Правила виноделов - Джон Ирвинг

Вдруг, по какому-то наитию, Кедр поднялся, прошел в провизорскую, взял два презерватива и надул их, как воздушные шары, благо что они всегда под рукой. Затем маркировочным карандашом на одном вывел «ГИНГРИЧ», на другом – «ГУДХОЛЛ». И, размахивая этими веселенькими шариками, отправился искать сестру Анджелу или сестру Эдну.

Сестры вместе с миссис Гроган пили чай в отделении девочек.

– Ага! – воскликнул доктор Кедр, несказанно удивив дам.

Обычно он заходил в отделение по вечерам, когда читали «Джейн Эйр», и уж совсем дико было видеть его с надутыми, размалеванными презервативами.

– Доктор Гингрич и миссис Гудхолл, – возгласил доктор Кедр и важно поклонился каждой даме. После чего схватил скальпель и проколол оба шара.

Мэри Агнес Корк, лежавшая в постели этажом выше – не знала, куда себя деть от тоски, – так и подскочила, услыхав подобие выстрела. Миссис Гроган остолбенело глядела на Кедра.

После его ухода первой пришла в себя сестра Эдна.

– Уилбур так много работает, – сказала она, тщательно подбирая слова. – Удивительно, как это он еще находит время для шуток.

Миссис Гроган по-прежнему не могла выговорить ни слова, а сестра Анджела отозвалась:

– По-моему, у старика размягчение мозгов.

Сестру Эдну, похоже, задели эти слова; прежде чем ответить, она аккуратно поставила чашку на блюдце.

– Мне кажется, это все из-за эфира, – сказала она тихо.

– И да, и нет, – отозвалась сестра Анджела.

– Думаете, и из-за Гомера Бура? – спросила миссис Гроган.

– Да, – кивнула сестра Анджела. – Эфир, Гомер, да и возраст сказывается… И потом, эти новые попечители. В общем, всему виной Сент-Облако.

– И еще Мелони, – добавила миссис Гроган, но, выговорив это имя, вдруг разрыдалась.

Мэри Агнес Корк, услыхав наверху имя Мелони, тоже заплакала.

– Гомер вернется, я знаю, – сказала сестра Анджела, но не сдержалась и сама залилась слезами, так что сестре Эдне пришлось утешать обеих.

– Ну полно, полно, – повторяла сестра Эдна, а сама спрашивала себя: «Что с нами будет? Кто о нас позаботится? Кто он, этот человек, где сейчас ходит?»

– Господи… – начала миссис Гроган.

Наверху Мэри Агнес Корк склонила голову, сцепила ладони и сильно их сжала, чтобы вызвать в сломанной ключице боль.

– Господи, поддержи нас весь долгий день, пока тени не удлинятся и не наступит вечер, – молилась миссис Гроган, – не уляжется мирская суета, не утихнет лихорадка жизни и не будет завершена дневная работа.

Ночью, в темноте, внимая уханью совы, сестра Эдна шептала про себя: «Аминь» – и прислушивалась к шагам доктора Кедра. Совершая вечерний обход, он целовал каждого мальчишку – даже Дымку Филдза, который таскал еду и прятал ее в постели (поэтому от нее всегда попахивало) и который сейчас притворялся, что спит.

Поднимаясь на чертовом колесе высоко над парком и пляжами Кейп-Кеннета, Гомер пытался отыскать глазами крышу дома сидра, но было темно, и в доме не горел свет. Хотя, если бы и горел или стоял бы ясный полдень, все равно ничего не увидишь – слишком уж далеко. Это с крыши видны огни аттракционов, особенно чертово колесо, а в обратном направлении гляди не гляди – ничего не различишь.

– Я хочу быть летчиком, – сказал Уолли. – Очень хочу летать. Если бы у меня был свой самолет и права, я бы опрыскивал сады и раскрасил его под истребитель. Терпеть не могу ездить вверх-вниз по чертовым холмам на чертовом тракторе и таскать за собой на прицепе эти идиотские распылители.

Именно этим занимался сейчас Рей, отец Кенди; Злюка Хайд заболел, и Эверет Тафт, старший работник, попросил Рея провести ночное опрыскивание – Рей, как никто, знал всю технику. Последнее опрыскивание перед уборкой. Где-то там, далеко внизу, среди зеленых садов, погруженных в черноту, Реймонд Кендел и Вернон Линч опрыскивают сады «Океанских далей».

Иногда эту работу делал Уолли, а Гомер еще только учился. Иногда опрыскивал Эрб Фаулер, хотя всегда протестовал против ручной работы. «Как будто мне ночью нечем заняться», – обычно говорил он. А сады лучше всего опрыскивать ночью, потому что к вечеру ветер с океана стихал.

Сегодня Уолли не работал – это была его последняя ночь дома, наутро возвращаться в университет.

– Ты тут навещай Кенди, пока меня не будет. Хорошо, Гомер? – сказал Уолли.

Они пролетали над скалистым берегом и многолюдным пляжем Кейп-Кеннета, кое-где мерцали редкие костры прощальных летних пикников; кабинка колеса опускалась вниз.

Кенди училась последний год в женской школе-пансионе в Кэмдене; выходные она будет проводить дома, а Уолли сможет приезжать из Ороно только на День благодарения, Рождество и другие каникулы.

– Да, – кивнул Гомер.

– Если бы я был военным летчиком, – сказал Уолли, – то есть если бы служил в авиации и летал на бомбардировщике, я бы выбрал Б-24, а не Б-25. Стратегический, а не тактический, чтобы бомбить объекты, а не людей. И на истребителе ни за что не стал бы летать – это ведь тоже убивать людей.

Гомер Бур не понимал, о чем говорит Уолли. Он не следил за военными сводками и не знал, что Б-24 – это тяжелый четырехмоторный стратегический бомбардировщик, предназначенный для бомбежки мостов, нефтеперерабатывающих заводов, нефтехранилищ и железных дорог. Он бомбит промышленные объекты, а не армию. Армией занимается Б-25 – средний тактический бомбардировщик. Уолли изучал войну с куда большим интересом, чем ботанику или другие предметы в Мэнском университете. А от Гомера война, которую жители Мэна называли тогда «европейской», была очень далека. Люди, у которых есть семьи, – вот кто думает о войне.

А бывают ли войны у бедуинов? – размышлял Гомер. Если бывают, как они к ним относятся?

Он с нетерпением ждал начала уборки и, сам не зная почему, с любопытством думал о встрече с чернокожими сезонниками. Интересно, похожи они на сирот? Они ведь тоже бесприютные. Нужны они кому-нибудь или нет?

Гомер любил Уолли и поэтому велел себе выкинуть Кенди из головы. Он был рад, что принял это решение, и душевный подъем, посетивший его еще на чертовом колесе, усилился. На вечер у него был план; Гомер Бур, как и все сироты, привыкший к строгому распорядку дня, строил планы на каждый вечер, даже если он, как сегодняшний, и не обещал быть интересным.

На «кадиллаке» Сениора он отвез Уолли к Кенделам, где его ждала Кенди, и оставил их вдвоем. Рей еще несколько часов будет опрыскивать сады, и Уолли с Кенди лучше попрощаться наедине. Затем поехал за Деброй Петтигрю, чтобы свозить ее на киноплощадку под открытым небом в Кейп-Кеннете; это будет их первая поездка без Кенди и Уолли. Интересно, изменится ли на этот раз их игра «можно – нельзя»? Пробираясь между злобными собаками Петтигрю, он ругал себя, что не горит желанием узнать, как Дебра будет вести себя. Огромный пес, заходясь лаем, клацнул зубами прямо перед его лицом; железная цепь врезалась ему в шею, полузадушенный зверь с хрипом рухнул на брюхо и стал медленно подниматься на лапы. И зачем люди держат собак? – не переставал удивляться Гомер.

Фильм, который они с Деброй смотрели, был вестерном. Из него Гомер уяснил одно: колесить по стране в вагоне поезда – опасное удовольствие. И если уж решил все-таки куда-то ехать, сначала договорись с индейцами. Фильм был лишен всякого смысла, но воспользоваться резинками Эрба Фаулера, которые тот сунул ему в карман «на всякий случай», Гомер все же не смог. Дебра Петтигрю вела себя куда раскованнее, но ее решимость не переходить границ нисколько не поколебалась.

– Нет! – сразу же завопила она.

– И совсем не обязательно кричать, – сказал ей Гомер, поспешно убирая руку из запретного места.

– Да, но ты так делаешь уже второй раз, – заметила Дебра с точностью арифмометра и убежденностью праведницы.

И Гомер вынужден был играть по правилам, существовавшим в Мэне в сороковые годы: «поцелуй с объятьями» – пожалуйста, но то, что он делал с Мелони, то, чего, по-видимому, хотела Грейс Линч и что делали Кенди с Уолли, по крайней мере один раз, – это ему категорически возбранялось.

«Но как же Кенди могла забеременеть?» – спрашивал себя Гомер. Влажное личико Дебры прижималось к его груди, волосы щекотали нос; на экране поверх ее головы индейцы устроили настоящую резню. Ведь Эрб Фаулер всем сует в карманы свои дурацкие презервативы, и даже доктор Кедр верит в их защитную силу. Как же Уолли мог сделать Кенди ребенка? Странно. Уж Уолли-то всем обеспечен. И зачем такому счастливчику эта война? Сколько он еще будет бояться, что в его воспитании есть пробелы, что он не знает всех общественных правил поведения? Неужели так со всеми сиротами? Какие вопросы можно задать Уолли? Вдруг он покажется надоедой? Или это вполне законно – потребность знать? Он вспомнил, как Кудри Дей мучил его своими вопросами.