Слуга злодея - Александр Крашенинников

Вертухин приказал отрубить голову самой толстой курице деревни и зажарить ее для исправника Котова.

Котов, кажется, ел впервые в жизни: горячий жир стекал по его рукам горными ручьями, кости трещали на его зубах, как валежник в лапах костра. Куриную голову он едва не проглотил целиком, но успел выплюнуть. То, что за еду не надо было платить и медного гроша, придавало Котову невиданные силы.

На дознание в дом, где разместился Лазаревич, его вели под руки. Чтобы он не заснул по дороге, Вертухин пустил позади Котова старую свою служанку собаку Пушку с наставлениями, как ей действовать. Пушка немедленно принялась за работу с нечеловеческим рвением. Вертухин едва вышел из ворот, как Котов уже скрылся во дворе Лазаревича.

Погода томила домочадцев арендатора Билимбаевского завода, как русская печь — гречневую кашу. Лежали кто где: Калентьев на крышке колодца, Меланья в погребе на прошлогодней репе, Фетинья в сенях у порога. Сам же Лазаревич устроился под навесом в корыте с холодной водой и тяжело плавал глазами в небесном озерце над воротами двора.

Солнце секло, горячий воздух застревал в груди.

Вертухин сел напротив Лазаревича на обрубок бревна и долго в молчании рассматривал его голую волосатую грудь. Лазаревич под его взглядом завозился, как полудохлая щука, и плеснул ногами.

— Скажи мне, любезный, — проговорил наконец Вертухин, — далеко ли страна Армения от страны Турции?

Географическое начало беседы не обещало ничего утешительного. Лазаревич задумался.

— Они рядом, — сказал вдруг очнувшийся от обеда Котов. — Что Армения, что Турция — все едино. Этот господин — турецкий лазутчик.

И едва Лазаревич собрался что-то возразить, как Вертухин достал переданный ему Кузьмою валенок горчичного цвета и предъявил Лазаревичу:

— Признайся, любезный, твой ли это валенок?

— Я был ювелиром при дворе императрицы! — отвечал Лазаревич, выпрямляясь, насколько деревянное корыто дозволяло. — Сия служба не влечет ухищрений. Лукавить не буду — мой валенок!

— Свидетельствуешь ли ты, мой друг, — обратился Вертухин к исправнику, — что сей валенок и оставил следы в ювелирной комнате господина нашего Лазаревича?

Котов посмотрел на валенок и придержал руками живот, дабы он неурочным ворчанием какого-нибудь недовольства не изъявил. Спасенный Вертухиным от злоключений и самого пресечения дней, Котов без запинки подтвердил бы и подлинность следов африканского слона.

— Истинно сей валенок и есть! — сказал он.

— Этот господин, — указывая на Котова, оборотился Вертухин к Лазаревичу, — исправник из самой Перми. Прислан произвести следствие по делу убиенного Минеева!

— Убийца же, — добавил он, — ходил по ювелирной комнате именно в таких валенках. Причем хромал на левую ногу. Что и было доказано моим слугою Кузьмой.

И тут Лазаревич захохотал так, что наглотался из корыта воды.

— Посмотрите! — сказал он, отплевываясь.

— Куда посмотреть? — спросил опешивший Вертухин.

— Посмотрите на валенок и скажите, левый это или правый?!

Вертухин достал второй валенок и поставил рядом с первым. Они были совершенно одинаковы, как все валенки.

Вертухин поменял их местами, но решительно нельзя было понять, какой валенок левый, а какой правый.

Следствие разваливалось на куски.

Вертухин оборотился к исправнику за помощью и поддержкой. Но Котов уже спал, обняв живот, как важнейшую свою драгоценность.

Тут охлажденный колодцем до ломоты костей выступил вперед Калентьев. На лице у него были такие умиление и благость, что Вертухину немедленно захотелось в него плюнуть.

— Сдается мне, — сказал Каленьтьев, — задумали вы, сударь, несправедливость и коварство противу господина Белобородова. Коли в пределах его владений приняли под защиту исправника из Перми.

При словах «господин Белобородов» Вертухин гримасу состроил, будто осиновой коры дали ему пожевать. Но не только смолчал, а даже съежился, поелику от такой переметной сумы, как Калентьев, можно было ждать единственно, что он насыплет тебе кованых гвоздей, коли будешь падать.

— Да знаем, — только и сказал он. — У тебя все пряники сахарные и с начинкой. Из конских катышей.

Он толкнул в бок исправника Котова. Котов повалился, но тут подбежала свинья, стала тереться о него и не дала упасть.

— Господи! — воскликнул Вертухин. — И я ждал от него помощи в расследовании дела! Свинья и та разумнее. А ведь самую жирную курицу округи стрескал!

Он подхватил Котова под мышки и поволок из двора.

Глава пятьдесят первая

Вертухин впервые сделался разумен

Теперь он истинно не знал, что делать с исправником. Белобородов пьянствовал в доме крестьянина Чирьева, соседнем с пристанищем Лазаревича, и был пока не опасен. Но он мог в любой час прекратить сие скудоумствование и протрезветь. Тогда уж гляди. Вертухин понимал, что он и Котов ходят вкруг медвежьей берлоги и даже кричат туда вопросы про Турцию и валенок с левой ноги.

И хотя бы на вершок продвинул его Котов в расследовании, хотя бы мычанием или хрюканьем возразил Калентьеву и Лазаревичу! А ведь какой надеждой Вертухин ласкался, когда взял с собою этого сочинителя бессмертных проповедей.

Да у него и голова редькою! Брюхо, как у мерина, а голова редькою. Смотреть противно. А харя до того ядовитая, что просто смерть.

Вертухин затащил Котова в ограду крестьянина Лютого, в доме коего квартировал со вчерашнего дня, и поставил к стене.

Но не успел он отойти, как исправник выпрямился и посмотрел на него умным и нетрусливым взглядом. Так глядит на человека собака, вцепившаяся ему в сапог.

— Прошу, Дементий Христофорович, сесть на березовое полено и выслушать мою отменную и особливую повесть, — сказал он.

Вертухин сел, где стоял, и вскрикнул.

— На полено садись, мой друг, а не на щепку, — поправил его Котов.

И едва Вертухин устроился, как надо, Котов прошел по ограде туда и обратно и начал:

— Ты не представишь, друг мой, каким досадам и огорчениям честный исправник в службе подвергается. Вот, предположим, следствие вести надобно, а тут большой господин тебя притесняет, чтобы ты чесанием его волос занялся, как простой камердинер.

— Неужели чесанием волос?!

— Истинно! И щекотанием за ушами. Господина в большом чине это приводит в самые восторги и к веселости возбуждает. Особливо зимней порою. От сих злоключений я нынешней зимой в Екатеринбургский уезд уехал. Да к тем событиям, кои тебе известны, как раз и поспел.

— Что такое ты говоришь?! — воскликнул Вертухин. — Следственно, щекотание за ушами тебя подвигло убийство Минеева раскрыть?!