Отщепенец. Книга 2 - Алексей Ермоленков

— Это секретная информация.

— Понимаю. Тогда никакой ответственности за ваши жизни я нести не смогу. Если вас грохнут, это уже будут ваши проблемы. Такой вариант вас устроит?

— Генерал, ты бы своих отщепенцев попридержал, а то их у тебя станет на одного меньше.

— А ты не охренел, указывать мне, что мне делать в моей армии? — вспылил батя.

— Ты допрыгаешься у меня солдат, я не посмотрю, что ты в любимчиках у императора ходишь. Будешь разговаривать со мной подобным образом, тут тебя и похоронят.

Я вскочил с места, вытянулся в струнку и отчеканил:

— Ваше превосходительство, разрешите обратиться?

— Разрешаю, — ответил генерал-лейтенант.

— Разрешите всыпать ему плетей?

— Разрешаю. Десять за то, что угрожал боевому генерал-лейтенанту и пять за то, что оскорбил боевого офицера. Выполнять.

Глаза гостя налились яростью, и он бросился на батю, но тот даже не отреагировал на нападение. Вот, что значит армейская выдержка! Я кинулся наперерез наглецу и, схватив того за горло с силой долбанул его о землю. Да так, что у бедолаги не просто щиты слетели, а еще и выбило воздух из легких и он начал хрипеть, пытаясь вдохнуть.

Тут же на меня напали и остальные, вот только силенок у них не хватило не то, что побить меня, они даже попасть по мне не смогли. В результате, менее чем за минуту вся группа валялась на земле без щитов и корчась от боли. Я же взял двоих из них за ноги и потянул за собой на выход из шатра. Дотащил до штрафных столбов, к которым были прибиты антимагические кандалы, раздел по пояс первого и заковал его на первой паре столбов, после сделал то же самое и со вторым.

Когда я вернулся, оставшиеся уже пришли в себя и поднимались на ноги.

— Сами пойдете или, как первых двух уволочь?

— Да ты совсем охренел генерал, ты представляешь, что с тобой за это будет? — начал угрожать один из них утирая разбитое в кровь лицо.

— Понятно. Не пойдете. Несколько быстрых перемещений и ударов, после чего все кроме нас с генерал-лейтенантом валяются на земле без чувств.

Когда я закончил приковывать остальных, то приказал принести мне длинную плеть.

— Этому, как я и говорил пятнадцать, остальным по пять за нападение на боевого офицера, — обратился ко мне Батевский.

— Есть по пять, — ответил я и, замахнувшись с оттяжкой, влепил первую плеть самому говорливому из них. Тот заорал. Видимо, не привык к боли. А гонору-то было.

Когда я всыпал первые пять плетей, ко мне подошел мужчина. Спокойный, сильный, властный и одетый точно так же, как и те, кто висел сейчас на столбах.

— За что их? — поинтересовался он.

— Этого за угрозы в адрес боевого генерал-лейтенанта командующего армией и за оскорбление боевого офицера. А этих за нападение на боевого офицера.

— А это не нападал?

— Официально нет. Он просто очень быстро приближался к генерал-лейтенанту. Наверное, обнять очень торопился, поэтому в нападении его никто не обвиняет. А вот эти напали на боевого офицера с явной целью нанести физический вред.

— Понятно. Позволишь? — протянул он мне руку, явно прося кнут. Я взглянул на генерал-лейтенанта и тот кивнул. Я отдал кнут, и этот мужчина принялся так хлестать висевших на столбах так, что мне показалось, будто до этого я одного из них слегка ладошкой по попе отшлепал. Бедолаги раза по два теряли сознание. Он приводил их в чувства и продолжал экзекуцию.

Когда провинившихся подлечили, мы вновь вернулись в шатер генерал-лейтенанта.

— Приношу свои извинения за поведение моих людей… — начал было тот, что подошел последним.

— Не стоит перед ними извиняться, они оба у меня еще кровью умоются, — перебил его тот, что назвал меня отщепенцем.

— Еще одно слово и ты получишь двадцать плетей, и лечить тебя я запрещу, — ледяным тоном ответил его командир, после чего говорливый, наконец-то, заткнулся. — В чем возникло разногласие?

— Для того чтобы мне отвести группу, мне нужно знать куда мы идем. А мне назвали только один пункт назначения. Я могу вести и вслепую, но в этом случае я не возьмусь утверждать, что кто-нибудь из ваших людей останется в живых.

— А вы?

— А я выживу в любом случае. И сразу поясню кое-что, на всякий случай. Я периодически не то, что умываюсь кровью, я в ней буквально купаюсь. Вот только, как правило, эта кровь не моя, а моих врагов или врагов Российской империи.

— Дело в том, что мы здесь находимся конфиденциально. И многое разглашать не можем. Это государственная тайна.

— Так я и не настаиваю. Я все прекрасно понимаю и хочу лишь того, чтобы ко мне в дальнейшем претензий не возникало. Особенно, если я вернусь оттуда один. Я не собираюсь вмешиваться в ваше задание, но и вы меня в него не втягивайте, если, что-то пойдет не так. Вам нужен проводник. Я вас проведу, но нянчится с вами не стану, и если вы сами не сумеете выжить, это ваши проблемы.

— Что вы предлагаете?

— Я не знаю вашего задания и не хочу его знать, но мне нужно понимать, куда вас вести, чтобы привлечь, как можно меньше внимания. Я могу пройтись через лагерь австрийцев напрямую и ни одна падла не атакует меня первым. Но я не могу вам гарантировать, что вы, даже находясь рядом со мной, тоже останетесь невредимы. Более того. Если меня заметят враги, они устроят за мной тотальную слежку, а значит и ваше присутствие будет раскрыто. А теперь решайте сами, нужен ли я вам, и что мне стоит знать, а что нет.

— Святослав Глебович, а у вас нет другого провожатого? Слишком уж этот парень заметный, а нам огласка ни к чему.

— Туда, куда вам надо вас сможет привести только он. Остальных просто перебьют вместе с вами.

Командующий группы отпил кофе, поставил чашку на место, посидел несколько минут и заговорил:

— Мне потребуется от вас согласие на смерть, в случае разглашения любых сведений об этом задании.

Я встал и обратился к бате:

— Ваше превосходительство, разрешите идти готовиться к очередному наступлению?

— Я тебе писал, что он не согласится. У тебя должен быть запасной план. Он не подчиняется вашей службе, и заставить вы его не можете. Но если повториться еще одно нападение, то я не стану его сдерживать, а императору отпишусь все, как реально произошло. Будете потом оправдываться перед ним, если выживете, конечно, — ответил Батевский не мне, а командующему группой.

Командир группы снова задумался, а я