Обитель Солнца (СИ) - Московских Наталия

Каким же было его разочарование поутру, когда вместо восхищения он получил затрещину.

— Что ты сделал? — с нажимом переспросил Сезар, наклонившись к мальчику. Глаза его пылали злостью. — Написал список, говоришь? — Голос походил за шипение ядовитой змеи. — И где он?

Мальстен молчал, ненавидя себя за то, что поджатые губы упрямо дрожат от обиды. Участок на затылке, куда пришелся удар Сезара, не болел, но отчего-то хотелось горько разрыдаться, усевшись в угол и подтянув к себе колени. За время строгого обучения у Сезара он старался не позволять себе плакать — ему казалось, это будет не мужественно. Не хотел он делать этого и сейчас, но упрямые слезы были сильнее и жгли глаза.

Сезар глубоко вздохнул и положил руку на плечо мальчика, отчего тот вздрогнул.

— Мальстен, сейчас мне нужно, чтобы ты собрался, — заговорил он непривычно мягко, как будто успокаивал. От этого становилось только хуже. — Где твой список? Где ты его оставил?

Мальчик не мог вымолвить ни слова — рвущиеся наружу рыдания сдавливали ему горло, и он был уверен, что вместо слов может выдать только обиженный крик.

Хочу другого учителя! Этот меня ненавидит! Он плохой! — думал Мальстен, но знал, что никогда не произнесет этого вслух снова. Однажды после того, как Сезар сурово отчитал его, он капризно заявил герцогине Ормонт, что хочет другого учителя. Он помнил, какой ужас отразился в глазах матери и как она отшатнулась от него. Ей было страшно — пусть она не говорила этого, это было видно без слов.

Позже, как выяснилось, она поговорила с Сезаром, а тот снова отчитал Мальстена.

— Ты хоть понимаешь, как много сил твоя матушка положила на то, чтобы найти меня? Найти того, кто сможет тебя обучить? Ты хочешь, чтобы у нее были неприятности из-за тебя? А сам хочешь попасться Культу?

Мальстена напугали вопросы Сезара. Он ничего такого не хотел, поэтому понял, что, как бы учитель в будущем ни обижал его, он не станет жаловаться — никому, никогда. Следовать своему решению было непросто, но юный герцог заставил себя это сделать, боясь за матушку и за себя самого. А еще он решил, что будет стойко выносить обучение Сезара, чтобы когда-нибудь он признал в нем равного себе. В конце концов, они оба были данталли.

Но сейчас, стоя перед учителем с мокрыми от подступающих слез глазами, Мальстен чувствовал себя маленьким и беззащитным, а идея когда-то сделаться равным непримиримому, строгому Сезару казалась ему лишенной всякого смысла.

— Где твой список? — снова повторил Сезар. — Я жду.

— В… в комнате, — с трудом выдавил мальчик.

— Немедленно неси его сюда.

Мальстен мчался в комнату, как будто за ним гналась целая армия, и слезы ручьями бежали по щекам. Он был благодарен хотя бы за то, что Сезар этих слез не видит. Оказавшись в комнате, Мальстен позволил себе на несколько минут рухнуть лицом в подушку и приглушенно зарыдал в нее, давясь собственной обидой и сжимаясь от нестерпимого одиночества.

Затем он вынужден был быстро встать, забрать список и принести его Сезару, надеясь лишь на то, что на лице не осталось следов от слез. Впрочем, если Сезар их и заметил, то не подал вида.

Старательный список Мальстена в тот же день был сожжен. Сезар не поскупился на обстоятельные объяснения: сказал, что такие заметки оставлять нельзя, потому что кто-то случайный может их прочесть, а дальше — все по старой схеме: выдача Культу, поимка и смерть на костре…

Мальстен думал, что дальше Сезар милостиво отменит тренировку, но он даже не подумал этого сделать. Он повлек мальчика за собой ближе к холму, у которого играли крестьянские дети и кивнул.

— Что ж, вперед. Показывай, чему научился.

Возможно, если б недавние слезы так не опустошили мальчика, он улыбнулся бы, почувствовав выгодность своего местоположения: дети не видели его отсюда, зато он прекрасно видел их и мог поупражняться в контроле, но сейчас Мальстену не хотелось улыбаться. Лицо не выражало ничего.

Ничего не показывать.

Узнать, никто ли не смотрит.

Не делать жестов. Действовать осторожно.

Нет ли поблизости животных, которые могут забеспокоиться из-за меня?..

Из ладони Мальстена вырвалось несколько черных нитей и соединилось с крестьянскими детьми.

— Только не вздумай тянуть. Они не должны понимать, что ты управляешь.

Это Мальстен помнил. Он остался невозмутимым и осторожно начал корректировать движения крестьянских мальчишек. Кого-то заставлял бежать быстрее, кого-то замедлял, страховал их от того, чтобы они упали, вовремя помогая им находить равновесие. В своем воображении Мальстен позволял себе представить, что веселится там, с ними. Он не мог позволить себе эти игры — стоило один раз ушибиться и получить небольшую ранку, и секрет его синей крови был бы раскрыт, поэтому друзей у него не было, и он сомневался, что когда-нибудь появятся. Но если хотя бы представить себя среди них? Хоть на несколько минут вообразить, что они смеются вместе с ним, зовут его, выкрикивают его имя, скучают по нему, ждут его… Может быть, тогда одиночество отступит? Хоть на несколько минут…

Сезар наблюдал за учеником около получаса, все это время стоя недвижимо, словно статуя, со сложенными на груди руками. Затем он кивнул и сказал:

— Достаточно.

Мальстен послушно отпустил нити. Он знал, что это нужно исполнять тотчас же, иначе Сезар мог перерубить их своими, и тогда боль будет резче и сильнее. Но хуже нее будут следующие несколько дней, в течение которых презрение не сойдет с лица учителя. Видя страх перед расплатой, Сезар становился безжалостнее обычного, хотя поначалу Мальстену было сложно даже вообразить себе более строгую его ипостась.

Крестьянские мальчишки ничего не заметили. Они не знали, что их кто-то контролировал. Не знали, что незримо с ними играл еще один мальчик, которого никто никогда не звал.

Прошло несколько мгновений, и Мальстен ахнул, ноги его подкосились от нестерпимой боли. Слезы снова обожгли глаза, из груди вырвался задушенный крик. Все тело горело огнем.

Мама, за что со мной так? — хотелось в отчаянии крикнуть ему, но он не мог этого спросить. Других мальчишек, если они болели или падали и получали травмы, часто успокаивали матери, его — никогда. Это было… нечестно.

Боль и обида обрушились на него, и Мальстен громко застонал, опустив голову.

Грозная рука Сезара схватила его за ворот зеленой сорочки и почти что рванула от земли. Боль от необходимости двигаться была ужасна, и мальчик протестующе замычал. Сезар поставил его у дерева, выбив из него еще один вскрик, после которого зажал ему рот второй рукой.

— Хватит скулить! — прошипел он.

Мальстен побоялся, что сейчас упадет в обморок. Он хотел сказать об этом учителю и поднял на него глаза, но слова потонули в горле, когда он увидел, с каким горящим презрением Сезар смотрит на него. Казалось, даже на червей, вылезающих из-под земли после дождя, он смотрит с большим уважением.

— Я… — начал было Мальстен, но прервался из-за волны боли, накрывшей тело.

— Держи себя в руках. Терпи, — строго произнес Сезар. Так было всегда в моменты расплаты. Ни издевательств, ни придирок, лишь сухая холодная безжалостность. — Ты данталли. Значит должен терпеть…

— Но я… мне больно, — сказав это, Мальстен вдруг почувствовал, что дрожит. С каких пор ему даже признаться в этом стало стыдно?

Сезар презрительно фыркнул, а еще сильнее скривился, когда у ученика вновь не осталось сил стоять прямо, и он съехал по дереву, сумев не закричать, но страдальчески сморщившись.

— Если ты будешь стонать, как раненый, какой толк от того, что ты умеешь? — сухо бросил он. Не услышав от ученика никакой реакции, он наклонился к нему ближе и снова схватил за ворот сорочки. — Тебя убьют, бездарь, слышишь меня? Вычислят и убьют! Вставай!

Не дожидаясь согласия от ученика, Сезар Линьи грубо дернул его за ворот вверх и заставил встать, надорвав сорочку.

— Как только придешь в себя, повторим.

***

Грат, Малагория.