Роковая красавица Наталья Гончарова - Ирина Ободовская

Как твоя жена, она уже родила? Кого она тебе подарила? Говорят, что здоровье бедной Мари[146] очень плохо, она с трудом поправляется после выкидыша. Ваня будет проводить лето в Ильицыне? Потребовал ли Ваня у тебя те 500 рублей, что я ему должна? Вот сколько вопросов, на которые сомневаюсь, что когда-нибудь получу ответ, противный лентяй. Мы не знаем еще, что будем делать этим летом, вероятнее всего наш первый этаж, то есть семейство Пушкиных, расположится лагерем на Островах. Местры заявляют, что не поедут за город, но я этому не верю. В общем еще ничего не известно. Но я решила, что не останусь в городе ни за какие сокровища в мире.

Недавно я представлялась императрице. Она была так добра, что изъявила желание меня увидеть и я была там утром, на частной аудиенции. Я нашла императрицу среди своей семьи, окруженную детьми, все они удивительно красивы.

Прощай, дорогой, славный брат, покидаю тебя, так как спешу, я должна сейчас уйти. Поздравляю вас с праздником Пасхи, желаю всяческого счастья тебе, твоей жене и детям. Сашинька тебя нежно целует, а также все твое семейство. Привет и нежный поцелуй от нас обеих Нине».

Итак, из этого письма мы видим, что в апреле 1839 года Местры уже были в Петербурге; летом они жили рядом с Пушкиными на даче.

А как сложились у Натальи Николаевны отношения с двором?

Сохранилось письмо неизвестной (очевидно, Нины Доля) от 10 апреля 1839 года к Екатерине Дантес, где она говорит о встрече, надо полагать, первой, Натальи Николаевны с императрицей в конце 1838 года:

«Натали выходит мало или почти не выходит, при дворе не была, но представлялась императрице у тетки, однажды, когда ее величество зашла к ней идя навестить фрейлину Кутузову, которая живет в том же доме[147]. Императрица была очень ласкова с Натали, пожелала посмотреть всех ее детей, с которыми она говорила. Это был канун Нового года».

Вряд ли эта встреча императрицы с семьей Пушкина была случайной. Вероятно, все было договорено заранее, и Наталья Николаевна привезла к Загряжской всех своих детей, чего, судя по письмам, она обычно не делала. Из письма мы узнаем и то, что был еще один «частный» визит Натальи Николаевны во дворец в апреле 1839 года. Императрице, вероятно, хотелось показать Наталье Николаевне и своих красивых детей.

До 1843 года Наталья Николаевна не бывала на дворцовых вечерах и приемах и почти не появлялась в великосветском обществе, и эти ее свидания с императрицей, возможно, были единственными за эти годы. О случайной встрече Натальи Николаевны с Николаем І в английском магазине накануне рождественских праздников в 1841 году сообщает друг Пушкина П. А. Плетнев: «Его величество очень милостиво изволил разговаривать с Пушкиной. Это было в первый раз после ужасной катастрофы ее мужа». По-видимому, этим и ограничились в 1839—1842 годы контакты Пушкиной с императорской фамилией. В вышеприведенном письме Нины Доля есть также такие строки:

«Александрина сделала свой первый выход ко двору в Пасхальное утро… но Натали не ездит туда никогда».

Но более того, мы имеем свидетельство самой Натальи Николаевны, что она совершенно не стремилась бывать при дворе. Вот что она писала в 1849 году П. П. Ланскому:

«Втираться в интимные придворные круги – ты знаешь мое к тому отвращение; я боюсь оказаться не на своем месте и подвергнуться какому-нибудь унижению. Я нахожу, что мы должны появляться при дворе, только когда получаем на то приказание, в противном случае лучше сидеть спокойно дома. Я всегда придерживалась этого принципа и никогда не бывала в неловком положении. Какой-то инстинкт меня от этого удерживает».

Вряд ли можно переоценить эти строки, свидетельствующие об истинном отношении Натальи Николаевны к придворным кругам. Обратим внимание на ее слова: «Я всегда[148] придерживалась этого принципа» – и отнесем их и к годам ее жизни с Пушкиным. Перед нами встает иной облик этой женщины – гордой и самолюбивой, боявшейся малейшего намека на неуважительное к ней отношение со стороны титулованных придворных. Следовательно, несправедливы упреки, которые ей бросали при жизни Пушкина и после его смерти, обвиняя в стремлении постоянно блистать на царских приемах и балах…

Лето 1839 года Наталья Николаевна провела на даче на Каменном Острове. Судя по одному из писем Г. Фризенгофа, Екатерина Ивановна сняла там особняк и пригласила к себе любимую племянницу с семьей. В соседнем доме поселилась тетушка Местр, которая, как и предполагала Наталья Николаевна, не осталась в душном городе на лето. Вместе с Местрами на даче жили и молодые Фризенгофы. О тех и других в письме от 10 июля 1839 года восторженно отзывается Александра Николаевна:

«…Ты знаешь, я полагаю, что приехала тетушка Местр. Мы видим их каждый день. Они исполнены доброты к нам, невозможно не обожать их, они такие хорошие, такие добрые, просто сказать тебе не могу. Фризенгофы также очаровательны. Муж – очень умный молодой человек, очаровательно веселый, Ната, его жена, также очень добра. Она брюхата уже несколько месяцев…»

Осенью семейства Пушкиных и Местров поселились вместе в доме Адама на Почтамтской улице, Наталья Николаевна на первом этаже, тетушка с мужем и, по-видимому, с Фризенгофами – на втором. Таким образом, их родственные связи стали еще более тесными.

«…Не могу ничего особенно хорошего сообщить о нас, – пишет Наталья Николаевна брату 15 декабря 1839 года. – По-прежнему все почти одно и то же, время проходит в беготне сверху вниз и от меня во дворец. Не подумай, однако, что в царский, мое сиятельство ограничивается тем, что поднимается по лестнице к Тетушке».

«Что сказать тебе о нас, – читаем мы в письме от 7 марта (1840 г.).– Мадемуазель Александрина всю масленицу танцевала. Она произвела большое впечатление, очень веселилась и прекрасна как день. Что касается меня, то я почти всегда дома; была два раза в театре. Вечера провожу обычно наверху. Тетушка принимает ежедневно, и всегда кто-нибудь бывает».

Интересные сведения об этом периоде их совместной жизни с Местрами находим мы в письме Ивана Николаевича Гончарова от 12 ноября 1839 года:

«…Что сказать тебе о подноготной нашего семейства, которое я только что покинул; к несчастью, очень мало хорошего. Таша и Сашинька не очень веселятся, потому что суровое и деспотичное верховное правление не шутит[149]; впрочем, в этом нет, пожалуй, ничего плохого, и я предпочитаю видеть, что есть кто-то, кто руководит ими, чем если бы они были одни в Петербурге, тогда было бы еще хуже. Они мало выходят и проводят почти все вечера в гостиной тетушки Местр, хотя и богато обставленной и хорошо освещенной, но скучной до невозможности. Бедная бывшая молодая особа[150] из всех сил старается делать все возможное, чтобы ее вечера были оживленными, но никто из общества еще не клюет на удочку скуки и бесцветности, которые там царят».