Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Кейт Уигглин

Риверборо сожалел об отъезде миссис Симпсон, которая так помогала в мытье полов, уборке и стирке и, как считалось, оказывала некоторое положительное влияние на своего супруга-грабителя. Была известна история, относившаяся к первым годам их супружеской жизни, когда они имели ферму, — история следующего содержания. Миссис Симпсон неизменно восседала на каждом возу сена, который ее муж вез в Милтаун. Ее намерением было помочь супругу остаться трезвым в течение всего дня. Говорили, что, свернув с проселочной дороги и приближаясь к городу, мистер Симпсон обычно прятал свою покорную жену в сене. Затем он въезжал на весы и, после того как скупщик отмечал вес сена в своей книге, ставил лошадей в конюшню, чтобы их напоили и накормили, а когда появлялась удобная возможность, помогал супруге, измученной жарой и духотой, выбраться из яслей и галантно стряхивал с нее соломинки. На этом основании утверждали, что Эбнер Симпсон продавал свою жену всякий раз, когда ездил в Милтаун, хотя это никогда не было полностью доказано, и, во всяком случае, это было единственное, к тому же лишь предполагаемое, пятно на личной репутации кроткой миссис Симпсон.

Что же до детей Симпсонов, то их жителям Риверборо не хватало главным образом как знакомых фигур на обочине дороги; но Ребекка искренне любила Клару-Беллу, даже несмотря на возражения со стороны тети Миранды против подобной близости. «Склонность Ребекки к низкому обществу» была для ее тетки источником постоянного беспокойства.

— Что ни человек, все для нее хорош! — ворчала Миранда, обращаясь к Джейн. — Она поедет в одной повозке со старьевщиком так же охотно, как со священником, в воскресной школе всегда сидит рядом с той девчонкой, у которой пляска святого Витта,[71] и вечно-то она одевает и раздевает эту грязную малышку Симпсонов! Мне она напоминает щенка, который бежит ко всякому, кто его только позовет.

Пожалуй, это была идея, делавшая честь миссис Фогг, — пригласить Клару-Беллу, чтобы та жила у нее и часть года ходила в школу.

— Она будет мне помощницей, — говорила миссис Фогг, — и к тому же здесь на нее не будет влиять отец, и она сможет остаться добродетельной. Хотя она такая ужасно некрасивая, что я не боюсь за нее. Девочка с такими, как у нее, рыжими волосами, веснушками, да еще и косая, не может впасть ни в какого рода грех — я в это верю.

Миссис Фогг просила, чтобы Клару-Беллу отправили из Акревиля поездом, а остаток пути она проделала бы в дилижансе. Однако в воскресенье от мистера Симпсона было получено известие о том, что он одолжил у нового знакомого «хорошую лошадку» и сам привезет девочку из Акревиля в Риверборо, за тридцать пять миль. Сообщение обеспокоило миссис Фогг, да и во всем Риверборо тот факт, что Эбнер Симпсон прибудет в эту местность в самый канун торжественного подъема флага, рассматривался как общественное бедствие, и несколько жителей срочно приняли решение остаться бдительно охранять свои дворы и отказать себе в удовольствии увидеть празднества.

В понедельник, во второй половине дня, детский хор репетировал в молитвенном доме. Когда занятия кончились и Ребекка вышла на широкое деревянное крыльцо, мимо проехала легкая бричка миссис Мизерв. Ребекка проводила ее взглядом, так как знала, что там, в бричке, лежит завернутый в простыню драгоценный флаг, который предстояло торжественно поднять завтра. Поболтав на прощание с другими девочками и обменявшись с ними предсказаниями погоды на завтра, она направилась домой, заглянув по пути в дом священника, чтобы почитать там свои стихи.

Пастор радостно приветствовал ее, пока она снимала свои белые нитяные перчатки (торопливо натянутые перед самой дверью для соблюдения правил этикета) и забавную шляпку, украшенную желтыми и черными иглами дикобраза, — ту самую, в которой она впервые появилась в риверборском обществе.

— Начало стихотворения вы, мистер Бакстер, уже слышали; а теперь скажите, пожалуйста, нравится ли вам последний стих, — сказала она, вынимая из кармана передника листок бумаги. — Я прочитала его пока только Элис Робинсон. Я думаю, что сама она, вероятно, никогда не станет поэтом, хотя пишет замечательно. В прошлом году, когда ей исполнилось двенадцать лет, она написала себе поздравление в стихах ко дню рождения и в нем зарифмовала «день рожденья» и «Мильтону», что, конечно же, не рифмуется. Я помню, что каждый стих кончался так:

В мой настоящий день рожденьяЯ буду подражать Мильтону.

Еще одно ее стихотворение было написано, как она говорит, просто потому, что она ничего не могла с этим поделать. Стихотворение такое:

В горах мне дай найти покой,Чтоб славил я в сказаньях,Пока не дрогнет мир земной,Творец, Твои деянья.

Священнику едва удалось удержаться от улыбки, но он все же удержался, с тем чтобы ни одно из оригинальных наблюдений Ребекки не прошло мимо него. Когда она чувствовала себя совершенно свободно, зная, что за ней не следят и ее не критикуют, она становилась чудесной собеседницей.

— Называться стихотворение будет «Моя звезда», — продолжила она. — Все мысли, какие в нем есть, я взяла из разговора с миссис Бакстер, но всегда происходит нечто вроде волшебства, когда мысли превращаются в поэзию, — вам не кажется? (Ребекка всегда говорила со взрослыми так, как будто была в том же возрасте, что и они, или — более тонкое и строгое различие — будто они были ее ровесниками.)

— Это часто отмечали, в разных выражениях, — согласился священник.

— Миссис Бакстер сказала, что каждая звезда — это штат, а если бы каждый штат постарался показать все самое лучшее, на что он способен, у нас была бы замечательная страна. А еще она однажды сказала, что мы должны радоваться, потому что война кончилась и все штаты живут вместе в мире. И я подумала, что «Колумбия», должно быть, тоже рада, так как мисс Дирборн говорит, что она мать всех штатов. Так что я собираюсь закончить мое стихотворение так — я не писала его, оно само получилось, пока я пришивала мою звезду.

Звезды штатов вместе все —и твоя здесь есть с моей,Гордо, флаг страны родной,Под осенним небом рей!Север, Запад, Юг, Восток —свой свершать им вместе путь;Флаг, как ласковая мать,Их к себе привлек на грудь.

«„Как много есть поэтов от Природы“, — мысленно процитировал Вордсворда священник. — Интересно, что с ними случается потом?..» Вслух он сказал:

— Прекрасная идея, и даже не знаю, кто заслуживает больших похвал — ты или моя жена. А почему ты подумала, что звезды прильнули к материнской груди флага? Почему ты сказала: «Их к себе привлек на грудь»?

— Ну (и вид у юной поэтессы был несколько озадаченный) так получается; флаг — это вся страна, мать, а звезды — это штаты. Звезды должны где-то быть, но «на коленях» или «в объятиях» не будет хорошо звучать со словом «путь», поэтому я, конечно же, сказала «грудь», — ответила Ребекка, удивленная таким вопросом.

Священник ласково приподнял за подбородок лицо Ребекки и, нежно поцеловав ее в лоб, простился с ней у дверей.

Ребекка торопливо шагала к дому в сгущающихся сумерках, думая о завтрашнем дне, который должен был принести столько событий.

Приблизившись к развилке, где влево отходила так называемая Старая милтаунская дорога, она увидела, как повозка, запряженная белой лошадью, которой правил мужчина в щегольской широкополой шляпе, появилась из-за поворота и быстро исчезла за длинной цепью холмов, направляясь в сторону плотины. Ошибиться было невозможно — Эбнер Симпсон, второго такого не было; его худощавая высокая фигура, густые рыжеватые волосы, лихо заломленные поля шляпы и длинные пиратские торчащие вверх усы, о которых мальчишки говорили, что на них симпсоновские ребятишки вешают на ночь свои шляпы. Старая милтаунская дорога проходила мимо дома миссис Фогг, так что, должно быть, он уже оставил там Клару-Беллу, и сердце Ребекки радостно дрогнуло при мысли, что ее бедная подруга сможет присутствовать на празднике.

Тут она пустилась бежать, боясь, что опоздает к ужину, и вскоре преодолела расстояние, отделявшее ее от плотины. Пробегая по мосту, она вновь увидела повозку Эбнера Симпсона, остановившуюся возле поилки для скота.

Когда Ребекка приблизилась, с намерением расспросить о его семье, ее острые глаза заметили нечто необычное. Порывом ветра откинуло задний угол холщового фартука повозки, и под ним она ясно увидела белый сверток с флагом — сверток с проглядывающим крошечным пятнышком ярко-красной ткани. По правде говоря, в последние недели она и ела и спала с мыслью о «красном, белом и голубом», но здесь глаза не могли обмануть ее: флаг, который так ждали, для которого столько трудились, который с таким усердием шили, — этот флаг лежал в повозке Эбнера Симпсона, а если так, то что будет с праздником?