше она не увидит тебя!
Потом она расплакалась. Прежде чем удалиться, я подождал, пока она успокоится и вновь сумеет внимать доводам здравого смысла.
Я рассчитывал выступить завтра же, но весь следующий день мы потратили на составление планов, приготовления к походу и набивание желудков. Половина каждой судовой команды оставалась на корабле. Мы собирались добраться до Портобело за четыре дня. На пятый корабли предпримут ложную атаку на крепость, отвлекая на себя все войска, которые могут находиться в городе. Мы нападем на город с суши, захватим добычу и отойдем с награбленным добром на восток вдоль побережья достаточно далеко, чтобы погрузить все на корабли вне пределов дальности огня испанских батарей.
* * *Прошлой ночью мне снилось, будто все происходит снова. Я находился в джунглях и пытался зарядить люпару, когда они напали на нас, а потом, обливаясь потом, полуослепший от укусов насекомых, метался в гуще бесконечного боя в поисках своего отца, понимая, что мы с ним убьем друг друга, если я не найду его первым.
Не думаю, что я вижу сны чаще других людей или что у меня сновидения более реалистичны, чем у них. Но этот сон потряс меня до глубины души и покидал меня так медленно, что мне казалось, он останется со мной навсегда. Я съел ланч и отправился навестить больных, прежде чем полностью от него освободился. (Если я действительно свободен от него сейчас. Сегодня ночью я буду плохо спать.)
Этот сон явно вызван воспоминаниями, нахлынувшими на меня, когда я начал писать о нашем нападении на Портобело: свирепые москиты, пронзительные птичьи крики, огромный крокодил с глазами дьявола и Пэдди Квиллиган, укушенный змеей и испустивший дух прежде, чем мы успели спросить, в чем дело.
* * *Сегодня вечером я нашел в интернете сайт с цитатами. Я искал описания снов, и одно из найденных настолько походило на мой сон (и на реальные события, пережитые нами), что на мгновение я подумал, не находился ли Шекспир с нами тогда. Нет, конечно, но у меня такое ощущение, будто все-таки находился. Думаю, именно поэтому столь многие называют Шекспира величайшим из поэтов. Вот оно:
…Проедется ль у воина по шее —И рубит он во сне врагов, и видитИспанские клинки, бои и кубкиЗаздравные — в пять футов глубины;Но прямо в ухо вдруг она емуЗабарабанит — вскочит он спросонья,Испуганный, прочтет две-три молитвы…[14]
Мы шли под флагами, разделившись на судовые команды, но все флаги были черными. Чтобы различать их, мы привязали к древкам разные предметы. Капитан Берт, помню, воспользовался для этого зеленой веткой какого-то цветущего дерева, капитан Кокс — головой турка, привязанной к древку толстой веревкой, способной служить гарделью, а капитан Добкин — мумифицированной рукой. Люди Добкина говорили, что это его собственная рука, которую отрубили в бою, когда он плавал с Мансфилдом[15]. Возможно, так оно и было.
Я никогда не отличался изобретательностью по части подобных придумок и понимал: предмет должен быть легким, чтобы человек, несущий флаг, не утомился. Я спросил совета у Новии, и она сказала, что у нее есть разноцветные ленты для отделки платьев и я могу взять несколько. Она по-прежнему сидела на цепи в нашей каюте, и я пообещал освободить ее, если она поклянется перед Богом, что не попытается увязаться за нами. Новия ответила, что не сумеет сдержать слово и что лучше сидеть на цепи, чем нарушить обещание, данное Богу. Она осталась в каюте на цепи, а я ушел с лентами, чувствуя себя гораздо хуже, чем она.
Минуту назад я написал, что мы выступили без барабанного боя. Но потом я вспомнил, что барабанный бой все же звучал, и вычеркнул фразу. Барабаны принадлежали кунам, и в них били три старика. Они остались в деревне и били в барабаны для нас, пока мы выходили за околицу.
С нами шли почти две сотни кунов под предводительством королевского сына. Каждый из них был вооружен копьем, луком со стрелами и стальным ножом. Я знаю, что численность индейского отряда составляла без малого двести человек, так как неоднократно пытался сосчитать их. Цифра постоянно менялась: всякий раз два-три индейца отбегали в сторону или выскакивали из леса и вливались в колонну. Но кунов было почти двести человек — скажем, сто девяносто.
Всех пиратов я не пересчитывал, поскольку нас было гораздо больше. Но наша флотилия состояла из восьми кораблей, и в поход отправилась половина каждой корабельной команды. «Уилд», «Сабина» и «Магдалена» были довольно крупными судами, но почти все остальные являлись небольшими двухмачтовыми шлюпами, которые современные авторы, пишущие про Черную Бороду и капитана Кида, называют шхунами. Предположим, в каждой судовой команде было в среднем сто человек. Получается пятьдесят человек с каждого борта или четыреста в общей сложности. Под моим командованием находилось шестьдесят семь пиратов с «Сабины», а также Ромбо с семьюдесятью двумя своими людьми. Отряд капитана Кокса насчитывал менее сорока человек и был, наверное, самым малочисленным. Возможно, всего нас было более четырехсот человек — четыреста двадцать или около того.
Перед самым походом капитан Берт произнес короткую речь. Я помню ее недостаточно хорошо, чтобы дословно воспроизвести здесь, но среди всего прочего он сказал, что нам не нужен ни один человек, который не хочет идти с нами. Любой из нас может в любой момент вернуться к кораблям, коли пожелает. Никто не будет ему препятствовать. Еще он сказал, что все отставшие останутся позади. Никто не станет их винить, но никто не потащит их на себе. Они могут вернуться к кораблям или попытаться догнать остальных. Выбор за ними.
К концу первого дня мы потеряли нескольких людей: одни решили вернуться обратно, другие отстали.
Из похода к Портобело я помню главным образом невыносимую жару и свирепых насекомых. В свое время я жил в низинных джунглях Испаньолы, о чем уже писал. И тогда я считал, что в смысле насекомых на свете нет места хуже. В Дарьене с насекомыми дело обстояло точно так же, но мне показалось, что там гораздо жарче. Мы натирались топленым жиром, чтобы отпугивать москитов и прочую мелкую летучую живность, но жир стекал с потом, и они все равно нас кусали. (Куны тоже мазались жиром, но они, похоже, не потели так сильно.) Там водились крупные змеи, ядовитые и неядовитые. В одних местах можно было пить воду, в других — нельзя. Куны говорили нам, какая вода безопасна для здоровья, но некоторые мужчины пили плохую воду. От нее у них начинался понос. В скором времени они настолько ослабевали от поноса, что не могли продолжать поход.