В руках Ирбиса - Елена Ласк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через некоторое время, когда ругательства у меня закончились, а чувство защищённости немного окрепло, подпитанное пониманием что на стол грызунам не забраться, в комнате начало раздаваться рычание, но не собачье, а как у большой дикой кошки вроде барса. Эта ассоциация пробила моё тело дрожью, сердце застучало невыносимо сильно, паника постепенно достигала своего предела. Я чувствовала что должно ещё что-то произойти и сразу за моими мыслями об этом раздался грохот, будто в комнату рухнуло что-то большое и мощное, рычание стало громче и реалистичней, пищание совсем прекратилось, сменившись хрустом раздавленных под чьей-то тяжестью зёрен и осколков стекла. Мне стало настолько жутко, что я не смогла сдержать рвущиеся всхлипы. Я уже не сомневалась, что меня сейчас сожрут. Тело почти парализовало, когда кто-то схватил мою ногу и потянул на себя по гладкой поверхности, и когда я оказалась на краю стола последовал поцелуй, органы чувств заработали и распознали знакомый вкус текилы и свежий запах морозного утра, который становился насыщеннее вместе с тем, как углублялся поцелуй, а чужие руки управляли моим телом.
– Где твоя вторая туфля? – Прошептал мне в губы.
– Где… где… где-то на п-полу. – Выдавила из себя, боясь пошевелиться.
Руки исчезли с моего тела, и в комнате раздались неторопливые шаги, которые снова вернулись ко мне. Я не слышала его дыхание, только чувствовала тепло, исходящее от его тела. На мою ногу вернулась одна туфля, а следом за ней вторая и в комнате моментально зажёгся свет.
Весь в чёрном, весь мокрый, полностью сосредоточенный на мне. Мне хочется его поблагодарить, но не могу выдавить из себя ни слова, отвлекают мыши, мелькание которых по полу возвращает в состояние паники.
– Если не возьмёшь себя в руки, снова поцелую.
Мне было всё равно что он говорит, все мысли были сосредоточены на желании убраться из этой комнаты. Я должна взять себя в руки, но вместо этого снова подгибаю под себя ноги, отползая по столу к стене, а Кирилл снова тянет меня на себя, и целует, вытягивая из состояния паники и одновременно погружая в другое – отторжения, смешанного с противным желанием, которое прострелило моё тело, когда его рука пробралась мне под платье, нырнув между ног к белью. Я наконец очнулась, начав отталкивать его, моментально добившись желаемого – Кирилл отстранился.
– Почему ты мокрый? – Решила отвлечь его разговором, чтобы получить передышку и совладать с эмоциями, вспомнить, что здесь всё не по-настоящему, поверить, что это всего лишь игра одного полоумного.
– А почему мокрая ты? – Его слова будто окатили меня чем-то липким, от чего просто так не отмыться и не отряхнуться, что впитывается в кожу, проникает по капиллярам в кровь, смешивается с ней и начинает свой изнуряющий бег.
Он улыбался, хищно, нагло, как какой-то поработитель, получивший неожиданную победу.
– Я обязательно изучу эту реакцию своего тела и приму меры, чтобы она не повторилась.
– Я сейчас сброшу тебя на пол. – Процедил сквозь зубы, но отошёл, встав напротив меня.
– Тебе доставляет удовольствие унижать меня?
– Разве признаться, что возбудилась рядом со мной унизительно? Или ты переживаешь из-за самого факта, что я об этом узнал? – Рассматривает меня будто впервые видит и тон такой знакомый, как… как в день нашей первой встречи, и привкус текилы во рту притягивает ощущения из этих воспоминаний, приятно обволакивая ими, обманом заставляя моё тело отзываться на эхо прошлого, которое кажется невыносимо громким, пробирающимся вибрацией в мою грудь и не дающим сердцу сбавить удары.
– Я не переживаю, просто противно от самой себя. Так быть не должно. – Мой единственный способ не поддаться, защититься – произнести эти слова вслух, глядя ему в глаза, в ожидании резкой реакции, которая снова меня оттолкнёт, вернёт в настоящее, в реальность, пропитанную болью, но зверь спокоен, он смотрит на меня будто пресытился и готов проявить ленивое снисхождение.
– Как была дурой, так и осталась. – Кирилл помотал головой, а мне не по себе от его спокойствия, от отсутствия внутри страха, что он рядом, и чувства, похожего на радость, граничащую с благодарностью. Я молчу, чтобы задержаться в этом моменте, насладиться им, зная, что позже буду корить себя, бесконечно вытаскивая из сознания другие воспоминания и ощущения, разрушая то, что во мне возрождается когда он такой, так себя ведёт и смотрит. Мысли мечутся и смешиваются друг с другом, будто борясь за место в моей голове, и я хочу победы тех, которые вытянули из меня женщину, научили желать мужчину, зародили чувства, которые оказались сильнее моих принципов. – Вижу, ты успокоилась. Пора идти дальше.
– Через потолок? – Подняла голову, рассмотрев огромную дыру, с краёв которой капала вода.
– Нет, там тупик.
Кирилл спокойно прошёлся вдоль стен, простукивая их, пока не раздался звонкий звук. Один резкий сильный удар и стена, сделанная из гипсокартона, проломлена, ещё несколько ударов и в ней образовался проём.
– Пойдём. – Кирилл ждал когда я подойду, но я по-прежнему не могла пересилить себя и спустить ноги на пол. – Серьёзно? – Мне нечего ему ответить, потому что мои ноги не коснутся этого пола. – Ты понимаешь, что у тебя только один вариант – если я возьму тебя на руки.
Это было глупо, но я не могла преодолеть два несчастных метра. Кроме мышей я заметила и крыс, не белых, а серых, огромных, с лысыми мясистыми хвостами. От мысли, что одна из них или несколько могут на меня наброситься и укусить начинало темнеть перед глазами, будто свет в комнате снова гас.
– Ладно, но ты мне расскажешь предысторию своей фобии. – Кирилл будто нехотя подошёл ко мне и лениво подхватил на руки, опешив, когда я крепко обхватила его шею, помня, что он грозился бросить меня на пол. – Понятно. – Констатировал и наконец преодолел метры до проёма, ведущего в тёмный коридор, подсвеченный настоящими факелами.
– Ты можешь меня отпустить. – Попросила, когда убедилась, что опасность миновала, опрометчиво забыв в чьих руках нахожусь.
– Сначала предыстория.
Кирилл шёл, словно прогуливался, его дыхание было ровным, будто я ничего не вешу, будто в его руках пустота. Это не первый раз, когда он несёт меня на руках, и я трусливо избегаю того, что не помню, того что осталось в темноте ночи из прошлого, когда Ирбис привёл в исполнение свой личный приговор. Сейчас я трусливо выбираю заглушить в себе протест, потому что было ещё одно чувство, которое я испытывала только с ним – только с ним мне не страшно быть слабой.
– Мой отец любил фильмы ужасов. У него была целая коллекция кассет, дисков.
