Хризантема - Джоан Барк

— Спасибо, вы очень добры, — снова поклонился Кэнсё. — Если не найду никого, обязательно зайду к вам.

— Постойте, я лучше сейчас вам налью, — настаивала женщина. — Заходите, мы не так часто видим у себя монахов. Моя бабушка будет рада познакомиться…

Священник, разувшись, прошел в жилую комнату и присел на высокий порог. Старушка снова с улыбкой кивнула. Кэнсё улыбнулся в ответ.

— Добрый день, бабушка.

— Хай, — кивнула она, все так же улыбаясь и качая младенца.

— Сколько вам лет, бабушка? — спросил он.

— Вы такой высокий… — захихикала она.

— Бабушка! — громко окликнула ее молодая женщина. — Святой отец спрашивает, сколько вам лет!

— Восемьдесят три. — Старушка снова захихикала.

Младенец сморщил личико и заревел. Женщина подхватила его на руки, передав монаху чашку чаю.

Кэнсё задумчиво отхлебнул чай. Восемьдесят три… всего на три года моложе Кику-сан.

— Вы всю жизнь здесь живете? — спросил он у старухи, стараясь говорить погромче.

Ответила молодая:

— Бабушка приехала в пятидесятом, когда мой отец открыл здесь магазин. Родилась она неподалеку, в горах.

— А соо… — Кэнсё вежливо улыбнулся, подумав, что пора уходить.

Мисако сразу свернула с дороги, предпочитая идти по берегу. Закинув сумочку за спину и отворачивая лицо от ветра, она пошла между домами. Песок был серый и плотный от дождя, туфли оставляли на нем цепочку следов с четким рельефным рисунком. Небо расчистилось уже во многих местах, и снопы солнечного света, словно божественные прожектора, озаряли слепящим блеском отдельные участки моря. Волны сердито били в борта рыбачьих лодок, лежащих на песке кверху дном. Мисако прошла последний дом, но на берегу уже никого не было, и, как ни странно, бамбуковых шестов тоже. Она внимательно осмотрела песок — никаких следов. Ничего.

Последний дом с закрытыми ставнями напоминал серую невзрачную коробку. Мисако не сразу заметила на пороге старика, настолько он сливался со всем окружающим. Куртка и брюки буровато-серого оттенка, серая, как пепел, кожа, седые короткие волосы. Старомодные очки в тонкой металлической оправе едва держались на крошечном носу. Когда старик двинулся навстречу, у Мисако по непонятной причине вдруг сильно забилось сердце. Он шел враскачку на кривых ногах, придерживая очки пальцем, и шевелил губами, но ветер уносил все слова прочь. Наконец она расслышала:

— Девушка! Вы кого-то ищете? Заблудились? — Голос был грубый, с хрипотцой.

— Извините, — поклонилась Мисако. Она откинула растрепанные волосы от лица. — Я тут недавно видела девушку, она развешивала водоросли… Вы не знаете, куда она пошла?

Старик подозрительно прищурился.

— Водоросли? Не может быть, кто станет их развешивать в такую погоду. Какая девушка? Вы, должно быть, ошиблись.

— Да, наверное, — выдавила Мисако, начиная понимать.

Видение, снова видение. Кто была та девушка — Кику-сан в прошлом? Конечно, кто же еще… Потрясенная, она ощутила приступ дурноты.

— Простите, это ваш дом? Тогда, наверное, ваша фамилия Хомма…

Слова ее оборвались. Мисако пошатнулась и осела на песок.

— Эй! Что с вами? — воскликнул старик. Очки свалились с носа, он нагнулся за ними, потом повернулся к дому, размахивая руками. — Ои! Дзиро! Дзиро-кун! — выкрикивал он, обращаясь к молодому человеку, который выбежал из дома. — Йо! Сюда! Я вышел узнать, что ей надо, а она вдруг упала…

— Похоже, у нее обморок, — сказал молодой человек, трогая лоб лежащей Мисако. — Надо отнести ее в дом.

Подняв женщину, Дзиро двинулся, тяжело ступая по песку. Дед ковылял сзади, что-то бормоча и качая головой.

Мисако лежала на татами, под головой у нее была подушка, набитая гречневой соломой. Какая-то женщина заботливо укрывала ее одеялом. Мисако попыталась сесть, но женщина не дала.

— Тихо, тихо, лежите, все в порядке. Сейчас я принесу чай.

Лицо женщины было нечетким, словно размытым, комната медленно вращалась перед глазами. Мисако зажмурилась. В ушах стоял шум прибоя.

Здесь жила Кику, подумала она и снова попыталась сесть, открыв глаза. Лицо женщины стало четче. Ее смуглая кожа туго обтягивала высокие скулы, совсем как у мумии, которую Мисако видела в музее возле вокзала Уэно, но веселые морщинки вокруг глаз говорили о жизни и улыбках. Юноша крепкого сложения стоял на коленях позади матери, растерянно приоткрыв рот. Старик сидел у закрытого окна, скрестив ноги, с сигаретой и недовольно хмурился. С потолка свисала голая электрическая лампочка.

— Госпожа, — обратилась к Мисако женщина, — вам стало плохо на берегу, когда вы разговаривали с моим отцом. Сын принес вас в дом. Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, уже лучше, — тихо произнесла Мисако. — Простите, что причинила вам столько хлопот.

Мать велела сыну принести чай, но он не двинулся с места. Его глаза были прикованы к Мисако.

— Вы хотите есть? — спросила женщина. — Когда вы ели в последний раз? Может быть, у вас голодный обморок?

— Да, должно быть, — смущенно пробормотала Мисако.

Старик у окна вдруг сердито фыркнул.

— Кто вы? — резко спросил он. — Мы вас не знаем. Откуда вам известно мое имя?

— Одзи-сан![5] — укоризненно воскликнула женщина. — Дайте госпоже прийти в себя. Дзиро! Ты что, не слышал? Быстро неси чай!

Мисако с трудом откинула одеяло и села на колени.

— Нет-нет, ваш отец прав! Я должна все объяснить.

— Хорошо, только сначала поешьте и выпейте чаю!

— Спасибо, не беспокойтесь, — спохватилась Мисако. — У меня есть еда в машине, там, на дороге… Я приехала с другом, он монах. Мы разделились: он зашел в магазин, а я пошла вдоль берега. Сейчас он, наверное, меня ищет…

— А соо, — кивнула женщина и повернулась к сыну. — Дзиро, сбегай на улицу и найди сэнсэя! Скажи, что госпожа здесь.

— О да, пожалуйста, — улыбнулась Мисако. — И попросите его принести коробки с едой из машины. Вы не возражаете, если я поем здесь? Мне сразу станет лучше.

— Дозо, конечно, как хотите. Дзиро, ты слышал? Беги скорее, а я пока подам чай.

Дзиро наконец закрыл рот и пулей выскочил в дверь. Мисако низко поклонилась хозяевам.

— Мне так стыдно, что я побеспокоила вас…

Старик небрежно махнул рукой с зажатой сигаретой.

— Ничего страшного, хотя я, конечно, здорово перепугался, когда вы свалились. Вы не обращайте на меня внимания, я всегда ворчу, дочка так меня и прозвала — старым ворчуном. — Он оглушительно захохотал. — Но все таки… откуда вы узнали мою фамилию?

Мисако снова поклонилась.

— Еще раз извините… Мне сказала одна ваша родственница.

— Вот как? — Женщина вошла в комнату с чайником на пластиковом подносе.

— Это длинная история, — вздохнула Мисако, покраснев, — мне даже немного неудобно ее рассказывать… — Она повернулась к мужчине, сидевшему у окна. — Речь идет о давно умершей женщине… возможно, она была сестрой вашего отца. Сейчас ей было бы, наверное, лет восемьдесят пять или восемьдесят шесть.

Господин Хомма втянул воздух, издав резкий свистящий звук.

— Сестра отца? У моего отца было четыре сестры. Трое умерли, а последняя живет здесь, дальше по улице, ей уже за девяносто.

— Ту, о которой я говорю, звали Кику. Она уехала в Сибату еще девочкой, лет в двенадцать, и жила у родственников по фамилии Номура.

— Хорр! — воскликнул старик в сером. — Надо же! Да, я слышал что-то такое в детстве. Одна сестра уехала, это правда. Хай! Уехала и не вернулась. Отец говорил, убежала.

— Нет, — покачала головой Мисако. — Кику-сан не убежала, она утонула в пруду семьдесят лет назад. Ее останки нашли в прошлом году после большого тайфуна.

— Как же узнали, чьи останки, через столько-то лет? — недоверчиво спросила женщина.

— По дефекту черепа, — объяснила Мисако. — У девушки не было одного уха.

— Соо ка? И это припоминаю… Значит, говорите, утонула? А вы-то откуда все знаете?

— Мой дед был священником в буддийском храме Сибаты. Он недавно умер, но хотел, чтобы прах девушки вернули ее семье. Вот почему мы приехали.

Женщина понимающе кивнула, закусив губу.

— А соо ка! Значит, тетка отца, из нашего дома… Трудно поверить!

В комнату ворвался Дзиро, ведя за собой монаха гигантского роста, нагруженного свертками. Лицо Кэнсё осунулось от волнения.

— Входите, обо-сан, добро пожаловать! — поклонился старик. При виде духовного лица он сразу подобрел. — Тут молодая госпожа рассказывает нам очень странную историю об одной потерянной родственнице.

Женщина торопливо оглядела комнату, одновременно поправляя волосы.

— Маа! Одзи-сан, подайте же святому отцу подушку! Дзиро, скорее накрывай на стол, чтобы гости могли поесть.

— Пожалуйста, не беспокойтесь… — начал Кэнсё, но подушки уже появились.