Спин - Роберт Уилсон

— Солнце тоже нельзя сказать, что совсем уж фальшивое. Мы видим не настоящее солнце, но свет-то идет от настоящего. Гипотетики преобразуют его, длину волны и интенсивность.

— Это я понимаю, но посмотри, как оно идет по небу. Восход, закат. Если это лишь проекция, каким образом ее видно от Канады до Южной Америки? Если барьер «Спина» лишь в каких-то сотнях миль от нас…

Я сказал ей то, что когда-то слышал от Джейсона: фальшивое солнце не проекция, а управляемая копия, проходящая сквозь экран и находящаяся на расстоянии девяноста миллионов миль от Земли.

— Тоже, фокусники…

— Если бы не этот фокус, мы бы все уже давно сгорели. Экология планеты требует двадцатичетырехчасовых суток. Что некоторые виды вымерли из-за отсутствия Луны, ты тоже знаешь? Они питались и размножались по Луне.

— Живем по лжи.

— Ну, можно и так сказать.

— Передо мной ложь, я чувствую ложь и называю ее ложью. Стою с освещенным ложью лицом. Ложь, которая может вызвать вовсе не ложный рак кожи. Но все равно не понимаю. И не поймем, пока не поймем гипотетиков. Если когда-нибудь поймем. В чем я лично глубоко сомневаюсь.

Ложь не поймешь, сказала мне Молли, шагая рядом со мной вдоль деревянных мостков, побелевших от океанской соли. Ложь можно понять, лишь поняв ее подоплеку, ее мотивацию. Она сказала это, глядя на меня в упор, прикрывая глаза низко опущенным козырьком, намекая на что-то, и я не мог понять, на что.

Мы вернулись в мой домик, в ложную, ибо неестественную, устроенную кондиционером прохладу. Что-то почитали, послушали какую-то музыку, но Молли все время неспокойно ерзала, а я все еще не вполне освоился с мыслью о ней, роющейся в моем компьютере. Еще одно непонятное мне событие. Я, кажется, любил Молли. Или убеждал себя в том, что любил. Если же то, что я к ней ощущал, не было любовью, то вполне прилично заменяло любовь.

Непредсказуемость этой женщины меня, однако, тревожила. Такая же искореженная «Спином», как и все мы. Подарок ей купить — проблема. Если ей чего-то хотелось, то я не мог попять, чего именно, если ее не прорывало у витрины магазина. Она многое держала в себе и, как все любители засекречиваться, считала меня точно таким же.

Мы закончили ужин и принялись убирать со стола, когда зазвонил телефон. Молли взяла трубку, пока я вытирал руки.

— Угу… Он здесь, сейчас передам трубку. — Она прикрыла микрофон рукой. — Джейсои. Какой-то странный. Будешь говорить?

— Конечно.

Я взял трубку и замер, глядя на нее. Молли возвела очи к потолку и вышла в кухню, оставив меня одного.

— Джейс? В чем дело?

— Тайлер, ты мне нужен. Срочно.

— Что-то случилось?

— Случилось, черт побери. И ты мне нужен.

— Срочно?

— Я б звонил, если бы не срочно?

— Ты где?

— Дома.

— Ладно, я выезжаю, но как там с движением…

— Давай, давай.

Я сказал Молли, что должен уехать. Она улыбнулась — скорее, ухмыльнулась.

— Что за работа? Срочные роды у начальства?

— Я врач, Молли.

— Врач или собачка Джейсона Лоутона? Что, ты должен приносить ему брошенные палки?

— Извини, я должен ехать, время не ждет. Тебя куда-нибудь подвезти?

— Нет. Я подожду тебя здесь. — Она глядела на меня с вызовом, как будто ожидая моего протеста. Но я не стал возражать. Возражение означало бы, что я ей не доверяю. А я ей доверял. В значительной степени.

— Не знаю, когда вернусь.

— Ничего. Я свернусь калачиком на диване и уставлюсь в телик. Ты не возражаешь?

— Ну, если тебе не будет скучно…

— Обещаю, что мне не будет скучно.

Пo-прежнему необжитая холостяцкая квартира Джейсона от моего дома в двадцати милях по шоссе, и, как нарочно, пришлось объезжать полицейский кордон. Кто-то устроил засаду на инкассаторский фургон, успешно породившую любопытство группы канадских туристов и устроившую затор. Входную дверь дома Джейс открыл мне кнопкой из своей прихожей, а когда я поднял руку, чтобы постучать в квартиру, оттуда донеслось его нервное:

— Не заперто!

Большая передняя комната пребывала все в том же обглоданном состоянии: паркетная пустыня, в которой Джейс устроил свой бедуинский бивуак. Он лежал на диване. Торчавший рядом с диваном торшер бросал на него жесткий безжалостный свет. Лицо бледное, лоб взмок, глаза сверкали.

— Я уж думал, не дождусь. Думал, твоя пастушка не отпустила.

Я рассказал ему о полиции и об объезде и добавил:

— Джейсон, будь добр, отзывайся о Молли уважительнее.

— В смысле, без намеков на ее среднеглубииное происхождение? Понял, исполняю. Простите, дяденька, больше не буду.

— Что с тобой?

— Интересный вопрос. Ответ многовариантный. Гляди.

Он поднялся.

Процесс не радовал. Вставал он, как будто складной плотницкий метр выпрямлялся. Джейс оставался высоким и хорошо сложенным, но физически бесповоротно сдал. Исчезла грациозность движений, руки болтаются, как будто деревянные, прибитые гвоздиками. Ноги, когда он выпрямился, с трудом держали его, тряслись, как ходули под неумелым клоуном-любителем. Моргал он всей физиономией, чуть ли не всем телом.

— Н-ну, полюбуйся. Х-ха-харош, да?

— Сядь, Джейс. Давай, осмотримся. — Я вытащил прибор для измерения давления, обмотал его черной кишкой отощавшую руку Джейсона. Почувствовал, как в неконтролируемой конвульсии дергаются мышцы под кожей.

Давление высокое, пульс учащенный.

— Противосудорожные принимал?

— А как же! Еще бы не принять.

— По графику? Не передозировал? От передозировки больше вреда, чем пользы, Джейс.

Джейс вздохнул — резко, свирепо, с рыком. И сделал нечто неожиданное. Он протянул руку к моей голове, схватил меня за волосы — сжал крепко, до боли — и притянул меня к себе, лицом к лицу, почти до касания. И из его искаженного гримасой рта полился горячечный поток слов:

— Тайлер, брось эту идиотскую врачебную тряхомудию. Мне сейчас не до этого, я не могу этого себе позволить. Извини, но не время соблюдать всякие правила этики-хренетики. Слишком многое поставлено на карту. Утром прилетает И-Ди. Он воображает, что у него в рукаве козырь. Он скорее закроет нас, чем отдаст мне свой сраный трон. Я не могу этого допустить, а глянь на меня, что я смогу в таком состоянии? Может ли такая груда костей совершить нормальное отцеубийство? — Его хватка усилилась, мне стало еще больнее. Сила в его дряблых мышцах еще сохранилась. Но он тут же выпустил мою прическу и другой рукой оттолкнул меня. — Давай, ЧИНИ МЕНЯ! Это, в конце концов, твоя задача.

Я подтянул к себе стул и сел, следя, как он, истощенный вспышкой, уселся на диван, а потом и вовсе по нему распластался. Он исподлобья наблюдал, как я вынул шприц и заполнил его жидкостью из маленького пузырька темного стекла.