Коррекция (СИ) - Геннадий Ищенко

За пару часов работы черновик пояснительной записки был готов. Алексей потратил еще минут двадцать, переписывая ее начисто, потом вложил в заранее купленный конверт, заклеил и подписал адресат. Конверт был вручен на следующее утро Вехлину, который приехал в одиннадцать и привез Лиде кобуру.

— Передам, — сказал Сергей о конверте. — Держите свое удостоверение. Чем сегодня думаете заниматься? Машина нужна?

— Черт его знает, — сказал Алексей. — Задание я выполнил, а другой работы пока нет. И жена не будет весь день стоять за мольбертом. Достали бы вы, что ли, хоть билеты в какой‑нибудь театр? А то мы уже два года трудимся, как заведенные, и ни разу никуда не выбрались.

— Впечатляет! — сказал Вознесенский. — Я прочел все четыре книги. Первая читается легче других. Почти все понятно, и в пояснения лазить не нужно. Если правда то, что в ней написано, мы с тобой им действительно обязаны жизнью, да и все остальные пострадали бы из‑за этой сволочи. Ты знаешь, я Лаврентия недолюбливал, хоть он мне помог подняться. Но после прочитанного на многое начинаешь смотреть другими глазами. Без чистки руководства все так и закончилось бы, как описано в твоих книгах. И Сталин Берию только поддерживал, всю грязную работу он проделал сам.

— Убедился?

— На липу не похоже. Уйма фотографий, которые пуп надорвешь подделывать, да и фантазии на написанное ни у кого не хватит. А если еще работала их связь… Все это слишком сложно для чьей‑то игры. И потом у него ведь не только эти книги были, ученые от них тоже немало получили.

— Была еще одна книга, которую я тебе пока не давал.

— И в чем причина?

— Понимаешь, первые четыре книги, несмотря на изменения в истории, содержат много полезного. Полезного для нас с тобой и для тех, кто будет на нашем месте в этом столетии. А вот последняя не дает в этом плане никаких преимуществ, но позволит нашим потомкам собрать все человечество в одном государстве. Точнее, его остатки. Через сто лет разразится страшная катастрофа, после которой уцелеет только каждый десятый житель Земли. Если к ней как следует подготовиться, можно сохранить свое население и получить для него почти пустой от людей мир. Так вот истинная цель Самохина и того, кто его послал, как раз и состоит в том, чтобы сделать нас инструментом объединения и основой нового человечества. Не дать развалить СССР, сделать его сильнее других и подготовить к катастрофе. Стоит об этом узнать другим, и в следующем веке разгорится такая битва за ресурсы, что выживших не будет совсем. Дело в том, что Соединенные Штаты должны погибнуть. Погибнет почти четыреста миллионов американцев, а их территория станет непригодна для проживания. А мир в то время будет уже достаточно плотно заселен. Исключением будет только наша страна. Догадываешься, к чему это приведет?

— И кто же это послал Самохина?

— Он считает, что это некто вроде бога.

— Ты что, серьезно? Он, часом, не свихнулся от всех передряг?

— Исключительно здравомыслящий молодой человек. Действительно молодой, больше восемнадцати не дашь, хотя здоровый, как лось. И похоже, что они с женой такими молодыми и останутся. Самохин считает, что это не подарок, а средство дожить до катастрофы и сделать все, что от них требуется. А мы с тобой убедимся, прав он или нет. Нужно только подождать лет пять и посмотреть на их внешний вид. Он мне много чего говорил, пересказывать не буду, пущу запись, а ты послушай.

Он включил воспроизведение и они оба минут двадцать слушали записанный разговор.

— Возьми пятую книгу, — сказал Кузнецов, передавая Вознесенскому тонкую сшивку фотографий. — А это рассуждения Самохина по поводу нового комитета. Почитай, я думаю, его создание будет нелишним. Самохину его, конечно, не доверим, но поручить ему отдел можно. Пусть работает на будущее. И эти… микрофиши отдам ему на сохранение. В том, что он говорит, есть резон. Почитай, обдумай, потом обсудим. И нужно еще очертить круг работников, которых полезно будет частично посвятить в историю с книгами. Конечно, ни о Самохиных, ни о пятой книге никто ничего знать не должен. Если создадим комитет, в курсе будет только его руководитель.

— Ты с этим Алексеем уже несколько раз общался. Как он тебе? — с интересом спросил Вознесенский, укладывая все в портфель.

— С ним интересно, — задумчиво сказал Кузнецов. — Одно дело читать краткие выжимки, изложенные в виде книг, другое — говорить с тем, кто жил в те времена, которые в них описаны. Он очень много знает, а кое‑что испытал на собственной шкуре. Если не давить авторитетом, он говорит то, что думает, и неплохо аргументирует свое мнение. Так он категорически против того, чтобы экономическая выгода приносилась в жертву политическим интересам. В отдельных случаях и очень ненадолго друзьям можно пойти на уступки, но это не должно становиться системой. Помогать нужно, но нужно брать за свою помощь достойную цену. Друзья, которых нужно подкармливать, для него ничем не лучше врагов. И в книгах мы с тобой прочитали, чем оборачивается такая дружба. Он настаивает, что все ресурсы государства должны быть направлены на внутренние нужды. Если мы станем сильнее других, если наш народ будет жить лучше остальных, то никакой пропаганды коммунизма не потребуется. Я с ним не во всем согласен, но кое в чем он меня убедил.

— И в чем же? — спросил Вознесенский.

— Помнишь, была дискуссия о возможной продаже технологии новых реакторов? Не сейчас, а лет через двадцать. Мы, мол, себе обеспечим первенство, а потом еще подработаем на патентах. Иначе они все равно до всего дойдут сами.

— Помню, конечно. Я тогда сказал, что это несвоевременный разговор. Пройдут эти двадцать лет, тогда будет видно.

— Он утверждает, что подобное было бы большой ошибкой. Весь цикл производства и сборки реакторов хорошо прикрыт, поэтому что‑то узнать очень сложно. То же связано и с накопителями. И там все гораздо сложнее. Реакторы и накопители очень скоро позволят неузнаваемо изменить армию, транспорт, производство, в том числе и сельскохозяйственное, и быт населения. Никакая газификация, например, не будет нужна. Протянуть линию электропередачи, это не тянуть газопровод с его подстанциями. А вот нашим друзьям и на Запад газ поставлять нужно. Это и источник валютных поступлений и политический рычаг. Ну об этом тоже читали. Если отдать наши секреты, этот газ никому не будет нужен. И отношение к нам будет соответствующее. Хотя сейчас, когда мы вырвемся вперед, недовольства будет много.

— Плевать! — сказал Вознесенский. — Танк на накопителях идет до тысячи километров. Не нужны заправщики и привязка к базам снабжения. У них же не только двигатели электрические, уже есть наработки по электромагнитной пушке и боевым лазерам. И попробуй его поджечь! Конечно, если повредить накопители, от танка мало что останется, но они так прикрыты, что сделать это очень сложно. И такой выигрыш почти во всем. Есть сложности в переводе на электричество реактивной авиации, но конструкторы утверждают, что это дело времени. А после армии возьмемся за гражданский транспорт. Электромобиль меньше обычного авто, гораздо дешевле и не отравляет воздух. Делиться этим с кем‑то? Спасибо, я читал, как все вооружения, которыми мы снабжали союзников, потом использовались НАТО. Нам хоть кто‑нибудь что‑то дал, чем‑нибудь поделился? Сами копировали с их образцов. Так что Самохин прав: будем сильными, и ни одна собака не гавкнет. Американцев не больно‑то кусали, а у наших все пятки были обгрызены, хотя мы давали для этого гораздо меньше поводов. Нам бы только быстрее восстановить экономику, тогда мы очень многих сможем удивить.

— Можешь меня поздравить, — сказал Алексей, не дожидаясь вопроса жены. — Теперь я начальник Управления продовольственных резервов и один из четырех замов нашего министра.

— Все‑таки министерство, не комитет? — спросила Лида. — И чем ты будешь официально заниматься?

— Решили, что лучше создать министерство. А заниматься буду продовольствием. Нужно создать продовольственные резервы на случай стихийных бедствий и ядерных войн. А если таких войн не случится, съедят в следующем веке. В мое время такие резервы тоже были, правда, не в тех объемах, в каких нужно нам. Хранили продовольствие, а когда хранить было уже нельзя, пускали в продажу, заменяя свежим. Нас такая система не устраивает — слишком много мороки, а с нашими будущими объемами это вообще нереально.

— Ты же сам говорил, что заниматься продовольствием еще рано.

— Им рано заниматься для катастрофы после взрыва. Мы с тобой сильно поменяли всю историю. У нас атомных войн не было, сейчас я их возможности не исключаю. И стихийные бедствия никуда не денутся, например, засуха в семьдесят втором. Так что продовольствие будем по мере возможности собирать. В первую очередь — это зерно. Но будем работать и на перспективу. Нужно озадачить ученых вопросом длительного хранения продуктов в условиях вечной мерзлоты. С зерном больших проблем нет, а вот мясо, рыба и жиры… Я этим никогда не занимался и не специалист, но уверен, что проблем будет много. Положи в морозилку холодильника кусок мяса или рыбы, а потом попробуй из него что‑нибудь приготовить через несколько лет. Съешь, конечно, если не будет ничего другого, но в морозилке больше десяти градусов и мясо не хранится пятьдесят лет. В вечной мерзлоте, насколько я помню, не такие уж низкие температуры. Просто так мясо не положишь, оно успеет подпортиться раньше, чем полностью промерзнет. Даже если закладывать уже замороженное, с ним перед этим нужно что‑то делать. Вот пусть ученые и подумают, что именно. И с самой мерзлотой нужно разобраться и найти подходящие места, близкие к транспортным магистралям. Промышленным выращиванием грибов в пещерах можно будет заняться уже лет через пятнадцать. Подвести электричество, и вперед!