Сделка с вечностью (СИ) - Алекс Хай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаю. Истерд всегда будет для местных символом войны и потерь. Грегора они простят. Со временем забудутся многие его деяния. Но Истерд такой чести не удостоится. — Рейнхильда натянула одеяло до подмышек и приподнялась в постели. Угли в камине почти угасли. — Холодает. Зачем ты жалеешь дрова?
Альдор пожал плечами.
— Мне много не нужно, а тебя я сегодня не ждал.
— Теперь я буду приходить чаще. Нашла лазейку.
— Слишком опасно. Мы оба рискуем. Ты не должна приходить ко мне сюда. Весь замок напичкан гацонцами.
Альдор натянул сорочку, сунул ноги в туфли и все же занялся камином. Рейнхильда была права: по старой монастырской привычке он берег дрова, и его покои всегда быстро выстывали.
— Когда же нам видеться? — Королева выбралась из-под одеяла и принялась одеваться.
— Могу организовать прекрасную охоту для Умбердо. Наши леса ему понравятся.
— Он возьмет меня с собой. И тебя. Ты нравишься ему, Альдор. Не знаю, почему. Но Умбердо очень тепло о тебе отзывается.
— В лесу проще ненадолго потеряться. Нам много времени не нужно, — отозвался эрцканцлер. — Но…
Рейнхильда пристально взглянула на Граувера. Он понял, что не смог скрыть от нее мыслей.
— Ты не хочешь этого. — Она поочередно указала пальцем на себя и на него. — Не хочешь продолжать, ведь так?
— Хочу. Но не считаю это правильным. Ты получила от меня все, что хотела. Пора остановиться, пока беспечность не погубила нас обоих.
— Прямо сейчас Умбердо лапает за задницу какого-нибудь миленького пажа. — Рейнхильда начинала злиться, и Альдор ее не винил. — Почему ему можно, а мне — нет?
— Потому что ты королева. Образец благочестия и милосердия. Потому что за Умбердо богатейшая страна, а Хайлигланд — нищий. Потому что Умбердо останется Умбердо Гацонским и без жены. Но кем станем мы с тобой без него?
Рейнхильда завязала тесемки на ночной рубашке и запахнула халат.
— Ты сам сказал: за мной Хайлигланд, — сказала она. — И я все еще нужна ему.
— Не настолько, как ты думаешь. От Истерд он избавится. Может избавиться и от тебя, особенно если дитя вырастет крепким и здоровым. Не раздражай Умбердо, любовь моя. Ты зависишь от него куда сильнее, чем думаешь. Пожелай он от тебя избавиться, народ Эллисдора тебя не спасет. И я не спасу. Я тоже интересен ему лишь до той поры, пока делаю то, чего он хочет.
— Значит, ты снова играешь в благородство?
Огонь разгорелся, от камина повеяло жаром, и комната осветилась желтыми всполохами. Глаза Рейнхильды горели гневом, но Граувер стоял на своем.
— Я спасаю тебе жизнь, — ответил он. — Я уже потерял Грегора. Не прощу себе, если потеряю и тебя.
— Значит, больше ты мне не рад?
— Я всегда рад тебе, но отныне тайных встреч не будет. По крайней мере пока мы не разберемся с политикой.
— И что же мне делать?
— Стань лучшей правительницей Хайлигланда за всю его историю. Заставь людей обожать себя. И вырасти нашего ребенка достойным человеком. — Альдор отвернулся, чтобы положить кочергу. — Я всегда буду за тебя. Но не всегда смогу быть рядом.
Дверь его покоев тихо закрылась. Рейнхильда ушла, не попрощавшись.
* * *
Веззам не жаловал гацонцев в Гивое, но гвардейцы короля Умбердо и вовсе выводили его из себя. Такого набора странных требований на его памяти не предъявляло еще ни одно войско. Хлеб ели только пшеничный, кашу требовали белую, без полбы и овса. И в довершение ко всему оскорбили местную артель, отказавшись от эля и потребовав вина. Командир эллисдорской стражи ревел, как бешеный медведь, отстаивая местные правила, но гацонскому сотнику Иццоле было плевать. Веззам едва успел разнять их, пока дело не дошло до дуэли.
— И что мне с ними делать, а? — жаловался Шварценберг-младший, сын героя осады Эллисдора.
Они взяли по третьей кружке, и гвардеец начал хмелеть. Веззам пил аккуратно, закусывая сушеным мясом.
— Я в этом точно не советчик, — пожал плечами ваграниец. — Честно говоря, даже не знаю, кому нынче подчиняется «Сотня». Контракт-то был не с короной, а лично с Грегором Волдхардом. Не удивлюсь, если вскоре нас отсюда попросят.
— Вас-то? Спасителей столицы? — хохотнул Шварценберг и сделал щедрый глоток. Эль полился по подбородку. — Не попросят.
К ним подплыла кухонная девица с кувшином, но Веззам жестом отказался от добавки.
— Былые заслуги быстро забываются, — ответил он товарищу.
— Неее, вы ж сдержали оборону. У вас хорошо сработанное войско.
— Которое дорого обходится короне. Ты, Мик, отдаешь долг родной стране. Мы же воюем за золото.
— Я тоже получаю жалование. Но согласен, куда меньше.
— Ну вот. — Веззам отправил в рот небольшую полоску говядины. — Сейчас никто ни с кем не воюет. Король Умбердо разместит дополнительный гарнизон. Зачем нужны мы?
— Не знаю, — честно признался Мик Шварценберг. — Но твои парни мне нравятся. Ты хорошо их вымуштровал. Словом, знай: если вас отправят отсюда, я буду скучать.
— Приятно слышать.
Они молча подняли кружки. В таверне становилось шумно, и Веззам засобирался восвояси. Мик, будучи женатым человеком, жил в Нижнем городе, а вагранийцу предстояла дорога в замок.
— Ладно, бывай, Мик. — Первый оставил на столе несколько монет и поднялся. — Не пей много.
Он вышел из прокуренной таверны и вдохнул свежего воздуха.
— Мастер Веззам?
От коновязи отлип юноша — Веззам узнал помощника эрцканцлера Остера.
— Да.
— Мой господин хочет с вами поговорить.
— Поздновато он спохватился. Почти ночь на дворе.
— Ну, не нам с вами решать, — виновато улыбнулся парень. — Его милость — человек занятой. Как прибыл в Эллисдор, почти не спит. Я лошадей привел, верхом быстрее. Сам спать хочу.
Веззам не стал спорить. Граувер никогда не дергал людей без причины. А раз так, значит, и дело было важное. Он оседлал лошадь и отправился вслед за Остером. Город еще шумел, но пелена сна уже начала спускаться. Коробейники разошлись, лавки закрывались. Лишь в кабаках да тавернах гремела музыка. Веззам вспомнил, как хорошо управлялся с цистрой Белингтор. Этого пройдохи ему очень не хватало. Одна радость, что тот еще был жив.
Они быстро проехали город, поднялись по мосту к воротам, представились и въехали во двор. Гацонцы, лопоча по-своему, шумно переговаривались, пели песни и, кажется, гоняли кого-то из служек за бочонком вина. Веззам поморщился. Как они воевали с такой дисциплиной? Впрочем, на его памяти Гацонцы
