Наизнанку. Московский роман - Георгий Громов

Припарковавшись у клуба, я вышла из машины и только хотела нажать на кнопку сигнализации центрального замка, как услышала за спиной дерзкий, истеричный хохот молодняка вперемежку с матом. Голоса напомнили мне школу, когда в классе шестом– седьмом надо мной также смеялись ребята из-за моего высокого роста и называли меня «шпалой». Длилось это недолго, до того момента, когда главный забияка Артем учительской указкой начал тыкать в мой зад, приговаривая при этом: избушка-избушка… Я, не выдержав, развернулась и со всего маху дала Артемке кулаком в нос, насмотревшись до этого Rocky и «Кровавого спорта» с Ван Даммом. Нос чуть не раскололся, кровь залила пол классной комнаты, меня живо отвели к директору. Но к моему счастью, все обошлось, я объяснила, что мальчик меня чуть не изнасиловал, за что и поплатился, на что директор ответил: «Ну и правильно, только в следующий раз бей в живот, крови не будет». После этого случая никто больше не называл меня шпалой, а с Артемкой мы даже подружились, но уже в старших классах.

– Давай добьем его?

– Да он и так окочуренный.

– Дай камень, – говорили между собой подростки лет 16–18.

Мне стало непонятно, почему интересно, и я потихонечку подошла к кучке ребят.

Моим глазам предстала жалостливая картина. На асфальте лежал голубь, по-видимому, он еще был жив, так как пытался дернуть крылом, но был очень слаб, он умирал. Чувство жалости росло во мне. Я наклонилась и взяла его в руку, он был такой большой, что скорее напоминал ворона или еще кого-нибудь. Он еле приподнял головку со смешным серым хохолком и открыл глаза.

– Ты чего делаешь? Положи обратно, – почти в приказном тоне сказал один из отморозков в черной «адидасной» кепке.

Я спокойно спросила его:

– Это твоя птица? Что с ней случилось?

На что отморозок мне ответил:

– Тебе-то что, не моя, положи мотылька и топай куда топала, детка.

Стоящие рядом его дружки не стесняясь посмеялись хором.

– Слышь, ты, «Адидас»! Бери-ка скорей своих дружков-пидоров и съебись отсюда, пока можешь это сделать.

Я была уверена в своих словах, так как все происходящее было в трех метрах от черного входа в мой клуб, и нажать кнопочку не составит большого труда, откроется дверь и несколько здоровых ребят разгонят шалупонь в пух и прах.

Парень посмотрел на меня с недоумением и после паузы сказал неуверенно:

– А ты че, типа, основная здесь?

– Щас узнаешь, кто тут основной.

Я немедля подошла к железной двери и нажала на вызов, на всякий случай два раза. Отморозки озабоченно переглянулись.

Через какие-то секунды сим-сим открылся, и в двери появился огромный охранник Саша с тупым выражением лица и упрямым ежиком на голове. Он сначала посмотрел на меня, потом на обездвиженного голубя у меня в руке, и выражение его лица стало еще более тупым.

– Саша, ты можешь разобраться с молодыми людьми, а то они оборзели вконец, хотят узнать, кто тут основной, а кто нет? Вот голубей давят.

Охранник сделал шаг вперед, но молодых уже и след простыл, я обернулась и заметила, что они исчезли за углом.

– Щенки, – важно сказал им вслед Саша.

– Подожди секунду, не закрывай дверь, я сейчас вернусь.

Я нашла какой-то густой зеленый куст и зашла за него, там я аккуратно положила голубя на теплую травку, чтобы он умер спокойно. Мне было очень жаль его. Он все также тихонько посматривал на меня, но жизнь из него выходила, глаза мои налились слезами, я погладила его и накрыла мягкими большими листьями, чтоб его никто не смог потревожить..

Почему-то в эту ночь народу было не так много, как обычно. Правда, девчонки вышли почти все – около сорока юбок.

Я сидела одна в дальнем уголке. Меня никто не тревожил. Я мечтала об отдыхе и думала о нем, почему меня так тянет к нему. Он был самым обычным парнем, без статуса, без вредных привычек, я могла крутить с одним, манипулировать другим, играть с третьим и оставить его только для себя. Но я так не могла, не могла и не хотела. Я же мечтала о любви, об огне внутри, о радостях и счастье каждого дня, проведенных вместе. Я не хотела его обманывать ни в чем, и все бы отдала за искренние чувства и за другую жизнь, где нет клуба, где нет порока, обмана и конечно же игры.

– Ты чего мерзнешь? – спросила меня Оля, и я тут же вернулась в реальный мир.

– Да просто задумалась о чем-то.

– Или о ком-то, – она улыбнулась.

– Да нет, я не о ком, просто… хотя, да, и о ком-то тоже.

– Детка моя, ты что так покраснела? – она с любопытством посмотрела на меня и добавила: – Я даже в этих сумерках вижу красноту на твоих щечках.

После второй, но более короткой паузы она сказала:

– Я видела, как ты смотришь на него, когда он танцует.

Я с вопросом взглянула на Олю:

– На кого?

– На Мишу, ведь именно о нем ты и думаешь, не так ли?

Я не хотела ничего скрывать, поэтому просто кивнула.

Ольгу я знала около шести лет. Не могу отнести ее к категории моих лучших подруг, но почему-то именно она относилась ко мне искренне, и это чувствовалось. Ей уже 36 – староватый возраст для стриптиза, молоденькие сучки уже наступали на пятки или, вернее сказать, на гелевые каблуки. Но Оля была в отличной форме – в физическом и умственном плане. Из-за ее золотых, как у барби, волос, ярко-голубых стреляющих глазок, точеной фигурки и накачанных ножек, а самое главное – доверительных отношений с Папой, она могла честно проработать в клубе вплоть до пятого десятка, как это ни смешно звучит. Яркой и отличительной чертой Оли была вечная борьба за восстановление справедливости и честная преданность людям, которые с ней были уже на протяжении многих лет. Не знаю почему, может, потому что родилась Оля в год собаки в августе, то есть лев – справедливость.

– Думала о нем, ты права. От тебя ничего, как всегда, не скроешь.

– А ты не скрывай, ты же знаешь, мои цыганские корни все узнают, у кого хочешь.

– Это точно, – я огляделась. – Сегодня как-то тухло в клубе.

– Да, народ как будто вымер, перестал ходить перед майскими праздниками. Все деньги зарабатывают, потом уедут куда-нибудь в теплую Турцию или на Кипр.

Оля закурила Vogue.

– Ты никуда, кстати, не собираешься?

Я задумалась, как было бы здорово вырваться куда-нибудь далеко, где синяя вода, белый, как снег, песок и теплое радостное солнце.

– Я не думала пока об отдыхе, но подумаю.

– Ты в курсе, что нашей Анжелке олигарх ее двухдверный пятисотый подкатил, новый, за 70 штук зеленых?

– Да, в курсе, это Анжелка сказала, что он новый, а я от других людей слышала, что он полуторагодовалый и даже вроде перевертыш.

– Ну да? – Ольга повела бровями.

– А Анжелка тебе не рассказывала, что приходится терпеть за машинки и все другие ее потребности и подарки?