Богиня песков - Екатерина Смирнова

Курительная комната и чисто мужское общество – вот что мне поможет! – решил он. И отправился в курительную комнату. Символически курить.

Чисто мужское общество его удивило.

Кого здесь только не было: разойдясь кучками по углам, шумели и шептались и ученые, и жрецы, и даже писатели. Да, академики – академиками, но на его родине такое разнообразное и деловитое сборище можно было увидеть разве что в хорошем кабаке. Ошеломляло количество верноподданных и патриотически настроенных людей. Он был совершенно не готов увидеть здесь маститого писателя, готовящего одновременно объемный труд о всемирной истории и книгу о великих целях новоявленного жречества.

Здесь был и издатель единственной нынче столичной газеты. Он жаловался на то, что листки печатать немодно, типографии обанкротились, не в силах выполнять государственные заказы, за которые, видите ли, еще надо платить… а воск нынче слишком дешев – и, ведь если его слегка поднять в цене, то среди высокородных будет пользоваться спросом личный выпуск новостей, доставляемый прямо в дома – на бронзовой подложке и точно к сроку!..

О боги! И эти люди вершат дела в империи? Лучше уж эти, как их, пляшущие на улицах старики и безумные люди в разноцветной одежде.

Поставив одну ногу на подлокотник кресла, писатель начал вдохновенно читать, размахивая измятым листком:

«Твоя Родина – Империя, люби её превыше всего и больше в деле, чем на словах!

Враги Империи – твои враги, ненавидь их от всего сердца!

Любой собрат по нации, даже самый бедный – это частица Империи, люби его как самого себя!»

– Правильно! – подхватил толстый виноторговец, супруг ученой дамы. – Под лежачий камень вода не течёт. Только решительными действиями истинный человек может завоевать свои законные права! – и захлопал в ладоши.

– Да! – воскликнул жрец. – Надо крепко верить в будущее – только тогда мы сможем им наконец овладеть! Откуда все беды? От нашей нерешительности, от нашей жертвенности, от разрушения нравственности! От нашего слишком уж терпимого характера!

«Интересно, что он цитирует» – подумал посланник. Где-то он уже слышал этот голос. И эти имена ему называли.

– Но, может быть, все беды от воров? – подколол его Таскат.

Жрец воздел очи горе.

– Это исключено! У нас очень богатая страна. Невозможно столько украсть, чтобы развалить всю нравственность. Да, чиновники берут взятки, но виноваты не они. Все беды знаете от чего? От мужеложства! От политиков и от мужеложцев!

– То есть как? – поперхнулся Таскат. Его бедная голова никак не могла связать одно с другим. О чем это? Он говорит о жертвенности в любви – или о влиятельных любовниках политиков? А чем плохо? Но, насколько он знал, здесь это совсем не было популярно: тем более, как он понимал, если положение не военное и рядом есть женщины, незачем постоянно утешаться друг с другом… Так никто и не заставляет. Ну, и не все ли равно?

– Вот так вот и узнаешь, что в этой стране все-таки есть какая-то разница в любовных предпочтениях – очень вежливо сказал он. – Но где прячутся эти таинственные люди с иными предпочтениями?.. И чем они плохи? Может быть, это тоже – всем известный секрет? Я ничего об этом не знаю.

Жрец отложил трубку и стукнул кулаком по курительной плошке. Таскат вздрогнул.

– Ну как же! – рявкнул собеседник. – Раньше об этом не говорили, а теперь это известно всем! Многие советники – мужеложцы! И, вступая в мужеложескую связь, любой советник напрямую, грубо, снизу, незаконно, противоестественно добивается сверхъестественной энергии наслаждения, уродливо, неосознанно, гипертрофированно трансформируя ее затем в энергию интеллектуальных фантазий!8

Таскат поежился. Откуда такой изысканный словарь у религиозного деятеля? Впрочем, они тут все почтенные ученые… Ах, да! Ольмитт! Этот голос был у того, кто вытягивал деньги Ольмитта! И что теперь с этим делать, раз он такая важная птица?..

– Политик – существо интуитивное – продолжил деятель. – Политик любого пола просто вынужден вести разнузданную, противоестественную половую жизнь, чтобы, противоестественно наслаждаясь, получать трансформированную интеллектуальную подпитку, поддерживая тем самым свой интеллект на надлежащем политическом уровне. У мужчин просто нет другого выбора, а при остановке мужеложества, то есть при остановке своего политического развития, их просто затопчут свои же политические партнеры и раздавят силой энергии падения.

– А большие политики вас, случайно, не слышат? – робко осведомился посланник. Ближайший человек, близкий по третьей степени родства к советнику Его величества, сидел на соседней скамье. Но жрец уже разошелся.

– Имея нужду в высших знаниях, но не имея возможности их употребить – тут жрец причмокнул – политик просто вынужден добывать высшие знания низшими средствами, через всю чувственную, противоестественную, незаконную сферу! Отсюда – воровство, казнокрадство, взяточничество и прочее. Спросите меня, зачем? Затем! За этим!!! Он это делает для… уестествления!.. Для получения любых чувственных сладостных энергий, хаотически трансформирующихся в энергию мышления. Хаотичность этих энергий, следующих, минуя женщин, и их непредсказуемость и неуловимость вынуждает советников инстинктивно объединяться в чисто мужские партии и отряды для создания из частного хаоса общего, более-менее устойчивого энергетического интеллектуального фона. То-то самые первые захватчики времен Войны поощряли мужеложество! Без мужеложества нынешние политики просто не смогут существовать, они существуют на его фоне, заряжаются от него умственно и эстетически, наполняют уестествляемыми свои ряды. Вот.

Таскат немного помолчал, пытаясь понять, что именно ему сказали. Он не видел никакого насилия в удовлетворении естественной потребности, если уж настала брачная пора и никто не против. Но этот человек, похоже, все связывал с насилием, даже возможные женские объятия. А зачем?..

– Позвольте… – нерешительно спросил посланник. – Так хорошо это для общества или плохо? (Жрец озадаченно посмотрел на него и постучал по лбу пальцем). И разве не все политики занимаются одним и тем же делом, и женщины тоже?.. Мир не состоит из одних мужчин! И ведь никто из советников не оспаривает власть Его священного величества. Никто не пытается никак уестествить законную власть. Зачем же…

Жрец доверительно наклонился к нему.

– Скажу вам по секрету, мы все – на своей собственной стороне. Женщины нас не понимают. Но мы – лучше, чем любые политики.

– Почему?

– Мы, если это возможно, всегда поддержим наследственную власть. И нам нужны женщины. А они – не все на нашей стороне. Они сами хотят нас… эээ… употребить. И советники – хотят. А император вполне способен употребить… нас. И нам страшно.

– Но если вас будут… эээ… так употреблять, согласно вашим словам, император или люди императора… Ведь вам же это совсем… не понравится? – с трудом находил слова ошеломленный посланник.

– Да. Именно. Именно – не нравится. Но, говоря как на духу – тут жрец наклонился прямо к уху Таската – мне бы очень хотелось сделать это самому. Хоть раз. Чтобы не они меня, а я их. Понимаете? Я – их!!!

Таскат на всякий случай кивнул, ерзая на своей скамейке, и с трудом дождался момента, когда можно будет покинуть курительную комнату и академию вообще.

46

Сидя в паланкине, посланник боролся с желанием придержать рукой кружащуюся голову. Он надиктовывал заметки, держа руку у рта. Если заботливой охране понадобится опять проверить, как он себя чувствует, пусть думают, что его тошнит от местного курева.

Какая ерунда…

Номинально император правит всей планетой, а фактически уже давно – только столицей. И то раньше было – империя правила всем большим континентом, а что там за морем – в деталях не знает никто. Неизвестные города и два-три государства, о которых ничего не известно, кроме того, что они есть.

Неужели и за морем, и за островами, и за океаном все так же…

Он выключил запись и лег спать, выключив себя самого.

Посреди ночи его разбудили чьи-то легкие шаги. Он проснулся и сел на кровати, стараясь побольше скрипеть и шуметь. Шаги остановились. Прозвенел инъектор, поставленный на срабатывание. Затем раздался другой звон, погромче. Ампула разбилась.

Стражу второй раз обходят. По воздуху, что ли? И кто, во имя всех богов, спал тогда в моей кровати?..

– Очередной любитель приключений – проворчал Таскат, ворочаясь в кровати и протирая глаза. Требовалось много сил, чтобы развернуться. – Убивать нехорошо. Когда же вы меня оставите в покое! Идите и доложите, что ничего не получилось…

– К сожалению, мы не можем доложить – раздался мелодичный мужской голос. – Нам некому докладывать.

У кровати возникли две черных тени: одна пониже, вторая повыше.