В объятиях Шамбалы - Эрнст Мулдашев

Я всегда завидую моему брату Альберту, который, будучи «жаворонком», легко встает утром, готовит на костре для всех завтрак и, в конце концов, начинает громко орать — «Подъем! Подъем!», порой даже исполняя какой-либо куплет из серии советских песен типа «Вставай, проклятьем заклейменный…». Мы, спящие, конечно же, долго не сдаемся и даже иногда применяем хитрость, похлопывая изнутри по палатке рукой, что должно, вроде бы как, свидетельствовать о том, что мы уже встаем. Но Альберт тоже не сдается и продолжает орать — «Завершающая стадия подъема! Финальная стадия подъема!», барабаня, к тому же, по чашке ложкой. Наконец, из палаток появляются, на радость Альберту, наши заспанные… рожи.

Заспанная физиономия, конечно же, отличается от всех состояний лица человека самой высокой степенью неприглядности, когда понятие «мятое лицо» приобретает натуральный смысл. Когда я вижу заспанные… лица и мои руки невольно начинают совершать мнущие движения, я всегда вспоминаю рассказ моего друга Юрия Ивановича Васильева о красоте женщины, в котором он смачно подчеркивает то, что «реальную» красоту женщины можно увидеть только утром, сразу же после сна, когда она свободна от… «штукатурки».

А в то утро, когда я проснулся на удивление рано, я просто лежал в палатке с совершенно ясными мыслями. Я вспоминал рассказы лам, и прежде всего лам Кетсуна-Зангпо, Бонпо-ламы и монаха Тленнурпу, о Месте Голодного Черта, куца я собрался пойти сегодня.

Мне вспомнилось, как Бонпо-лама рассказывал, что в районе Кайласа до VII-VIII века нашей эры существовало Королевство Йогов, называемое Шанг-Жонг, где жили адепты или йоги, которые знали мантры и через них могли пользоваться тантрической силой Кайласа. Столица этого королевства была построена с помощью тантрических сил Кайласа и называлась Тунь-Лонг-Вали (что означает Вавилон). Это место, уже покрытое барханами песка, заколдовано и сейчас называется Местом Голодного Черта.

В голове всплыли также наши беседы с Бонпо-ламой о том, что, вполне возможно, именно здесь шли эксперименты (говоря современным языком) по клонированию постпотопного человека, то есть человека, адаптированного к суровым условиям Земли после Всемирного Потопа. Большие люди (предположительно, атланты подземной Шамбалы) вели эти эксперименты, используя «семена» допотопного человека арийской расы, сохраненные в Варе — генных хранилищах Шамбалы. Эксперименты шли один за другим, но вскоре Большие люди поняли, что зарожденный постпотопный человек требует опеки, поскольку клонированные тибетцы имели склонность входить в грех и никак не могли нормально пользоваться психическими технологиями, как это обычно делали Большие Люди. Поэтому недалеко от Кайласа был создан город (тибетский Вавилон или Тунь-Лонг-Вали), в котором Большие Люди учили маленького роста тибетцев… жизни. Так продолжалось очень долго, пока тибетцы не расселились по земному шару, теряя при этом, к сожалению, способности к психическим технологиям. Но на Земле уже стали жить люди. Шамбала выполнила свою миссию. А Большие Люди стали уходить под землю — в родную Шамбалу, оставляя тибетцев без опеки. Тибетцы, оставшиеся на «Вечном Материке», уже и забыли, что их предки, давно расселившиеся по Земле и создавшие разные народы и нации, есть их братья, — они и не вспоминали о них, они ждали возвращения Больших Людей. А Большие Люди все не возвращались и не возвращались. Тибетцы все звали и звали их, но Больших Людей уже не было на поверхности Земли. Тибетцы тосковали и очень быстро полностью утратили остатки психических технологий, которым их когда-то научили Большие Люди.

Только величественный Кайлас напоминал об этом. С утерей психических технологий пришли дикость и примитивизм. Пророки, изредка появляющиеся невесть откуда, создали много религий и повелели тибетцам создать теософическое (религиозное) государство и… вспоминать, вспоминать… о своем прошлом, которое является главным для всей Земли. Страной Воспоминаний стали называть Тибет.

Очень часто тибетцы приходили к тому месту, где находились уже… развалины их древнего великого города — тибетского Вавилона, где когда-то вместе с ними жили Большие Люди, и… вспоминали, вспоминали и вспоминали… о своем былом величии. А развалины города все заносились и заносились песком. Тибетцы шли к священному Кайласу, совершали священную парикраму (обход горы по священной тропе) и просили Кайлас вернуть Больших Людей, без которых им было так одиноко. Но Кайлас молчал.

Вскоре тибетцы стали замечать, что на месте их великого города, уже занесенного песками, поселилась какая-то черная сила. Люди, приходящие сюда, стали убивать друг друга безо всяких причин. Говорили, что Кайлас заколдовал это место, и там поселилось бестелесное существо, которое питается злыми мыслями людей. Существо это было всегда голодным и всегда требовало, чтобы от людей исходили злые мысли. И люди поддавались ему. Даже друг мог убить друга. Люди стали говорить, что Кайлас не зря создал такое место, где воочию можно увидеть, чего стоят злые мысли людей… ведь здесь злые мысли нельзя скрыть, ведь здесь они реализуются. Люди перестали ходить в это место, а если и ходили, то ходили поодиночке. Но даже те, кто ходил туда поодиночке, часто не выдерживали влияния тех злых мыслей, которые исходили от них самих, и сходили с ума или просили Бога, чтобы их тело… окаменело.

Тибетцы прозвали это место Местом Голодного Черта. Они всегда рассказывали другим людям страшные истории об этом ужасном месте, поскольку знали, что там притупляется страх. Они были глубоко убеждены в том, что страх — это святое чувство, предостерегающее людей от злых мыслей и злых деяний. А там, в Месте Голодного Черта, страх не защищает человека, и человек делает все, что хочет.

Рафаэль Юсупов резко всхрапнул. Я даже вздрогнул. Потом он поднял голову, посмотрел на меня туманным взглядом и спросил:

— Ты чо, не спишь что ли?

— Да так, не спится что-то… — ответил я.

— Да! Воздуха мало… — проговорил Юсупов и снова мелодично захрапел, «выдувая» низкие ноты.

Слушая храп, я думал о том, что сегодня, перед тем как пойти к Месту Голодного Черта, хорошо было бы вновь встретиться с монахом Тленнурпу, келья которого (монастырь Чу-Гомпа) располагалась совсем недалеко от нас и с которым мне не дал обстоятельно поговорить «водитель» Лан-Винь-Е, выполнявший указание китайских спецслужб препятствовать длительным контактам иностранцев с монахами Тибета.

Я вспомнил короткий рассказ монаха о том, что когда-то Тибетом управлял Бог Демонов, «сидевший» на Кайласе, и что жена его «сидела» на… Месте Голодного Черта. А также я вспомнил его рассказ, что когда 28 Добрых Богов победили Бога Демонов, Кайлас светился, и еще светилось… Место Голодного Черта. А светиться мог, как нам говорили, только камень Шантамани.

— Вполне возможно, что один из фрагментов легендарного камня Шантамани (по-тибетски — Норбу-Ринпоче) находится там — в Месте Голодного Черта, — подумал я. — А почему бы нет? Фрагмент этого чудесного камня тоже должен иметь защиту, такую же защиту, как и основной камень Шантамани, расположенный, по нашему мнению, внутри совершенно недоступной пирамиды Малого Кайласа. Вполне возможно, что Голодный Черт послан Кайласом для того, чтобы защищать фрагмент камня Шантамани.

Я тихонько вылез из палатки, достал за — мызганный умывальный набор в полиэтиленовом мешке с полотенцем, похожим на половую тряпку, и с удовольствием, побрившись, умылся в ручейке, напоследок даже отмыв давно не мытое зеркальце и поморщившись от прикосновения к лицу «половой тряпки».

Потом я разжег примус, вскипятил воду для приготовления каши и громко, вспомнив Альберта, заорал:

— Подъем! Подъем! Финальная стадия подъема! Вставайте, е-к-л-м-н!

Ребята выползали из палаток. Я любовался их заспанными лицами, ощущая свежесть своего умытого и даже побритого лица.

Когда мы позавтракали, я подошел к проводнику Тату и стал уговаривать его устроить мне встречу с монахом Тленнурпу втихаря, без разрешения «водителя» Лан-Винь-Е, который должен был ждать нас там же, в монастыре Чу-Гомпа.

— Нет, нет, нет! — вскричал проводник Тату. — Этого нельзя делать! Лан-Винь-Е видит все! От него трудно скрыться! Лучше поговорить с Лань-Винь-Е.

Мы с Тату и Равилем угрюмо побрели по ровному полю в сторону монастыря Чу-Гомпа.

Лань-Винь-Е встретил нас первым. Его восточное лицо не выражало никаких эмоций. Я, вложив всю свою психическую энергию во взгляд, попросил его разрешения вновь поговорить с монахом Тленнурпу. Лань-Винь-Е на удивление легко разрешил мне это, но в его присутствии.

Когда мы встретились с монахом, я обратился к нему:

— Дорогой монах! Я бы хотел продолжить наш разговор о Месте Голодного Черта. Сегодня я хочу пойти туда… — сказал я.