Чёрный день - Алексей Доронин

— Как будто у него других забот нету, — хмыкнул тот. — Если сможешь прокормить, бери. Будет типа талисман. Только не свети сильно, а то народ, сама знаешь, кушать хочет. Хронически.

— Никому его в обиду не дам. Ещё бы, при таких обстоятельствах достался…

— Ну-ну. Я в тебе не сомневаюсь. Ладно, я пойду, доложусь Борисычу. Так уж и быть, про твою выходку ни слова. Ты всё-таки молодчина. Мало кто на твоём месте… Про то, что нарушила прямой приказ и подвергла товарищей опасности, забудем. Ты же из лучших побуждений.

— Издеваешься? — подняла бровь Маша. — Всё равно спасибо. Я теперь и так наверх ни ногой.

Все пошли по своим делам, а девушка, набрав тазик тёплой воды, занялась котёнком. Правда, имя ему она ещё не придумала. В голову лезли одни Барсики и Тимофеи. Такие имена подходили для заурядных сибирских, сиамских и персидских, но не для такого чуда-юда. Вопреки всему, что говорят о кошках, этот принял водные процедуры очень спокойно. Более того, когда она намыливала его и тёрла губкой, вид у него был довольный и расслабленный. Он начал тихонько мурлыкать, и Чернышёвой даже показалось, что часть морщинок на его высоком лбу разгладилась.

«Нравится… Дома тебя, наверно, часто мыли».

Здесь её ждала ещё одна неожиданность. Под слоем сажи и грязи обнаружилась кожа розового цвета, нежная и бархатистая. Теперь зверёныш стал напоминать новорождённого… или даже зародыш из учебника анатомии с хвостом-пуповиной. Извлечённый из воды, котёнок тут же начал покрываться гусиной кожей. Машенька насухо вытерла его махровым полотенцем и в полотенце же завернула, одни уши остались торчать.

— Эх ты, ошибка природы. Одеть бы тебя по-человечьи, а то простудишься, — говорила девушка, гладя маленького по спинке. — Не боись, малыш. Прорвёмся.

Глава 5. Тьма египетская

Проснувшись, Александр не сразу понял, где находится.

Вокруг было темно, но не это его удивило. Воздух был неподвижен, а тело никак не давало о себе знать, словно парило в невесомости. Не ощущалось ни тепла, ни холода, будто все рецепторы разом перестали передавать информацию.

Иногда уходящий Морфей дарит человеку бесценный подарок — несколько мгновений чистого восприятия действительности. Это время, когда мы ощущаем мир как новорождённые, когда на нас не давит груз ошибок и воспоминаний, а страхи и тревоги почуют сладким сном. Но его невозможно продлить, как ни старайся. Потом память «включается». Александр вспомнил вспышку, огненное море, руины, где тела людей похожи на бронзовые памятники, скотов, которые хотели его смерти, своё укрытие под мостом и костёр.

Костёр…

Ему стало не по себе. Что, если тот погас?

Саша вдруг вспомнил теорию о том, что в смерти сознание не исчезает, а остаётся запертым там, где ты ещё жив — в последней секунде, растянутой в вечность. Вот такая весёлая перспектива, по сравнению с которой материалистическое «ничто» смотрится оптимистично.

Какая ересь. Нет, он жив, иначе не чувствовал бы давления на стенки мочевого пузыря и круговых движений пустого желудка. Окончательно придя в себя, парень попытался подняться, но уткнулся в стенку, ударившись плечом обо что-то твёрдое. Нет, он точно не покойник.

Саша часто заморгал, но проку от этого вышло немного. Вокруг было не видно ни зги. Обычной ночью светят звёзды и луна. Ночь ядерная, соответствовавшая земному дню, освещалась остатками солнечного света, которым удавалось пробиться сквозь пыль и сажу. Они не помогали определять направление, служа скорее напоминанием, памятником утраченному светилу. Но даже когда ядерная ночь накладывалась на обычную, крохи лунного света пробивались сквозь облачный покров и достигали Земли.

Ядерным «днём», если очень хорошо приглядеться, можно было рассмотреть предметы, находящиеся в нескольких шагах. Ядерной «ночью» — ладонь, поднесённую к лицу.

Сейчас он не видел и этого. Когда он закрыл глаза, стало даже светлее, словно из глубин черепа распространялось красноватое свечение, которое становилось тем ярче, чем крепче он зажмуривался. Парень сжал веки до боли, пока перед глазами не начали плясать разноцветные круги, и снова открыл глаза. То же самое. Нет, он не умер и даже не ослеп. Всё гораздо проще, и нечего наводить тень на плетень.

Уголок под мостом, который сначала показался Данилову подходящим местом для стоянки, оказался для неё непригоден. Стоило ветру изменить направление, как он получил доступ в этот карман, образуя в нём турбулентные потоки и продувая Сашу до костей. К тому же проклятый костёр полностью выгорел за полчаса, и ещё чудо, что парень проснулся от дикой стужи, а не замёрз в своём тонком спальном мешке.

Холод хорошо прочищает мозги, и Данилов вспомнил, что рядом есть укрытие, где можно заночевать с куда большим комфортом. К тому времени он замёрз до ломоты в костях, и ему было плевать, кого он там встретит. Пусть убивают, лишь бы быстро. Однако рядом с джипом, который всё так же одиноко торчал на обочине, не оказалось никого. Двери были открыты, и никто не помешал ему забраться внутрь, запереться и включить печку. К счастью, бак был почти полон. Данилов помнил, что мародёры заправили машину перед последним отрезком пути.

А вот двух пятилитровых канистр на месте не оказалось. Их утащили запасливые налётчики. И, забегая вперёд, стоит отметить, что это было не единственной потерей.

Температура в салоне, которая вначале не отличалась от наружной, начала быстро расти, и вскоре стало достаточно тепло, чтобы парень смог устроиться в своём спальнике на заднем сиденье. Возможно, передние можно было разложить горизонтально, и тогда Александр смог бы заночевать с ещё большим комфортом, но, как говорится, от добра добра не ищут. Парень был слишком утомлён, чтобы разбираться. Стоило ему принять горизонтальное положение, и он тут же уснул под мерный рокот работающего мотора.

Он выспался. К телу сквозь боль и покалывание медленно возвращалась чувствительность, и Саша понял, что его руки скрещены на груди, а ноги поджаты к животу. И те, и другие одеревенели настолько, что он с трудом мог пошевелить пальцами. Места вокруг было предостаточно, и, засыпая, он мог принять такую неудобную позу только для того, чтоб снизить потери тепла, пока салон не успел прогреться.

Не без труда парень дотянулся пальцами левой до «молнии» и расстегнул нагрудный карман, где лежал смартфон. Светил он слабо, давая узкий, сфокусированный луч. Им было хорошо пользоваться там, где незачем выдавать своё присутствие, что, впрочем, не снимало необходимость поисков нормального фонаря.

Его пальцы скользили по гладкой ткани, пока онемевшая рука наконец не справилась с застёжкой. Синий пучок света ударил в темноту, но тут же отскочил, наткнувшись на преграду. Из темноты выступили очертания просторного салона джипа. Ещё около минуты Александр разминал ладони, потом нашарил на приборной панели кнопку, включающую освещение. В абсолютной темноте машина должна была засиять как новогодняя ёлка — он надеялся только на то, что вокруг не было ни души.

Зажигать фары было незачем. Пока он спал, мимо не раз и не два могли проходить люди, встрече с которыми он не будет рад. Ещё повезло, что, обыскивая автомобили в поисках ценных вещей, как часто делал он сам, они не наткнулись на него, тёпленького. Ещё спросонья он слышал, как совсем рядом кто-то скребётся. Это был противный металлический скрежет, вызвавший чувство смутной тревоги, а может, очередной сон.

Саша с третьей попытки разблокировал водительскую дверь и ухватился за ручку. Но упрямая дверца лишь немного приоткрылась. Что-то снаружи мешало.

Глоток ледяного воздуха обжег ему носоглотку, но заставил сознание проясниться. Данилов открыл окно, оценив удобство электрического стеклоподъёмника, и тут же понял причину. Снега нападало до середины дверей. Навалившись плечом, он с трудом раскрыл её наполовину. При его габаритах этого было достаточно, чтобы протиснуться наружу.

Саше показалось, что он попал из одной тёмной каморки в другую, чуть побольше. Было непривычно тихо. Бушевавшая всю «ночь» непогода сменилась полным безветрием, и теперь непривычная тишина давила на нервы. Данилов мог только строить догадки, сколько продлится этот штиль.

Вокруг него во все стороны тянулось бескрайнее идеально ровное поле. Оно было бы белым при свете дня, но сейчас, в слабом свете телефонного «фонарика», казалось тёмно-фиолетовым, как поверхность чужой планеты.

Ни движения, ни дуновения ветерка. Только снег повсюду. Машина утонула в нём как в болоте, по самые обводы крыльев, и даже на крышу успело нападать почти полметра снега. Видимо, пока он спал, буран разгулялся не на шутку. Целых пятьсот миллиметров осадков. Интересно, это недельная норма или месячная? Теперь уж точно дорог больше нет. А значит, горе всем, кто оказался вдали от тёплого крова.