Норки! - Питер Чиппендейл

Ничего удивительного, что из всех времен года лесные жители больше всего любили именно весну. Несчастья и лишения Больших Холодов остались позади и напрочь забыты; земля и воздух хорошо прогрелись, а пришедшие в движение жизненные соки побуждали животных, птиц и насекомых срочно строить дома и обзаводиться потомством.

Однако в эту весну угрюмая тень страха и исходившей от норок угрозы омрачала настроение. Даже весенний запев скворцов и жаворонков звучал как-то неуверенно, приглушенно, словно исполнители отдавали последний долг своим многочисленным сородичам, которым уже никогда не вить гнезд, не перепархивать беззаботно с ветки на ветку и не будить лес утренним щебетом. Птицы, да и звери тоже,— все чувствовали, что праздновать особенно нечего.

А Большие Холода в этом году выдались особенно суровыми. Морозам сопутствовал пронизывающий ветер. Он свистел и стонал среди голых ветвей, а выпавший снег не только заглушил звуки обычной лесной жизни, но и укрыл землю плотным белым покрывалом, которое продержалось больше полумесяца, и все это время лесные обитатели жили впроголодь. Те, кто привык искать пищу в земле, напрасно скреб лапами твердую как камень почву, в то время как существа, питающиеся семенами и растениями, забирались все дальше и дальше в поля в отчаянной надежде выкопать из-под снега пучок прошлогодней жесткой травы. Эти дальние походы были тем более опасны, что на открытой местности изголодавшиеся птицы и грызуны становились легкой добычей хищников, которые тоже не процветали. Словом, это был один из тех нелегких периодов, когда смерть от холода или от голода оставалась каждодневной реальностью. Но не успели лесные жители, сумевшие уцелеть в этих нелегких условиях, вздохнуть свободно, как в лес прибыли норки, превратив их жизнь в ночной — или дневной, в зависимости от того, какого образа жизни придерживалось то или иное живое существо,— кошмар.

— Я намерен созвать самое представительное собрание, какое только удастся, — с вызовом заявил Большая Задница, потирая передней лапой белое пятно на лбу.

— Зачем? Чего ты хочешь добиться? — проклекотал Филин раздраженно.

Он знал, что неугомонные лесные трепачи продолжают тайком устраивать небольшие собрания и митинги, но все это были неофициальные мероприятия, проводившиеся к тому же в глубоком подполье. В глубине души он считал это единственным положительным следствием вторжения норок.

— О том, чтобы чего-нибудь добиться, нет и речи! — с горячностью возразил ему кролик. — И никаких личных целей я тоже не преследую,— добавил он на всякий случай, заметив в глазах Филина сомне-

ние. — Неужели ты не понимаешь, что мы не имеем права просто так взять и отказаться от наших демократических завоеваний? От сложившейся процедурной практики и устоявшегося протокола? Ведь если мы прекратим проводить собрания, это будет означать, что мы запуганы норками, что мы сдаемся! Или у тебя есть лучшие предложения?

— Всякое собрание, — счел необходимым указать Филин, — сопряжено с огромным риском. Где ты предлагаешь его устроить?

— А хотя бы и здесь… — Лопух с одобрением оглядел рощицу на холме. — Ты выбрал прекрасное место, Филли. Этот холм достаточно далеко от леса, а деревья, и особенно яма, скроют нас всех от постороннего глаза. Гляди, здесь даже Пень есть!

Он с довольным видом указал на расщепленный ствол упавшего дерева, валявшийся посреди ямы, и Филин почувствовал себя польщенным.

— Ты, наверное, захочешь, чтобы я снова стал Исполнительным Председателем? — скромно спросил он. Впрочем, не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы угадать ответ.

— Конечно! — воодушевился Лопух. — Даже больше того: я хотел бы, чтобы ты уговорил прийти твоих знакомых хищников, всех насекомоядных и всеядных тоже. Им пора понять, что опасность грозит нам всем.

— Я сам так думаю, — согласился Филин, гадая, скольких ему удастся уговорить.

Потом Лопух как-то осунулся и обмяк, и Филин подумал, что он, наверное, ужасно устал. Кролик выглядел еще более грустным и старым, чем в прошлый раз. Как будто вся ответственность за судьбу леса лежала персонально на нем.

— Не переживай ты так, — по-дружески грубовато сказал Филин. — Что-нибудь обязательно подвернется.

— Может быть, — согласился Лопух. — Но я лично в этом сомневаюсь.

С этими словами он развернулся и, поморщившись от боли в плече, тяжело поскакал прочь.

Филин проводил его взглядом и подумал, что ему ничего не остается, кроме как согласиться с Большой Задницей. Никакого выхода он не видел.

— По крайней мере это начало, Рака! — умоляющим голосом сказал Филин.

— Скорее конец, — с отвращением каркнула Рака. — Где это видано, чтобы от кроликов была какая-нибудь польза?

Филин только вздохнул. Ответить на этот вопрос было нелегко.

— Как бы там ни было, кроме собрания Сопричастных Попечителей, лесу не на что рассчитывать. К тому же, согласись, чем больше не-Попечителей явится на это заседание, тем больше шансов, что из этого что-нибудь выйдет.

— Выйдет что? — раздраженно переспросила Рака.

— Я пока не знаю,— вынужден был признать Филин.

По правде говоря, Филину уже надоели безрезультатные попытки убедить знакомых хищников в необходимости совместных действий. Совсем недавно он навестил Оруэллу, но разговор с выдрой только усугубил его отчаяние.

— Лично для меня этой проблемы больше не существует, — без обиняков заявила выдра. — Я держусь подальше от них, а они стараются не попадаться на моем пути. Боюсь, что вам, лесным жителям, придется тонуть или выплывать самим, без меня.

После этого удручающего разговора Филин решил попробовать другие аргументы. Хищники, решил он, даже не принимая участия в собрании Сопричастных Попечителей как таковом, должны были прийти, чтобы обеспечить охрану рощи на случай, если норки нападут. Однако даже такое предложение не вызвало никакого энтузиазма у тех, к кому он обращался.

— Я прекрасно понимаю, что кое-кто достаточно иронично относится ко мне, — пожаловался Филин Раке. — Наверное, это справедливо. Но пойми, мне уда-

лось понять то, чего они пока не уразумели. Увы, мои друзья-хищники превратились в замшелых эгоистов.

— На твоем месте я бы не волновалась, — ухмыльнулась Рака, — не такие уж они замшелые, просто ты когда-то им досадил, и теперь они платят тебе той же монетой. Но не сомневайся, на собрание они придут. Я, во всяком случае, обязательно буду там.

Едва Филин опустился на ветку ильма, которой предстояло сегодня послужить в качестве нового насеста для Постоянного Исполнительного Председателя, он сразу увидел, что Рака была права. Все его старые приятели по Обществу Памяти Полевой Мыши были налицо. Устроившийся по своему обыкновению на галерке Борис громко и возмущенно фыркал, в подлеске мелькал рыжий мех неуловимого Фредди, и даже канюки, наотрез отказавшиеся спуститься с небес на землю, исполнили свое обещание и парили высоко в небе, наблюдая за окрестностями. Их крылатые тени время от времени стремительно скользили по поляне, нервируя многочисленных полевок, мышей и землероек, так и норовивших укрыться под листиком или зарыться в землю.

Сопричастные Попечители явно соскучились по полноценным собраниям и митингам. Филин, утвердившийся на своей председательской ветке, даже испугался, как бы существовавшие в прошлом фракции не воспользовались случаем, чтобы снова сцепиться из-за пустяков. К счастью, в новой обстановке все разговоры о «Слизнях за Прогресс», «Правящем Большинстве Муравьиных Куч» потеряли свое значение. Даже Кувшинка воздерживалась от выступлений в пользу Фронта Освобождения Червей, и Филин с горечью подумал, что впервые, когда у этих несчастных трепачей появилась серьезная тема для обсуждения, они сидят как воды в рот набравши.

Но он ошибся. После нескольких плаксивых жалоб и публичного ломания лап по поводу поразившего лес несчастья на импровизированный Пень вспорхнула серая завирушка.

—– Я предлагаю направить норкам петицию! — проверещала она тоненько.

Услышав это, Филин едва не застонал в голос. В прошлом петиции принимали буквально на каждом собрании. Сопричастные Попечители протестовали против того, возражали против сего, требовали что-то запретить и выражали свою озабоченность в связи с тем-то и тем-то. Все эти пламенные воззвания и призывы, как правило, благополучно игнорировались теми, кому они были адресованы. Та же судьба была уготована и любимым детищам Лопуха — Уложению и Биллю о Правах, которые, как недавно открылось, были формально приняты на крошечном собрании, где присутствовало всего несколько кроликов.

— Преступления, совершенные норками в лесу, слишком многочисленны, чтобы их перечислять, — продолжала вещать завирушка. — Они нарушили все мыслимые морально-этические нормы и законы, которых придерживаемся и за которые последовательно выступаем мы, Сопричастные Попечители. И все же, будучи птицами в высшей степени приверженными здравому смыслу и принципам доброй воли, мы уверены: стоит только разъяснить норкам наши взгляды, как чувство порядочности заставит их либо признать свои ошибки и изменить свое поведение, либо навсегда покинуть наш лес. Мы, завирушки, организовали рабочую группу по подготовке текста обращения к норкам. Отдавая себе отчет в том, что ситуация требует проявить твердость, мы тем не менее предлагаем быть с норками предельно любезными; по нашему глубокому убеждению, это не может повредить проводимому нами политическому курсу.