Бабур (Звездные ночи) - Пиримкул Кадыров

Бабур был осведомлен, что вода находилась довольно далеко от низины, где скучились сейчас враги. А между тем жара усиливалась. Ясно, что люди и кони скоро начнут искать воду, которая находилась в двухтрех верстах от входа в ущелье.

Завечерело. Солнце начало садиться. Бабур слез с коня. Около тысячи воинов, что стояли на видимой отсюда высотке вместе с Бабуром, тоже нарочито наглядно спешивались.

Итак, сражение откладывается до завтрашнего утра?

Султаны так и решили: снизу они видели, что сделал Бабур. Но они не могли видеть того, что в скрытых складках ущелья стояли готовые ринуться в сечу отряды Бабура.

Султаны дали роковой приказ войску готовиться к отдыху и ночлегу. Ряды расстроились. Многие воины пошли назад по дороге, к воде.

— Всем вперед! Быстрее, быстрее! — закричал Бабур. — Враг отступает! Настигайте его, бейте, пока он снова не выстроил рядов!

Из ущелья несколькими волнами вынеслись двенадцать тысяч конных. Трехтысячный отряд ринулся сверху — Бабур, оголив саблю, вместе со знаменосцами поскакал впереди него…

Бегство врагов было паническим. Их войско рассыпалось. Тимур Султан, боясь очутиться в окружении, кинулся к другому дальнему ущелью; уже чуть темнело, когда Мухаммед Дулдай, перебив множество воинов Хамзы Султана, добрался до него самого и взял в плен. Близко к полуночи нукеры во главе с Ходжой Калоном схватили живым Махди Султана.

Эти султаны Шейбани были виновны в массовых истреблениях населения Каракуля и Андижана. Бабур приказал обезглавить их.

В прозрачном небе парит серебристая паутина, нити ее нежней белого шелка. В садах созрели гранаты и самые сладкие яблоки «накш»; отменный виноград «сахиби» красуется, спелый, на лозах. Осень, чудесная самаркандская осень!

Все ворота великого города открыты, въезд и выезд свободный. Уже десять дней как нет в Самарканде ни войска, ни властей. Сторонники Шейбани, потерпев поражение на берегу Вахша, попытались снова собрать силы, чтобы еще раз сразиться с Бабуром в окрестностях Гузара или Карши. Но, как стало известно, под начало Бабура пришло еще тридцать тысяч нукеров, посланных шахом Исмаилом, и султаны отступили в степи, оставив Карши, Бухару и Самарканд, угнав с собой стада, разграбив повсюду столько зерна, сколько смогли. Земледельцы Мавераннахра, который уже раз обобранные за время этой долгой войны, ненавидящие кочевых султанов и беков, ждали Бабура как избавителя.

Бабур вместе с союзниками, которые поспешили соединиться с ним, шел теперь на Самарканд не с юга, а с северо-запада, заняв предварительно и Карши, и Бухару.

Двадцать самых влиятельных лиц Самарканда с ключами от крепости-арка и дорогими дарами встретили Бабура неподалеку от города. Обе стороны дороги, ведущей к воротам Чорраха, были полным-полны народа. А в самом городе повсюду вывешены красивые ковры, паласы и сюзане[170], повсюду — радостное оживление, на крышах и над воротами примостились карнайчи и сурнайчи: какой это праздник в Самарканде без музыки! Самаркандцы уже успели написать стихи, славящие победу Бабура в Гиссаре и его прибытие в Самарканд. Некоторые строчки, написанные на белых шелковых полотнищах, развеваются вдоль улиц, над лавками и перед арком. Бабур не ожидал, что с таким почетом будет встречен на родине, которую некогда покинул униженным и бездомным. Проезжая по центральной улице к дворцу Кок-сарай, в шуме и гаме ликующей площади Регистан, где красовалось любимое им медресе Улугбека, непроизвольная дрожь охватила его, а на глазах выступили слезы. По-старому, будто по-детски взглянув на Касымбека, ехавшего, как всегда, рядом, сказал:

— Не верится. Во сне все это иль наяву?

— Наяву, повелитель! Наяву!

Позади Бабуровой охраны, в пышных чалмах с алыми знаками гарцуют беки кизылбашей: Ахмадбек Суфи-оглы, Шахрухбек Афшар, визирь Мухаммаджан и другие. На лицах надменность, ясно читается: «Если б не мы, не видеть Бабуру Самарканда!»

Самаркандцы радуются избавлению от шейбанид-ских султанов. Но когда мимо проезжают кизылбаши, враз умолкают карнаи, сурнаи и барабаны. Пусть знают: не шиитов встречают — Бабура!

О жестокости кизылбашей, о том, что они насильственно обращают людей в шиитов, ходят по Самарканду — как и в Карши, и в Бухаре — жуткие слухи.

Суннитское население с беспокойством и неприязнью смотрело на чужеземное войско — сильное, многотысячное. Беки-кизылбаши чувствуют этот холод; оказываемые Бабуру почет и уважение раздражают их. Так было и в Карши, и в Бухаре, и вот теперь — в Самарканде.

Бабур постарался пробудить чувства гостеприимства у своих соотечественников, он велел на городских площадях и улицах глашатаям возвещать: «Доблестные воины шаха Исмаила — наши дорогие гости!» В Самарканде в честь победы над шейбанидами Бабур устроил пир для населения и гостей — три дня подряд веселились.

Десять лет назад, когда Шейбани держал город в осаде, Бабур, его семья, все его люди перенесли тут жестокий голод. Нынче во дворце Бустан-сарай, во всех махаллях, на людных перекрестках с чайханами и лавками, в садах и местах гуляний пеклись в обилии вкуснейшие лепешки всевозможных сортов; на тысячах подносах разносили ароматный плов; тысячи овец пали под ножами поваров, которые готовили кавурдаки[171], кебабы, шурпы; были распечатаны огромные кувшины, полные отменных вин.

Все для самаркандцев, родных и верных самаркандцев, все для кизылбашей — стойких в бою и, надо полагать, в дружбе! Пришло время радостных вестей (Ташкент, Сайрам, Ош, Узген принимают сторону Бабура), время вина и осенних плодов! И казалось Бабуру, что началась та самая счастливая пора его жизни, когда должны осуществиться в лучшем виде все его мечты и желания.

Обширный, вымощенный гладкими камнями двор беломраморной соборной мечети гудит от голосов и шагов тысяч и тысяч людей, собравшихся здесь. Многие самаркандцы собственными ушами хотели бы услышать, как будет прочитана хутба — проповедь. Сегодня пятница, самый важный день мусульманской недели, и пятничная хутба — самая важная.

Неясность — в умах горожан. Приумножаются слухи: «Мирза Бабур перешел на сторону шиитов, он отвернулся от святых халифов, признал двенадцать имамов!» Люди, которые с надеждой встретили Бабура, не верили этим слухам, но противники старались изо всех сил, будоражили народ. Сегодня все станет ясно — по канону хутба должна быть прочитана с присовокуплением имен либо четырех халифов, либо двенадцати имамов.

Внутреннее пространство огромной мечети и двор ее переполнены. Во избежание давки у входа во двор и у дверей мечети поставлены вооруженные стражники. Приказ: не пропускать больше никого!

Наконец через заднюю калитку в мечеть вошли шейх-уль-ислам Ходжа Халифа, Бабур, Касымбек, группа начальствующих кизылбашей. При виде несметной толпы прихожан у Бабура тревожно застучало сердце. Поймут ли все эти люди, что риск, на который он пошел, необходим, игра, которую затеял, — дело временное и вынужденное?

Кормить «дорогих гостей», тридцать тысяч кизылбашей, нелегко (надо еще каждый день находить корм и для шестидесяти тысяч коней). Благодатная осень кончалась. Припасы разграблены степняками-султанами, как, впрочем, и денежная казна. На базарах цены все растут. Бережливость нужна уже сейчас, бережливость! А как возможна бережливость, когда надо всячески ублажать кизылбашей? Выход один: корми и расхваливай, — дескать, и вы хороши, и ваши родичи хороши — и постарайся поскорее отправить их восвояси. Однако в соответствии с предварительной договоренностью надо было еще провозгласить шаха Исмаила верховным властелином, прочитать хутбу, соответствующую с именами шаха и двенадцати имамов. Потом еще начеканить монет с изображением Исмаила, и тогда кизылбашские беки должны увести из Мавераннахра свое войско.

Чем разоряться, содержа безвозмездно тридцать тысяч ртов кизылбашских, лучше выполнить для вида все эти условия и избавиться от нахлебников — это понимали Касымбек и другие ближайшие соратники Бабура. И Ходжа Халифа согласился прочитать сегодняшнюю хутбу так, как ждал того Бабур. Но чтобы не вызвать особо гневной вспышки самаркандских прихожан, решено было, что и четыре халифа, правда, без произнесения их имен, будут помянуты, хотя бы в общей форме, а имена двенадцати имамов придется произнести выразительно-внятно.

Почтенный, борода до пупка, шейх-уль-ислам Ходжа Халифа, наперсник Бабура, сперва прочитал перед прихожанами обычный пятничный намаз, затем, взяв в руку посох, медленно поднялся по мраморным ступеням на возвышение в глубине мечети — подошел миг начала хутбы.

Двадцать тысяч людей в четырехслойных чалмах затаили дыхание. Посол кизылбашей, мудрый визирь Мухаммаджан раздраженно перевел взгляд с этого половодья суннитских чалм на чалму Ходжи Халифы. Хитрец! Слоев накрутил больше четырех, — видно; однако и не двенадцать — тоже видно. А сколько точно — не сосчитаешь. И чалмы Бабура и Касымбека — такие же. Мухаммаджан встревожился не на шутку: неужели Бабур уклонится от выполнения обещания, данного в Кундузе?