Бастарды - Леона Хард

Хаски улыбнулся ямочками по-доброму или мне так казалось. Может добра в тебе никогда и не было?

- Не поможет.

Полные губы нашли мои, чуть солоноватые от нескольких слез, скатившихся по ним. Испуганным, чуть сжатым. Язык попробовал мой рот на вкус, насколько податлив теперь для него. Вперед-назад. Яростные укусы жалили.

Поступательные движения языка показывали, что он хотел на самом деле. Копировали животные инстинкты тела во время секса. Пальцами мужчина сжал до боли ягодицы: до синяков, до желания выкрутиться из сильных рук и сбежать. Но я позволяла. Открывала рот. Давала язык трогать, прикасаться к нему, облизывать.

А ты не целовал, а лизал, как чертов зверь. Лизал губы, просясь внутрь. Как похотливая тварь, которой нужен акт, трение тел, только бы достать член и вновь меня поиметь.

В горле застыла горечь, разъела желудок и легкие.

А потом во рту странный вкус, еще горче, чем прежде.

- Глотай, - мои рот и нос зажал ладонью.

Я забилась, попав в невольный плен, дышать не позволял. Глаза испуганно заслезились от натуги, руками вцепилась в торс мужчины, в запястье. Промычала.

- Глотай быстро! Хуже будет, - опять видела мутное зеркало перед собой. Ужасно ярко посреди ночи, и Хаски видел меня и все мои слабости.

Дышать нечем, но таблетка уже растворилась. Проглотила. Горькая. Противная.

Через секунду Хаски положил меня аккуратно на кровать, заботливо снял кеды. И остался на одном колене рядом. Изучал новый экспонат перед тобой. Манекен Ананина. Без права голоса. Безвольное тело. Тряпка.

Через минут пять я растекусь лужей, как в тот раз. Поздно. От яркого света среди ночи заслезились глаза.

Горячая волна коснулась теплых ступней, скрытых в голубых смешных носочках. Афродизиак начал действовать.

- Ананина, расслабься, - ненавистная рука прикоснулась к бедру в районе короткой юбки, двинулась по коже выше и выше. Приподняла юбку до белых трусиков. Я зажмурилась, а волна потекла по икрам, по коленям, приближалась к бедрам, вслед за рукой. Словно стая муравьев заполонила миллиметры плоти. Не хотела видеть довольных ямочек на его лице, поэтому отвернулась. Жар дотронулся корявыми ненавистными пальцами.

- Только дай забыть, - опустила ладонь на руку Аристократа, ту что гладила бедро и поднимала юбку. - Пожалуйста.

Нет ответа. Его губы стремительно опустились, жаля бесконечным ядом. И больше ничего не оставалось перед глазами. Только мое тело имело важность, ничто больше. Остальное не важно, только вспыхивающие очаги на коже и внутри. Я в эпицентре взрыва.

Лишь бы забыть все это. Забыть ощущения, чувства, кадры. Хочу их забыть.

Глава 26. "Воспоминания"

Анна Вильмонт

С рассветом пришел ужас, который мгновенно поработил мысли. Тело заныло от боли, когда распахнула глаза. Одна в той комнате, среди сбитой простыни и нижнего белья. Всё мятое, грязное, мокрое. По комнате явственно чувствовалась смесь моих и его запахов.

Тело липкое, неприятное на ощупь и полностью обнаженное. Ресницы слиплись от слез, веки опухли. Должно быть плакала, прежде чем заснула.

Хаски оставил комнату.

Смотрела на голое тело перед собой. Его осквернили, использовали и оставили. Боялась надолго закрыть глаза и увидеть, как наяву, те отрывки. Хаски не дал забыть.

Глаза заслезились от сухости на оболочке.

Ладонями закрыла кадры в памяти, нет так тяжелее признавать правду. Отняла руки от лица. На запястьях - красноватая, чуть сгорбившаяся кожа. Думала будет сильнее ожог, кричала я сильно, но возможно это афродизиак усилил ощущение жара?

Заклеймили, как последний скот, без права голоса и с печатью на теле. Во времена войны Бастардов клеймили, чтобы знать наше точное количество. Не более пятисот человек дозволялось жить среди Аристократов.

Эмоции успокоились, стали мертвыми, глухими где-то там внутри далеко. Спиной опустилась на грязную простынь, руку на холодный паркет, а глаза прикрыла. Нет. Плакать больше не способна.

Едва Хаски поманил пальцем. Едва побыл несколько часов милым, потеряла бдительность и наивно нырнула в омут с головой. Позволила довериться, а Дмитрий не преминул воспользоваться наивностью малолетней дурочки. Вильмонт, ты же никогда не была такой. Ты была черствой, холодной, расчетливой стервой.

Прошла в ванную комнату, понимая, что в ранний час там никого. Солнце поднималось из-за плотных темных облаков, видела в маленьком окошке почти рядом с потолком.

Налила ванную, стояла голая, но смотреть на тело боялась. Там должны быть ссадины от яростных ласк мужчины.

Хотелось погрузиться в расслабляющие пузырьки воды. Из тела изъяли все силы. Приподняв руки из воды, увидела вновь покрасневшие, сожженные запястья. Хотелось укусить, вцепиться намертво и разодрать плоть. Это самое больное напоминание о том, что нас связало.

Вот он первый кадр. В глазах резко заболело. Протерла веки уставшие, не выспавшиеся.

С руками, заведенными за голову, лежала спиной на простынях под полным контролем мужчины. Каждый волос тела был подвластен ему, любая мышца, нерв сокращались под его взглядом. Язык во рту жалил. Облизывал, как вкусное угощение, которое подали на стол.

С раздвинутыми ногами почти на максимум, приподнятая за бедра лежала под мужчиной. А Хаски не сдерживал темпа врывался и языком в рот, и членом внутрь меня. Использовал любую часть тела перед собой. Боль пронзала от слишком глубоких и быстрых ударов о плоть внутри.

Мужчина не замечал, погружался сильнее до предела, пока не вскрикивала и от боли, и от грязного удовольствия под воздействием афродизиака. И в пик нашего общего наслаждения Хаски развел мои руки по бокам от подушки, оторвался от поцелуя и сжег запястья.

Я заорала посреди рассветной дымки, возможно разбудила многих, но крики были моментально заглушены ртом и языком. Пыталась вырваться, отвернуться, зажимала челюсть, но мужчина опять с силой вторгся через мои губы. Должно быть боль притупила действие афродизиака.

А Хаски жег, жег. С удовольствием, не давая пошевелиться. Продолжал двигаться яростно