Чудо десяти дней. Две возможности. - Эллери Куин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако он зафиксировал эти предметы машинально. Его ум был занят необычной внешностью доктора Додда и его словами: «Я хорошо его знал». Бедный Йорик[54] Эндерсон. Очевидно, они пришли, куда следует…
— Что, доктор?.. Да, я расследую смерть Тома Эндерсона по просьбе Римы, — сказал Эллери. — Обескураживающее дело. Уж очень мало материала. Мы не знаем, была ли насильственной эта смерть. Нам даже неизвестно, умер ли он вообще. — Эллери говорил и пристально смотрел в беспокойные глаза на беспокойном лице, на большие руки, нервно переставляющие предметы на столе. Что тревожит этого человека? Что держит его в таком страшном напряжении? И как долго он сможет выдерживать подобный пресс? Может быть, дело в деньгах? — Поэтому я решил поговорить со всеми, кто знал его, доктор. А так как мне сказали, что вы особенно хорошо знакомы с жителями Лоу-Виллидж…
Доктор Додд кивнул.
— Фактически, мистер Квин, ваш сегодняшний визит ко мне — в некотором роде совпадение. Я только вчера говорил Кеннету, что должен зайти к шефу Дейкину или позвонить ему. Не знаю, имеет ли это отношение к случившемуся с Томом, но если бы я не был так занят пациентами, а тут еще вспышка дифтерии, кроме того… — он внезапно усмехнулся и почесал подбородок, — определенные перемены в моей личной жизни, то уже давно пошел бы к Дейкину. Помните, Кеннет, я вчера говорил вам об этом?
— Что-что?.. Да, конечно, помню, — подтвердил доктор Уиншип. — А когда я согласился, что вам нужно это сделать, вы сказали, что пойдете этим утром, но, очевидно, как всегда, забыли.
— Жена Шамли Первиса очень плоха, — виновато отозвался доктор Додд. — Если отек увеличится, придется сделать трахеотомию.
— Что именно, по-вашему, могло иметь отношение к случившемуся с Томом Эндерсоном, доктор Додд? — спросил Эллери.
— Прошу прощения?.. Ну, деньги, которые я ему давал.
— Вы давали папе деньги? — воскликнула Рима и бросила быстрый взгляд на Эллери. Он никак не отреагировал, но она больше ничего не произнесла и опустила глаза.
— Что это были за деньги, доктор? — осведомился Эллери.
— Да так, ерунда, — отмахнулся доктор Додд. — У меня есть дурацкая привычка совать нос в чужие дела, мистер Квин. Помню, как Том Эндерсон впервые объявился в Райтсвилле, начав преподавать в колледже. Это было не так давно — правда, Рима? Он выглядел прекрасно, только лицо было очень печальным. Я сразу понял, что это настоящий джентльмен и ученый. Грустно было видеть, как он теряет контроль над собой… Я часто встречал его на улице и приглашал зайти ко мне. Наконец он это сделал. Впрочем, я сразу понял, что его недуг нельзя диагностировать в моем кабинете. Это дело для психиатра, а в наших краях психиатров не было. Ну, мы обо всем переговорили. Том начал плакать и каяться, я тотчас же понял, что наша беседа не пошла ему на пользу, и он сразу напьется снова…
Неожиданно Рима молча заплакала, прижимая руки к лицу и дрожа всем телом. Доктор Уиншип выглядел так, словно его изо всех сил пнули ногой в пах. Но доктор Додд поймал его взгляд и покачал головой, а Эллери подал Додду знак продолжать. Рима перестала плакать, положила руки на колени и уставилась на них.
— Вскоре после этого, — снова заговорил доктор Додд, — я унаследовал деньги по завещанию Люка Мак-Кэби…
— Да будет благословенно его имя. — Доктор Уиншип посмотрел на Риму и просиял при виде ее улыбки. — Но беда в том, что доктор Додд не пользуется ими для себя. Все, что он делает…
— Перестаньте, Кеннет, — прервал его доктор Додд. — Завещание еще не вступило в силу, и я могу тратить только то, что мне удается вытянуть из Отиса Холдерфилда, которого я нещадно колотил, когда мы мальчишками прогуливали уроки в школе мисс Шунмейкер на Пайни-роуд… Как бы то ни было, вскоре после того, как стала известна тайна Мак-Кэби, я наткнулся на Тома Эндерсона почти в буквальном смысле. Простите, дорогая, — мягко сказал он Риме, — но ваш отец сидел посреди Полли-стрит, читая стихи, и я едва не налетел на него.
— Все в порядке, доктор Додд, — улыбнулась Рима и добавила, казалось, не к месту: — Папа и вполовину не был таким несчастным, каким его считали.
— Ну, Рима, в тот день он не выглядел особенно счастливым, — заметил доктор Додд. — Я запихнул его в свой драндулет, где мы поговорили по душам. Он снова начал плакать — ваш отец почему-то всегда плакал, когда я с ним разговаривал.
— Из-за чего он плакал, доктор Додд? — спокойно спросила Рима.
— Из-за вас.
— Из-за меня? — Ее голос звучал недоверчиво.
— Совершенно верно. Он сказал, что беспокоится, потому что неправильно вас воспитывает. — Рима побледнела. — Ну-ну, дорогая, я просто передаю вам его слова.
— Отец воспитывал меня очень хорошо!
— Конечно, конечно, — заторопился доктор Додд. — Просто замечательно — результат налицо. Но Том чувствовал, что не подготовил вас к жизни, Рима. Что если с ним что-нибудь случится, вы останетесь без друзей и средств к существованию. Он сказал, что хижина на болоте — не место для девушки…
— Папа просто играл на вашем сочувствии, доктор Додд. Он не имел этого в виду. Я знаю своею отца. — Рима сверкнула глазами. — Вряд ли кто-нибудь в состоянии понять, как хорошо мы друг друга знали. Папа понимал, что не задержал бы меня и на пять минут, если бы я не хотела оставаться с ним на болотах. Я даже ему самому не позволила бы нас разлучить.
— Возможно, — мягко произнес доктор Додд, — вы знали вашего отца не так хорошо, как думаете.
— Я тоже думал, что хорошо знаю моего отца, — тихо сказал молодой врач. — Но письма, которые он присылал мне, когда я был в армии… — Он усмехнулся. — Слушайте старого дока Додда, мисс Эндерсон. Он прописывает правильное лечение.
— А я хочу услышать конец этой истории, — с улыбкой промолвил Эллери. — Продолжайте, доктор Додд.
— Ну, я сказал ему, что об этом поздновато горевать. Том ответил, что знает это, и снова начал плакать. Это продолжалось еще некоторое время, пока он не сказал нечто, подавшее мне идею.
— Что именно, доктор?
— Том заявил, что хотел бы бросить пить, и сразу же перестал плакать. Мне показалось, что он говорил искренне. Я спросил, почему он этого не делает, и Том ответил: «Чтобы за что-то браться, нужно иметь какую-то цель. Я бы хотел встать на ноги — открыть маленький книжный магазин, построить для дочери приличный дом. Но я слаб, доктор, и не могу с собой справиться». Я не раз слышал подобное от алкоголиков. — Доктор Додд завинчивал и отвинчивал колпачок авторучки. — Однако, как я говорил, плакать он перестал. А тут еще Тита, дочка мистера Гондзоли, побежала по Полли-стрит с криком: «Смотрите, что я нашла! Клевер с четырьмя листиками!»
— Клевер с четырьмя листиками? — переспросил Эллери.
Доктор Додд покраснел.
— Я знаю, что приметы не научны, мистер Квин. Но ведь я всего лишь старый сельский врач… В общем, я поддался внезапному импульсу и сказал: «Не стану утверждать, Том, что я вам верю. Но хочу дать вам шанс». И заключил с ним договор. Я вношу за него вступительный взнос в новую жизнь. Обеспечу его финансово, если он проявит твердость и силу воли. Но он должен бросить пить не постепенно, а сразу же, и никогда больше не притрагиваться к бутылке. «Том, — сказал я ему, — вы придете ко мне ровно через неделю. Если вы за это время не выпьете ни капли спиртного, я дам вам пять тысяч долларов наличными. А если вы продержитесь шесть месяцев, буду выплачивать ежегодную ренту вашей дочери». Вы знаете, что неделя — большой срок для алкоголика. Мне казалось, это будет хорошим испытанием.
Доктор Додд поднес ко рту большой палец левой руки и начал постукивать им по зубам, издавая короткие щелкающие звуки.
— И что же он ответил, доктор? — спросил Эллери.
— Том долго молчал — только держал меня за руку и смотрел на меня. Он был здорово пьян и с трудом пытался сосредоточиться. Потом он заявил: «Я не возьму денег, пока сам чего-нибудь не добьюсь». «Нет, Том, — возразил я. — Я хочу, чтобы вы их взяли. Человек должен твердо стоять на ногах». Том снова задумался. «Может, вы и правы, док, — сказал он наконец. — Хорошо, но я не потрачу ни цента, пока не заработаю на это право». Том вылез из машины почти на четвереньках, но, когда я попытался ему помочь, стряхнул мою руку. Я позволил ему идти самому, видя, как это для него важно. Он кое-как заковылял по улице.
Большие глаза Римы были полны слез.
— В следующий раз я увидел его неделю спустя. Том сидел в моей приемной и выглядел трезвым, хотя явно провел нелегкие дни. «Если вы хотите доказательств, доктор…» — начал он, но я его прервал: «Нет, Том, доказательств мне не нужно. Один ваш вид — достаточное доказательство». Я позвонил Отису Холдерфилду, которому уже дал инструкции, и сообщил, что посылаю к нему в офис мистера Эндерсона. Том нуждался в небольшом вознаграждении, поэтому я назвал его мистером. Это на него подействовало — он сразу выпрямился… Через час Том вернулся в приемную и вытащил из кармана конверт. «Ну, Том, все в порядке?» — спросил я. «Да, доктор, — ответил он. — Раньше я вам не верил, но теперь верю». Том добавил что-то, смутившее нас обоих, мы пожали друг другу руки, и он вышел, расправив плечи, как мужчина. Больше я его не видел, но получал о нем известия. Он держал слово. Это возвращало мне веру в человечество. Известие о его смерти было страшным ударом для меня. Меня мучила мысль, что деньги, которые я ему дал, могут иметь какое-то отношение к случившемуся.