Черные кабинеты. История российской перлюстрации, XVIII — начало XX века - Измозик Владлен Семенович

Почти через год, 4 января 1906 года, последовал официальный рапорт В.В. Сабанина по тому же адресу. Старший чиновник докладывал, что

[С] 5/18 мая 1905 г. прекратилась доставка телеграфной переписки между великобританским послом в Константинополе и Лондонским кабинетом… Отсутствие этого материала значительно затруднило разбор английских ключей. МИД Великобритании ныне [использует] систему введения новых ключей по сериям. Сила сопротивления каждого из этих ключей в отдельности постепенно увеличивается… Возможно полное прекращение разбора английских ключей. <…> утратили доставлявшуюся из Одессы телеграфную переписку [между] английской миссией в Тегеране и лондонским кабинетом, между индийским вице-королем и статс-секретарем по делам Индии.

В результате 18 января 1906 года в Главное управление почт и телеграфов было направлено письмо с просьбой о присылке копий телеграфных сообщений, проходящих через Одессу[782].

Судя по донесениям старшего чиновника А.А. Долматова, к 1908 году удалось справиться с английским шифром дипломатической переписки Лондона с Константинополем и Тегераном. Заслуга в этом принадлежала прежде всего К.В. Циглеру. В течение 1908 года было расшифровано 180 телеграмм, включавших переписку между Э. Греем (министр иностранных дел Великобритании), О’Конором (статс-секретарь английского МИДа) и английскими послами в Турции и Персии[783].

Та же самая проблема — большого количества телеграмм для расшифровки, только уже относительно турецкого и японского шифров, обсуждалась в 1911 году. Русский посол в Турции Н.В. Чарыков 29 марта сообщил товарищу министра А.А. Нератову о возможности получения в Стамбуле некоторых подлинных шифрованных телеграмм военного министра и великого визиря. К донесению он приложил четыре телеграммы на турецком языке, прося в случае расшифровки сообщить об их содержании, «чтобы судить о политическом значении нового источника». Через несколько дней от него поступило еще пять телеграмм. А.А. Долматов 8 апреля информировал Нератова, что присланные четыре телеграммы набраны различными ключами, «по‐видимому по системе прежних известных нам ключей, но требуется много материала».

Относительно японских телеграмм Долматов докладывал о расшифровке содержания «насколько это возможно, ввиду того, что при новизне шифра специальные вопросы не поддаются пока расшифрованию». В результате из МИДа было направлено отношение начальнику Управления городских телеграфов в Санкт-Петербурге А.И. Коузову с указанием, что доставляемые Долматову копии шифрованных телеграмм иностранных государств нередко содержат большое количество ошибок. Особые претензии предъявлялись 28‐му отделению связи, сотрудники которого часто пропускали телеграммы без снятия копий и допускали много ошибок. В ответ руководство телеграфа сообщило, что дано распоряжение «об аккуратном и правильном доставлении шифрованных телеграмм старшему чиновнику Долматову». Одновременно было указано, что телеграммы японского посла в России идут в Токио через Иркутск и Владивосток[784].

В целом же, судя по отчету А.А. Долматова за 1912 год, на расшифровку иностранных дипломатических ключей требовалось примерно от полугода до двух с половиной лет. Были, конечно, и исключения. Например, французский ключ номер 205 находился в употреблении с 16 декабря 1909 года, но к 1913 году еще не был раскрыт российскими дешифровщиками[785].

В такой ситуации особое значение имел, безусловно, подбор кадров. Число дешифровщиков было, как отмечалось выше, весьма невелико. Они должны были обладать уникальными дарованиями, иметь способность многие часы напряженно работать и уметь хранить доверенные им тайны. Например, летом 1891 года готовилось важное соглашение между Россией и Францией. Оно означало резкий поворот во внешней политике России от многолетней ориентации на союз с Германией и стало первым шагом на пути к созданию Антанты. Секретность данного маневра была настолько высока, что Александр III просил министра Н.К. Гирса скрыть информацию о будущем соглашении даже от товарища министра Н.П. Шишкина, управлявшего министерством в отсутствие самого министра. Государь также приказал, чтобы «только один старший перлюстратор г. [К.А.] Битепаж был допущен к расшифровке французских телеграмм, касающихся этих переговоров»[786].

Руководитель дешифровального отделения до ноября 1888 года тайный советник Л.П Иессен, занимавшийся этой работой с 1863 года, писал в январе 1883‐го, что обязательной чертой криптографа является «в эпохи критические… непрестанная напряженность всех умственных сил и способностей, усидчивость вполне антигигиеническая, денно и нощно». И далее вспоминал эпизод из собственной биографии в период франко-прусской войны 1870 года, когда он «с Иванова дня [24 июня] по ноябрь месяц работал… без исключения одного дня, по 14 часов в сутки», что «не преминуло ускорить во мне проявление признаков поколебленного здоровья»[787]. Аналогичную мысль — что «о пользе, приносимой нашим делом, надо судить… по годам критическим, как минувший отчетный год [1912] … или как 1908/09» — высказывал в отчете за 1912 год старший чиновник А.А. Долматов[788].

Поэтому каждый принимаемый на службу давал особую подписку:

…я, нижеподписавшийся, по случаю допущения моего к занятиям по Цифирной экспедиции Министерства иностранных дел, дал сию подписку в том, что я сим торжественно обязуюсь предмет занятий оной экспедиции никогда никому не разглашать, и всякие вверенные мне начальством сведения, почитая их за Государственные тайны, крепко хранить, и вся строгость законов да падет на меня как на Государственного изменника, если я обещание сие нарушу[789].

Этот текст впоследствии, видимо в первое десятилетие XX века, был несколько изменен, но суть его осталась прежней[790].

Такая работа требовала, безусловно, видимых материальных льгот. В Положении о цифирной части от 30 апреля 1838 года вторая экспедиция имела преимущества, так как служба в ней «сопряжена с большею трудностью». Если оклады жалованья чиновникам первой экспедиции составляли 2 тыс. руб. в год, то чиновникам второй экспедиции — 2500 руб. в год; помощникам управляющих первой экспедицией — 3 тыс. руб., а помощникам управляющих второй экспедицией — 5 тыс. руб. Было постановлено обеспечить чиновников казенными квартирами, хотя в действительности, кроме управляющих экспедициями и их помощников, никто квартир не получал.

Новое Положение было утверждено 21 апреля 1862 года, но по докладу А.М. Горчакова от 4 ноября 1867 года в него были внесены дополнения и изменения. Обязанностью старшего и младшего чиновников при канцелярии МИДа, руководивших вторым отделением, являлся «разбор депеш и других бумаг, писаных секретным ключом, открытие которого составляет главнейшую их задачу». Людям, занимавшим эти должности, следовало быть специалистами в данном вопросе. Положение подчеркивало, что, поскольку «работа эта требует совершенно особых способностей, <…> никто не может быть окончательно утвержден в должности старшего и младшего чиновников… не доказав положительно своих способностей к этого рода занятиям… открытием лично полного иностранного ключа»[791].

В материальном отношении за каждые пять лет службы им полагалась прибавка 100 руб. в год до истечения двадцати лет. За каждые последующие пять лет службы выдавался единовременно годовой оклад жалованья с прибавками. За каждый вновь открытый ключ иностранной державы чиновник получал вознаграждение, определяемое Цифирным комитетом. Должность старшего чиновника была отнесена ко второму разряду Пенсионного устава: за тридцать пять лет службы — 857 руб. 70 коп. в год, за двадцать пять — 571 руб. 80 коп. Должность младшего чиновника (помощника старшего) была отнесена к третьему разряду первой степени: за тридцать пять лет службы — 571 руб. 80 коп. в год, за двадцать пять — 381 руб. 20 коп. Должность младшего чиновника второй степени — к третьему разряду второй степени: за тридцать пять лет службы — 428 руб. 85 коп. в год, за двадцать пять — 285 руб. 90 коп. Тем же, кто прослужил в этих должностях более двадцати лет, в пенсию включалось все получаемое ими содержание с пятилетними прибавками. Если они занимали эти должности менее двадцати лет, то каждые четыре года в должностях старшего и младшего чиновников засчитывались за семь лет общей гражданской службы и усилением пенсии заслуженными пятилетними прибавками.