Кошачий эндшпиль (СИ) - Кузнецов Павел Андреевич

Мисель беспрепятственно прошла за периметр. Осмотрелась. И громко скомандовала:

— На колени! Голову поднять! Смотреть перед собой!

Многие безропотно подчинились и стали усаживаться на колени. Один хмуро зыркнул на валькирию и отвернулся. Миса подошла к смельчаку на расстояние вытянутой руки. Взблеск когтистой ладони. Вскрик. Ещё один взблеск. После третьего мужчина упал на землю, как ему и приказывали. Больше ни у кого желания спорить не возникало, даже самые упрямые предпочли не связываться с безумной убийцей.

— Ждать! Не двигаться!

Мисель вышла с площадки. Я на секунду замер в недобром предчувствии. Казалось, что вот сейчас эти исчадья войны, с коническими гранёными туловищами, мощными опорами ног, все утыканные разнообразными штурмовыми орудиями, нацелят свои дула на мою девочку и начнут стрелять. На инстинктах я навесил на кошку аж три пелены, за что получил устало-ободряющую улыбку и благодарный взгляд. Дроны даже не шелохнулись. Метиллия меж тем поравнялась с ближайшим охранителем. Выставила вперёд руку открытой ладонью вверх и зычно произнесла:

— Ваше оружие, командор! Во имя Экспансии!

И мужчина, бледнея, действительно вложил табельный лучевик в протянутую руку. Мисель благодарно кивнула и вернулась назад, на площадку, оставив кряжистого подготовленного мужика утирать со лба выступивший пот. Уже понимая, что сейчас произойдёт, я шагнул следом, также проигнорировав демонов войны. И началась… фильтрация.

Мисель подошла к ближайшему коленопреклонённому. Просканировала сетчатку глаза, взяла пробу генетического материала… И ничего не произошло. Валькирия двинулась к следующему. Та же процедура, и на этот раз по её завершении Миса разразилась целой тирадой:

— Участие в криминальном сообществе. Виновен пред Объединённым Человечеством! — и скупой выстрел в середину лба.

Следующий… Нет, это была не фильтрация. Это был полевой суд. Где главное — установление виновности на месте, и такой же скоротечный приговор. Виновность устанавливалась посредством собранного кошками доказательного материала, подготовленного до горячей фазы операции. Судьёй выступали алгоритмы сличения личности и поступка — выступала электроника. Миссия моей боевой сестры сводилась к роли скорее палача, чем суда даже. Неприятная роль. Незавидная. Напыщенная фраза, которую та произносила, была символом, ритуалом, подтверждением действия по закону — пусть и закону военного времени.

Я проверил на Мисе пелену, она держалась. Не у всех задержанных выдерживали нервы. Один бросился на кошку, с искажённым от ненависти лицом. Та уже было подняла когтистую ладонь, чтобы отмахнуться.

«Убей пистолетом. Не надо когтями», — попросил я в коммуникатор, и девочка, не сказав ни слова, вместо когтей зарядила ему кулаком, а после всадила зеленоватый луч в середину лба, стреляя от бедра. Метиллия не умела промахиваться.

«Тяжело тебе, Кошак? — вновь нашёл меня голос Вик. В нём отчётливо ощущалась усталость, не у нас одних день выдался тяжёлым, и вдвойне отрадно, что наставница нашла время и силы поддержать своего непутёвого ученика. — Это называется „под корень“. Красивое ведь выражение, да? А означает трупы и кровь… Но я тебе не про то хотела сказать. Ты сам-то что обо всём об этом думаешь?»

«Это война. Она не может быть красивой. Историческая правда за Республикой — это для меня единственное основание жать на спусковой крючок».

«Да, война… Я вообще не мастерица шутить, но сейчас попробую сыронизировать. Что такое организованная преступность, если разобраться? Государство установило правила, по которым должны жить люди, в рамках которых они могут конкурировать и добиваться лучшей жизни. Бандит отбрасывает эти правила. Он их даже использует, с некоторой толикой глумливости — как тот же шантаж, вынуждая другого поступать вроде бы по правилам, но посредством запрещённого приёма. Однако бандит не видит другой стороны, или не желает её видеть. Отбросив правила, он сам оказывается вне правил. И тут приходим мы, боевая элита цивилизации. Ах, ты хочешь поиграть без правил? Ну иди сюда, мышка, будем играть! А ведь мы тоже не с потолка свалились. Мы проецируем на бандитов другие правила — правила войны. Они — враги, раз отбросили цивилизованные законы, не хотят жить по ним. По сути, они раньше нас встали на тропу войны, применили к остальным своим соотечественникам эти правила. И в этой игре по правилам войны мы — хищницы куда более опасные. Мы лучше подготовлены. Мы опытней, не одного такого шибко умного сломали. У нас лучшие технические средства. Поэтому мы неизбежно побеждаем, если действовать по правилам войны. И следующий, пожелавший стать на тернистый путь, будет видеть перед собой пример игры без правил. Будет понимать, куда этот путь его в конечном счёте выведет. Вполне возможно, это поможет ему не совершить неправильный выбор. Я гарантирую, что в ближайшие лет десять на Штарне будет тишь да гладь. Даже те, кто выжил в сегодняшней зачистке, станут самыми благонадёжными гражданами из возможных. А потом сменятся поколения, и тут в целом станет вольготней жить. Станет дышаться легче. Люди устремятся не на социальное дно, а к звёздам. И всё это благодаря нашей сегодняшней жертве, в которой мы порой теряем самих себя».

Слова наставницы погрузили меня в бездны раздумий. Я даже отвлёкся от происходящего на площадке, и вернулся в реальность, когда всё уже закончилось. На земле к тому времени осталось лежать почти два десятка тел. Зато почти сорок продолжали стоять на коленях, всё так же не веря своему счастью. Среди задержанных, кстати, оказалось четыре женщины, и одну из них, даже глазом не моргнув, валькирия расстреляла. Трое других до последнего не верили, что останутся живы — после такой-то наглядной демонстрации, что пол для кошки не имеет значения.

Закончив свою воистину каторжную работу, девочка вернулась к охранителю, чтобы вернуть ему пистолет. Тот принял его, но держал так, будто это не бездушный кусок железа, а натуральная гадина, которая вот-вот укусит кормящую руку.

— Отпустите людей по домам. Они невиновны.

— У нас приказ… — попытался пролепетать охранитель.

— Во имя Экспансии! — рыкнула кошка.

Я тоже подошёл к ним. Посмотрел на сомневающегося младшего командора и протянул ему инт.

— Я Полномочный представитель Ордена в стае. Подтверждаю приказ валькирии. Во имя Экспансии! — и уже тише, наклонившись к мужчине почти вплотную. — Командор, там на площадке два десятка трупов. Их никто сейчас не уберёт, другие задачи стоят. Зачем живым такое соседство? Валькирии жестокие, принципиальные, даже в чём-то фанатичные, но они не дуры и не человеконенавистники! Заметь: Миса сейчас думает о людях, ты — о формальном приказе. Но если тебе от этого будет легче, ничего тебе за это не будет. Всё происходящее с гражданами Республики пишется. Наш приказ сейчас весомей любого на этой планете.

У охранителя словно груз с плеч свалился, он коротко кивнул и заговорил по своему коммуникатору. К площадке выдвинулась пара бойцов. В это время дройды, стоявшие до того как воплощение неприступности, мягко осели на землю. Стволы их орудий опустились. Индикаторы боевой готовности погасли. Людей стали выводить попарно, некоторых пришлось силой поднимать с колен. Затем охранители всё же собрали тела и вытащили их за границу охраняемой зоны. Мои слова про живых и мёртвых нашли в их душах отклик. Ведь ночь ещё не закончилась, могут появиться новые выжившие.

Мы дождались, пока площадка опустеет. Мисель дала команду дройдам и отвернулась. Подхватила меня под руку.

«Как же я устала, кот! Меня наверное накажут на базе, но воздействие на имплант я больше не включу».

«Это будет правильно, Миса. Тут всё… серо. Трупы, трупы, и люди как звери. Не место здесь больше любви. Даже такой, как наша».

«А ты поэт! — хмыкнула довольная образным сравнением и похвалой кошка. — Ты, кстати, почему когти не дал использовать?»

«Не знаю. Показалось… Он характер проявил. Пусть умрёт как мужчина, в бою, от выстрела. А когти… они всё же для другого. Сложно сформулировать… С одной стороны, и ему не хочется такой доли, то есть они как-то дюже страшные, а, с другой, и пятнать о бандита их как-то мелко… Не понимаю. Всё сложно. Я запутался».