Мир на краю бездны - Александр Шубин

Новые трения меду союзниками по антифашистскому фронту возникли в феврале 1937 г. в связи с падением Малаги, в обороне которой участвовали и анархисты, и коммунисты. Поражение под Малагой — классический пример стратегического просчета, когда республиканцы позволили франкистам глубоко «нависнуть» над городом с севера и в то же время не решились заблаговременно отвести войска, спасая их от неминуемого окружения. На многочисленных примерах Второй мировой войны мы убедимся, что такое часто случается с регулярными армиями. По мнению Б. Боллотена к падению Малаги привело множество причин — нехватка оружия, общий беспорядок, прямое предательство офицеров, плохое руководство (в том числе и комиссаром-коммунистом К. Боливаром). По воспоминаниям члена ЦК КПИ Э. Кастро «Малага была больше чем военным поражением — она была хорошей возможностью для партии начать свою наиболее тяжелую битву за гегемонию — борьбу за свержение Ларго Кабальеро»[417]. На заседании испанского правительства коммунисты потребовали тщательного расследования обстоятельств падения города. Острие атаки КПИ было направлено на заместителя министра обороны Т. Асенсио. Его падение укрепляло позиции коммунистов в армии, что соответствовало стратегическим задачам партии. Первоначально анархо-синдикалисты поддержали коммунистов. Однако выяснилось, что в разгар боев комиссар Малаги коммунист Боливар покинул фронт и отправился в Валенсию, где пытался скомпрометировать перед Ларго Кабальеро анархистскую милицию. Это вызвало скандал. Несмотря на то, что разбираться в обстоятельствах падения Малаги было доверено комиссии под руководством министра-анархиста Г. Оливера и министра-коммуниста В. Уррибе, сближения взглядов достичь не удалось.

После падения Малаги ИККИ принял решение о необходимости замены Ларго Кабальеро на Негрина. Но это решение было необходимо провести через Политбюро ЦК КПИ. Между тем Х. Диас выступал против атаки на Ларго Кабальеро. В условиях военных неудач борьба за власть, чреватая внутренними столкновениями, могла окончательно подорвать обороноспособность республики.

Отстаивая свою позицию на заседании Политбюро, проходившем в присутствии представителей ИККИ Марти, Стефанова (Минева) и Тольятти, Диас говорил: «Мне не ясны мотивы, по которым мы должны принести в жертву Кабальеро… Мы можем спровоцировать вражду большей части социалистической партии… анархисты поддержат Кабальеро… Скажут, что мы претендуем на гегемонию в ведении войны и политики». Отвечая Диасу и поддержавшему его Эрнандесу, Стефанов говорил: «Диас и Эрнандес защищают черное дело. Не Москва, а история обрекла Кабальеро. После возникновения правительства Кабальеро мы идем от катастрофы к катастрофе…

— Это неправда! — прервал Диас.

Невозмутимый Стефанов упер свои зеленые глаза в черные глаза Диаса и продолжил:

— … от катастрофы к катастрофе в военном отношении… Кто отвечает за Малагу?» [418].

Конечно, коммунисты не могли признать, что Кабальеро виноват в падении Малаги не больше, чем они сами. Но Диас продолжал упорствовать. Революционер Ларго Кабальеро был ближе ему, чем функционеры Коминтерна. Дошло до того, что Диас назвал Марти бюрократом, тот усомнился в революционности Диаса, и тогда тот указал «гостю» на дверь. Возбужденные коммунисты повскакали с мест. Но когда предложение ИККИ было поставлено на голосование, большинство не решилось перечить. Партия брала курс на снятие Ларго Кабальеро.

В марте 1937 г. коммунисты развернули пропагандистскую кампанию против анархистов, левых социалистов и, конечно же, «троцкистов». В их руках был мощный агитационный аппарат: «Если мы решали показать, что Кабальеро, Прието, Асанья или Дурутти ответственны за наши неудачи, полмиллиона людей, десятки изданий, миллионы листовок, сотни ораторов начинали в один голос доказывать опасность, которая исходит от этих граждан…»[419] — вспоминал министр-коммунист Х. Эрнандес. Агитация подкреплялась арестами левых радикалов.

Отношения анархо-синдикалистов и коммунистов становились все более напряженными. Острая критика компартии звучала на пленуме НКТ 16–20 апреля, который стал в этом отношении переломным. Пленум высказался за «отделение службы общественного порядка от коммунистических элементов», так как коммунисты используют свое положение для произвольных арестов.

Выступая на пленуме, арагонцы отмечали «большой антагонизм между марксистскими силами и нами». Представитель Каталонии указывал на «бойкот со стороны центрального правительства» в отношении Арагонского фронта и Каталонии, особенно в отношении просьб об авиационной поддержке и закупке сырья за границей. И это в то время, когда НКТ организовывала военное производство, поставляла амуницию и бойцов на другие фронты[420].

Пленум решил послать делегацию в Мадрид, чтобы она могла оценить ситуацию, сложившуюся в результате деятельности прокоммунистической Хунты столицы. Из Мадрида поступала информация о серьезных злоупотреблениях коммунистов.

Результаты расследования не заставили себя ждать. Социалисты и анархо-синдикалисты опубликовали информацию о репрессиях, организованных коммунистами против представителей других течений в Мадриде. «У нас нет соответствующих слов, — писала „Рабочая солидарность“, — чтобы охарактеризовать тиранию мадридских коммунистов, которые захватили контроль над столицей. Здесь практикуются произвольные аресты, убийства без суда, секретные тюрьмы, преследования прессы…» Скандал разрастался все шире. Правительство Ларго Кабальеро распустило Мадридскую Хунту, контролировавшуюся коммунистами. «Становится ясно, — утверждала „Рабочая солидарность“, — что чекистская организация, раскрытая сейчас в Мадриде, за создание которой отвечает комиссар безопасности Касорла, напрямую связана с подобными центрами, действующими под единым руководством и с определенным планом национального масштаба»[421].

Одновременно обострились конфликты между анархистами и коммунистами в Каталонии. Ликвидация синдикалистских «хлебных комитетов» каталонским министром-коммунистом Коморерой усилила продовольственные трудности. Попытка разоружить рабочие патрули анархистов привела к перестрелке. Но в этот момент противоречия удалось урегулировать. Для серьезного конфликта с анархистами коммунистам нужна была санкция Коминтерна.

Коминтерн был обеспокоен. ПОУМ готовил проведение в Барселоне Международного рабочего конгресса, на котором, если бы туда решился приехать Троцкий (пока он опасался принимать участие в непонятной Испанской революции), мог быть создан антисталинский интернационал.

3 мая 1937 г. национальные гвардейцы предприняли атаку на телефонную станцию Барселоны, контролируемую НКТ. Акцией командовал коммунист, Генеральный комиссар охраны порядка Р. Салас. Правовых оснований для захвата станции не было.

Решение атаковать телефонную станцию было принято в самом конце апреля на заседании исполкома ЦК ОСПК — фактического филиала КПИ в Каталонии — при активном участии представителя Коминтерна Э. Гере («Педро»). Впоследствии приверженец силовых методов Э. Гере станет одним из виновников кровопролития у себя на родине в Венгрии в октябре 1956 г. «Педро» говорил: «НКТ прослушивает все переговоры правительства, генералидада и заграницы. Нельзя позволить, чтобы это продолжалось»[422]. Это заявление Гере может показаться парадоксальным, если вспомнить, что НКТ входило и в правительство, и в генералидад. Представителя Коминтерна, по видимому, не устраивало, что НКТ могут стать известны подробности тайной дипломатии, которая велась «на советском направлении», прежде всего в связи с активностью НКВД. «Подслушивание» само по себе не смущало коммунистов — они и сами прибегали к подобным методам[423]. Анархисты, работавшие на телефонной станции, не скрывали своего присутствия на линии, считая право «масс» контролировать «конспирации» правительства завоеванием революции. Поводом к нападению стало вмешательство телефониста в разговор президентов Испании и Каталонии. Телефонист напомнил государственным деятелям, что они не должны вести по телефону секретных разговоров. Конфликт мог быть решен с привлечением министров-представителей НКТ. Но коммунисты предпочли силовые меры именно потому, что им нужно было столкновение.

Столкновения в районе станции стали спичкой у бочки с бензином. В Барселоне началась всеобщая забастовка, перестрелки вспыхнули по всему городу. Он быстро покрылся баррикадами. «В этот день между тремя и четырьмя дня я был на полпути по Рамбласу, когда услышал несколько ружейных выстрелов перед собой… — вспоминал Д. Оруэлл. — Я немедленно подумал: „Это началось!“ Но я думал это без каких-то значительных чувств или удивления — за прошедшие дни каждый ожидал, что „это“ начнется в любой момент»[424]. Руководство НКТ, ФАИ или ПОУМ не давало по этому поводу специальных указаний. «Никто из нас не принуждал массы Барселоны предпринять эту акцию. Это спонтанный ответ на сталинистскую провокацию… Максимальное требование — отставка комиссара, который спровоцировал действия»,[425] — писал член исполкома ПОУМ Ю. Горкин.