Торжество жизни - Николай Дашкиев

Вскоре я потерял след и Петра Трифонова. Я заболел сыпным тифом, меня эвакуировали из Петрограда, и я так и не мог узнать, куда он исчез, мой необыкновенный пациент.

Но опять же — это было позже. А в тот период, когда Володя Введенский торжествовал свои первые победы над болезнями, мне в голову пришла дерзкая мысль: вирус "мраморной болезни" — теперь я уверен, что это вирус — очень трудно прививается на живом организме, но если уж приживется, то убивает все прочие микробы.

Болезнь прервала мои опыты. В двадцатом году, когда я возвратился в Петроград, Трифонова там уже не было.

В том же году я отыскал Якова Яковлевича Иванова — один из моих друзей случайно встретил его заметку о "мраморной болезни" в "Медицинском журнале".

Профессор Климов кивнул за окно:

— Недалеко отсюда, на Бассейной, была его квартира. Я пришел к нему и рассказал все. Он подтвердил симптомы, но разрешить моих сомнений не мог, ибо и сам достоверно не знал ничего, к тому же был тяжело болен и вскоре умер.

Так замкнулся необычайный круг. В память Якова Яковлевича я назвал эту болезнь болезнью Иванова, описал ее и просил всех врачей, которые столкнутся с ней, сообщить мне. Никто не отозвался. А жаль… Я очень рад, что вы заинтересовались именно этим вопросом, казалось бы, не имеющим никакого отношения к проблеме рака.

Степан был потрясен. Долго сдерживаемое возбуждение неожиданно прорвалось, он вскочил и, подбежав к профессору, схватил его за руку:

— Профессор! Да ведь это же гениально! Использовать борьбу одних видов микроорганизмов против других. Именно это подразумевал Илья Ильич Мечников! Вы были на грани открытия средства против многих болезней, может быть даже против рака!

Профессор грустно покачал головой и благодарно посмотрел на Степана:

— Да, да, было время, когда я и сам так думал. Я собрал большое количество препаратов тканей больного, его выделений, крови, все это я сохранял в запаянных ампулах, словно предвидя, что будет изобретен электронный микроскоп… Но все погибло в том же девятнадцатом году.

Профессор умолк и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Он, видимо, вновь переживал свою дерзновенную юношескую мечту о могучем бактериологическом средстве против болезней, вспоминал горечь разочарований, неудовлетворенность, сознание бессилия перед заколдованным кругом фактов. Медленно поднявшись и протянув Степану руку, он сказал:

— Ну, до свидания, дорогой друг. Мои записки можете оставить у себя, я чувствую, что они попали в надежные руки. Но я вас очень прошу: не делайте поспешных выводов, не развивайте никаких теорий до тех пор, пока не узнаете чего-либо достоверно… Все, что я вам рассказал, можете трактовать как вам угодно. Возможно, я во многом ошибался, приписывая болезни Иванова не свойственные ей функции.

Это было далеко не лишнее предупреждение: Степан уже развил в своем воображении фантастическую теорию создания некоего "универсального антивируса", основанного на болезни Иванова. Слова профессора отрезвили его. Степан вспомнил, что профессор полстолетия вынашивал эту мысль, так и не сумев ничего добиться.

И, как несколько дней тому назад, Степан опять рассеянно брел по улицам Ленинграда, беспрерывно повторяя два слова:

— Болезнь Иванова… болезнь Иванова…

Был выходной день, с Финского залива дул приятный освежающий ветерок, прохожие куда-то спешили с веселыми, счастливыми лицами. Степан поддался общему настроению и тоже заспешил, улыбаясь сам не зная чему. У Исаакиевского собора он остановился, засмотревшись на массивные колоннады, дерзко брошенные вверх искусной рукой зодчего, пораженный стройностью и гармоничностью исполинского здания.

Какой-то прохожий беззлобно пошутил:

— Шапка упадет! Вы бы, товарищ, поднялись наверх — оттуда лучше видно.

Степан обрадовался совету: посмотреть на Ленинград с высоты птичьего полета было его мечтой. Он долго поднимался по крутым лестницам и, наконец, под куполом собора вышел на верхнюю площадку. Внизу раскинулась величественная панорама города.

Вдруг чей-то голос произнес восхищенно:

— Красиво, шорт возьми!

Степан обернулся и чуть не вскрикнул. Перед ним стоял человек в форме моряка английского торгового флота. Лицо и руки моряка были покрыты сложным рисунком, состоявшим из разноцветных пятен.

Это было неправдоподобно: из миллиона людей встретить именно того, кто нужен. Но это было так, и Степан, не удержавшись, прошептал:

— Болезнь Иванова!!!

Глава VIII

Лена прибежала в слезах.

— Семен Игнатьевич! Пятый и седьмой передают, что заболели Свиридов и Купчик… Ну что делать? Что же делать?

— Что делать? — профессор Петренко встал и резке отодвинул стул. — Продолжать исследования, вот что делать! И предупреждаю вас, товарищ Борзик, — если вы не возьмете себя в руки и не прекратите хныканье, я отправлю вас домой с первым самолетом. Стыдно! Ведь вы комсомолка! Вспомните, какой ценой далась победа над таежным энцефалитом: три года напряженной работы в тайге — и не в таких условиях, в каких мы сейчас находимся! В борьбе за спасение человеческих жизней от энцефалита погибли талантливые ученые Померанцев, Каган и Уткина. Если требуется — люди жертвуют собой! Но пока что да и вообще — жертвы не нужны. Мы должны победить!

В первый раз Таня Снежко и Лена Борзик видели Петренко таким рассерженным. Он побледнел, у него нервно подергивались уголки губ. Но он сразу же овладел собой и сказал уже иным тоном:

— Идите, Лена, и запросите детально Свиридова о возможных источниках инфекции. Ведь надо же в конце концов выяснить этот проклятый вопрос… Таня, продолжайте исследования!

И вновь Лена ушла в радиорубку, вновь кричала в микрофон охрипшим голосом привычное: "База слушает" — и записывала сводки групп действия, но все это она делала машинально. У нее в ушах звучали слова: "Стыдно! Ведь вы комсомолка!.. Если требуется — люди жертвуют собой!"

"Семен Игнатьевич прав, прав! — думала Лена. — Я ничтожная девчонка, я недостойна быть комсомолкой!"

Она вспомнила, как три дня назад во время ночного дежурства не выдержала и заснула у лабораторного столика; вспомнила, что каждый день по многу раз повторяла: "Ах, что же делать?", что сомневалась, удастся ли добиться чего-нибудь, и жаловалась Тане: "Надо пригласить на помощь бригаду из Академии наук!"

Прислонившись щекой к радиоаппарату, девушка заплакала горько, навзрыд, но сразу же спохватилась и, все еще всхлипывая, закричала в трубку: