Холм демонов - Елизавета Абаринова-Кожухова

— Какой кошмар, — прошептал Рыжий. — Это просто черт знает что…

— Ну ладно, побегу, — засобирался Пал Палыч, — боярину Андрею я уже ничем помочь не могу, тут уж все в ваших руках, Серапионыч, а мне надобно заняться Каширским. Хотя, по правде говоря, не очень-то я надеюсь на его разыскание. — С этими словами глава приказа стремительно удалился.

— Доктор, прошу вас, сделайте все, чтобы он скорее очнулся! — умоляюще заговорил Рыжий, едва дверь за Пал Палычем закрылась. — Хотите, встану на колени?!

— Да ну что вы, в этом нет необходимости, — махнул рукой Серапионыч. И, пристально глянув на Рыжего, спросил: — А скажите, голубчик, почему вы так заботитесь об этом человеке? Ведь он же вроде бы числится чуть ли не в первых ваших врагах.

Рыжий минуту молчал, а затем решился:

— Ну ладно, доктор, я вам расскажу. Но это должно остаться строго между нами.

— Да-да, разумеется, — с готовностью закивал Серапионыч.

— Если вкратце — то и боярин Андрей, и покойный князь Владимир долгие годы были моими тайными соратниками. Изображая, порой с перехлестом, самых рьяных моих оппонентов, они были вхожи в круги настоящей, реальной оппозиции и всегда держали меня в курсе того, что там происходит. Обычно мои встречи с ними происходили в обстановке строгой секретности, с соблюдением всех правил конспирации, и то, что на этот раз боярин Андрей пришел прямо ко мне домой, означает одно — он собирался сообщить нечто очень важное и неотложное. А уж тот факт, что сюда боярин шел от князя Длиннорукого… — Рыжий горестно замолк.

— Ну что ж, придется применить радикальное средство. — С этими словами Серапионыч извлек из кармана скляночку, отвинтил крышечку и поднес ее к носу потерпевшего. Князь Андрей приоткрыл глаза и, что-то невнятно пробормотав, вновь впал в забытье.

— Жить будет, — удовлетворенно заявил Серапионыч. — Только не надо форсировать события.

— Что он сказал? — тихо спросил Рыжий.

— Что-то непонятное, — пожал плечами Серапионыч. — Но мне показалось — «всех сжечь».

— Что бы это значило? — недоумевал Рыжий.

— Все что угодно, — беспечно заметил доктор. — Потерпите немного, скоро все узнаем.

Василий неспешно шел по мангазейским улочкам в сторону базара и размышлял о том, как бы ему лучше «подъехать» к Миликтрисе Никодимовне. Не совсем ясно было, кого же она из себя на самом деле представляет — солидную набожную даму, как ее увидел отец Нифонт, или непонятно на кого работающую авантюристку из рассказа Данилы Ильича?

Вследствие такой двойственности Дубов решил быть во всеоружии на оба случая, то есть идти к даме и с цветами, и с чем-то более материально значимым, благо средствами располагал в избытке.

Учитывая опыт минувшей ночи, детектив не планировал еще раз заглядывать к Даниле Ильичу, тем более что неотложной необходимости в том пока что не было, но он еще с вечера приглядел цветочную лавку вблизи от его «лягушатника». Однако, пройдя по центральному проходу, Василий увидел, что часть рынка оцеплена, а от нескольких лавочек остались лишь тлеющие угольки.

— Что случилось? — спросил Дубов у молодого парня — одного из стрельцов, стоявших в оцеплении.

— Три лавки сгорело, — весело ответил тот. — Цветочная, лягушачья и овощная.

— Поджог?! — ужаснулся Дубов.

— Да бог с вами, сударь! Просто этот, как его, хозяин лягушачьей лавки, частенько там ночевал, огонь разводил, вот и доигрался.

— Погиб, — ахнул Василий.

— Сгорел, царствие ему небесное, — погрустнел парень и, отвернувшись от Дубова, закричал в толпу: — Да не напирайте вы там! Что, пожара никогда не видели?

«А ведь это я виновник его гибели, — укорял себя детектив, медленно бредя прочь от погорелого места. — Навел на него шпионов, да и на себя тоже. Ну, сам-то еще легко отделался, а вот на Даниле Ильиче они отыгрались. Ах, да! Он же собирался послать верного человека в Царь-Город к Рыжему, да не успел. Это еще больше осложняет положение…»

Соловей-Разбойник со своей ватагой стоял на дороге. Судя по выражению лица, атаман пребывал в наимрачнейшем расположении духа.

— Вы — трусы и мелкие лиходеи, — говорил он своим подчиненным, привставая на носки, видимо, для того, чтобы казаться выше ростом. — Вы только и способны на то, чтобы курей красть у бедных крестьян.

— Так вы бы их не ели, — негромко сказала разбойница в мужском армяке.

— Молча-а-ать! — немедленно взвился предводитель и даже выхватил оба кухонных ножа из-за пояса, что говорило о крайне скверном его настроении. В такие минуты с атаманом лучше было не спорить. Но тут из-за поворота вылетела карета, и от неожиданности разбойнички чуть ее не упустили. Когдалошади были остановлены, атаман, подтянув штаны, с издевательской ухмылочкой постучался в дверцу.

— Кто там? — раздался спокойный женский голос.

— Восстановители справедливости, — гордо отвечал Соловей. — Сейчас мы вас будем грабить и убивать!

— И насиловать! — радостно взвизгнул долговязый разбойник.

— Молчать! — гаркнул атаман. — Насиловать не будем.

И тут дверца кареты медленно отворилась, и из нее появилась дамская ручка в длинной черной перчатке, которая ухватила атамана за шиворот.

— Будешь, — сказал нежный женский голос. — Будешь, как миленький.

И разбойники не успели и глазом моргнуть, как Соловей исчез в карете. Душегубы стояли в недоумении и не знали, что им делать, а карета тем временем мягко покачивалась на рессорах, и из нее доносились сдавленные крики. Но вскоре все стихло. Дверца экипажа резко распахнулась, и из нее в придорожную пыль вывалился грозный атаман.

— Засранец! — раздалось ему вдогонку из темного экипажа. — Кучер, трогай! — приказала невидимая дама, и карета, лихо рванувшись, моментально скрылась из виду в направлении Белой Пущи.

Соловей, кряхтя и отплевывая пыль, поднялся на ноги, подтянул портки и мрачно оглядел свою банду.

— Ну как ты, Петрович? — участливо спросил долговязый.

Соловей на это лишь хмуро пробурчал нечто нечленораздельное.

— Ты ее обесчестил? — не унимался длинный. И тут Соловей взвился:

— Убью! Зарежу! — завизжал он и, придерживая портки, лихо рванул за долговязым, который, зная крутой нрав атамана, уже несся к лесу длинными прыжками.

— Похоже, вышло как всегда, — покачала головой разбойница, глядя вослед Петровичу, и сплюнула на дорогу. — То есть наоборот.

«Собственный дом» Миликтрисы Никодимовны в Садовом переулке оказался добротной бревенчатой избой с небольшим палисадничком, расписными ставнями и резным коньком на крыше. Василий позвонил в колокольчик, и вскоре дверь открыла красивая молодая женщина весьма аппетитных форм в небрежно накинутом розовом платье, которое детектив поначалу принял за пеньюар.