Потерянный бог. - Карина Линова

- Обещаю, Кларисса, я сделаю все, что смогу.

Благодарный огонек в серых глазах, нежная улыбка:

- Спасибо тебе, мой друг. Ты - единственный, на кого я могу положиться.

Амос скорбно покачал головой: с самого детства Кларисса умудрялась вить из него веревки, и он сам прекрасно это понимал, но все равно поддавался. Хотя, вот уже восемнадцать лет, для него не было никакой надежды: его любимая принадлежала другому. И была все эти годы глубоко несчастна.

И еще существовал Дарен, почти точная копия своего проклятого отца, но с отражением черточек Клариссы: ее глаза, рисунок ее бровей, такая же, как у нее, бьющаяся на виске синяя венка.

Когда Дарен только родился, Амос возненавидел его, еще лежащего в колыбели: нежеланный плод нежеланного союза. Но потом понял, как много этот ребенок значит для Клариссы, как теплеют ее глаза при взгляде на сына, как возвращается исчезнувшая за первый год замужества искренняя улыбка. И примирился с существованием мальчишки.

Приложив ко рту ладонь, Амос издал длинную заливистую трель. Псы встрепенулись и подняли головы, удивляясь, чего это хозяин так распелся. Темный проигнорировал вопрос в собачьих глазах и повторил зов.

Из-за деревьев бесшумно, неся себя с достойной императора гордостью, выступил Оркуд. Всем своим видом зверь, казалось, говорил: «Это не ты позвал меня, это я соизволил выйти к тебе именно в этот момент».

Амос улыбнулся, подходя к своему любимцу, погладил по шелковистой черной гриве, вскочил в седло. Единорог изогнул шею, с упреком глядя на хозяина огромными влажными глазами: «А лакомство?» - вопрошали они. Порывшись в карманах, Амос достал очередную морковку и задался грустным вопросом, что ему делать, когда оранжевые хрустяшки кончатся. Для черного всеядного единорога его любимец питал поистине необъяснимое пристрастие к этому овощу.

Оркуд с легкостью взял след детей, все еще висевший в воздухе золотой пылью, и когда она рассеялась, уже не сбился с дороги. В давние времена, в разгар междоусобиц, именно на черных единорогах предки Амоса выслеживали чужаков в своих владениях. А также охотились на магов из враждебных Семей.

О последнем обычае Амос вспоминать не любил: слишком много в нем было дикости и варварства. Врагов положено убивать быстро и чисто, а не с азартным гиканьем, как это до сих пор делают южные кочевники.

Даже обычные единороги могли проходить огромные расстояния за краткий промежуток времени, а в специально выведенных черных эта способность была доведена магами до совершенства.

Они мчались на юго-восток; рядом, растворившись до полупрозрачного состояния, летели псы. У некоторых из найденных кострищ Амос останавливался, находя грубо обструганные вертела, кости животных, даже самодельные удочки. И каждая новая находка означала, что подростки сумели прожить еще один день.

Уже начинался вечер, когда Амос обнаружил брошенную в лесу сумку Иласэ, набитую припасами и травами. Находка встревожила его.

А потом след кончился.

Оборвался посередине высохшего озера.

Нахмурившись, Амос спешился, рассеянно потрепал беспокойно поводящего ушами Оркуда. Внимательно огляделся по сторонам: если след оборвался, дети должны быть поблизости, живые или мертвые. Даже если мертвые, единорог привел бы его к останкам. Да и выслеживающие заклятия не так просто обмануть.

Вокруг стояла гнетущая тишина, как обычно перед бурей. Но небо было чистым. И… Амос только сейчас осознал, что нигде нет собак; в лесу, всю дорогу, они бежали рядом с ним, и Темный привычно не обращал на животных внимания. Но к озеру псы не вышли.

Поблизости заквакала лягушка. Ей ответила другая. Их поддержало еще несколько, и могучий лягушачий хор раздавался теперь отовсюду.

Но разве сейчас не слишком холодно для лягушек? И, кроме того, нигде вокруг нет воды.

Амфибии замолчали.

- Здравствуй, Амос! - раздалось из-за спины.

Темный резко развернулся, лицом к лицу оказавшись с… Дареном Тартисом.

Все вокруг поплыло, реальность смазалась, только Дарен остался неизменным: чистое незагорелое лицо, внимательные серые глаза, на плечах тяжелый плащ с меховой опушкой, застегнутый на фамильный крест. Внешность мальчика буквально излучала здоровье и силу, словно он и не провел целый месяц в диком лесу, лишенный элементарных удобств.

Окружающий мир вернулся в фокус, только высохшее озеро исчезло: вокруг высились мрачные шотоны, и Дарен стоял почти вплотную к ним.

- Дарен, отойди от деревьев! - внезапно охрипнув, потребовал Амос: ему не раз приходилось видеть, что оставалось от неосторожных, ступивших под сень шотонов.

Мальчик улыбнулся ему ласково, снисходительно; Амос никогда прежде не видел на лице Дарена такого выражения.

- Они не тронут меня, - проговорил младший Тартис мягко. И действительно, лианы шотонов едва заметно колыхались, но не делали никаких попыток схватить добычу.

Амос чуть расслабился.

- Где Аллеманд? - спросил он довольно резко, желая поскорее вернуться домой из этого странного места.

Продолжая улыбаться, Дарен склонил голову чуть набок:

- Я убил ее, - ответил он, глядя Амосу прямо в глаза.

Амос замер - этого он не ожидал:

- Ты… что?!!

- Я убил ее, - терпеливо повторил мальчик, небрежно пожал плечами, - она мне надоела. Скучная вредная ствура.

Амос замер, не уверенный, как поступить в такой ситуации. И что случится с мальчиком теперь? Начнет Повелитель ради него новую войну, или, куда вероятнее, отдаст возмущенным Светлым, сохраняя Перемирие? Но если Дарена убьют, как переживет это Кларисса?

- Амос? - удивленно спросил Дарен, глядя на растерянного Темного, - что-то не так?

Амос моргнул, встряхнулся, пытаясь решить, что делать. Он мог спрятать мальчика, так, чтобы никто: ни орденские псы, ни Амадей, ни даже Повелитель, не смогли его найти. Спрятать и вбить в эту тупую светловолосую голову немного смысла. Немного осторожности. Немного умения смотреть на последствия своих глупых поступков. Сделать так, чтобы все решили: Иласэ, эта бедная глупышка, пошла своей собственной дорогой и исчезла в лесу.

- Это было забавно, - проговорил тем временем Дарен, и его светлые глаза восторженно заблестели, - я разрезал ее, как кролика, от горла до пупка, и выпустил все внутренности. Она так долго пищала и барахталась. Ты не поверишь, Амос, как долго! - Тартис хихикнул, - но сперва я поимел маленькую шлюху. Все ствуры - шлюхи.

Амос промолчал, внезапно чувствуя себя невероятно старым. Как у нежной Клариссы могло родиться такое чудовище? Впрочем, Амос знал: большинство Темных лишь пожало бы плечами на подобное откровение. Его сородичам никогда не было дела до чужих жизней.