Избранные письма. 1854–1891 - Константин Николаевич Леонтьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6 Владимир Данилович Спасович (1829–1906) – юрист и писатель. Профессор Петербургского университета. Прославился защитительными речами в уголовных процессах. Был одним из ближайших сотрудников журнала «Вестник Европы».
7 Сергей Андреевич Юрьев (1821–1888) – астроном, литературный деятель. Занимался переводами Шекспира, Кольриджа и Лопе де Веги. Издавал журналы «Беседа» и «Русская мысль». Следовал славянофильскому направлению. Был организатором торжеств по случаю открытия памятника А. С. Пушкину в Москве в 1880 г.
8 «Русская мысль» – научный, литературный и политический журнал, издававшийся в Москве в 1880–1918 гг. До 1885 г. под редакцией С. Ю. Юрьева сохранял славянофильскую ориентацию, впоследствии превратился в умеренно-либеральное издание, сочувствовавшее народникам. В «Русской мысли» печатались А. П. Чехов, В. Г. Короленко, В. М. Гаршин, А. М. Горький, Д. С. Мережковский. В 1920–1930-х гг. журнал выходил под редакцией П. Б. Струве за границей.
9 Главное управление — Главное управление по делам печати при Министерстве внутренних дел (цензурное ведомство).
10 В. Максимов — возможно, Василий Максимович Максимов (1844–1911), живописец-передвижник, изображал сцены крестьянского быта.
11 Алексей Сергеевич Суворин (1834–1912) – журналист и книгоиздатель. Сотрудничал в «С.-Петербургских ведомостях», противостоял охранительным журналам «Русский вестник» и «Гражданин». С 1875 г. – издатель и редактор газеты «Новое время», которая стала наиболее ярким выразителем симпатий русского общества к восставшим славянам. После Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. перешел на консервативные позиции. Был в близких отношениях с Н. С. Лесковым и А. П. Чеховым.
12 Теплов — неустановленное лицо.
131. Н. Я. Соловьеву
2 января 1883 г., Москва
<…> Недавно Островский1 приезжал в Комитет2 по какому-то делу, был со мной любезен, даже до какой-то почтительности, говорил он о Вас с большим участием, но сделал то же самое замечание, что у Вас подробности недостаточно ярки. Вы не должны, конечно, огорчаться этим; хоть Вы не так уж молоды, но здравы телом и духом, и это от Вас не уйдет, если Вы не будете пренебрегать голосом опытной дружбы. <…>
О себе мало охоты мне Вам писать. Довольно покоен, но как-то давно уже меня ничто не радует, особенно зимой. Пишу без охоты; стараюсь жить как можно ленивее, и, думаю, вижу сам, что очень старею. Теперь мне несколько легче при Маше, которая приехала ко мне гостить надолго. Жена моя все та же: чудит, целый день ходит по Москве и каждый день просится в Крым. Бедный Николай совершенно расстроен и уехал со своей молодой женкой в Козельск; пока на моем иждивении, но доктора надеются, что он выздоровеет. Варя у нас; а больше ничего нет нового. За политикой слежу внимательно, но Вы ею, я знаю, мало интересуетесь, и поэтому молчу. <…>
Публикуется по копии (ЦГАЛИ). Частично опубликовано в кн.: «Литературное наследство». Т. 88. Кн. 1. А. Н. Островский. М., 1974. С. 574.
1 Островский — драматург А. Н. Островский.
2 Комитет — имеется в виду Московский цензурный комитет, в котором служил К. Н. Леонтьев.
132. Т. И. Филиппову
26 февраля 1883 г.
<…> Вы легко поймете, что значит зависеть исключительно от [Каткова]. Это истинная, должно быть, каторга. Я, слава богу, в такой прямой зависимости от него не был, но и тех литературных и денежных отношений, которые я с ним имел, достаточно, чтобы вообразить, каково в иные минуты положение человека, стоящего в более тесной связи по должности и по пропитанию семьи с этим гениальным и пока еще незаменимым подлецом. Он способен, ни слова не говоря, перестать платить человеку и т. п. <…>
Впервые частично опубликовано в кн.: «Литературное наследство». Т. 22–24. М., 1935. С. 478.
133. О. А. Новиковой
11 июля 1883 г., Мазилово
<…> Про себя Вам что сказать? Здесь воздух хороший, место прекрасное; пишу мало, как можно меньше (надоело ужасно). «Мои дамы» (по Вашему выражению) все в порядке и на местах; жена моя блажит, и здесь еще более, чем в Москве, внимает не разуму, а голосу природы, редко чешет свою густую гриву и ужасно рада, когда дачники и мужики принимают ее за цыганку. Маша много ходит в церковь, много переписывает и как-то еще чувствительнее московского. Варя моя очень мила, имеет много обновок, чистит ногти щеточкой и душится, но в церковь тоже с нами часто ходит; у нее есть на примете один юноша (здешний крестьянин); плечи в косую сажень и демонические глаза, а другой мальчик к ней расположен, очень добр и умен, и тоже недурен, но тот проклятый мальчишка, я понимаю, может скорее увлечь. Родители его желали бы взять ее к себе в семью, и я бы согласился расстаться с ней для ее удовольствия, но она слишком была с ранних лет приучена и матерью, и нами к любви и ласке, уходу в болезнях и умной строгости, чтобы не было страшно отдать ее на вечное батрачество в семью грубую и небогатую. Вся эта борьба теперь меня ужасно занимает и тревожит и радует гораздо больше анафемской литературы, которая, кроме неприятностей и очень плохой полистной платы, ничего мне не дала и которую я, конечно, бросил бы надолго, если бы не навсегда, когда бы у меня были не 245, а 345 или 400 руб<лей> жалованья в месяц… И то с этой весны, как только назначили мне 245 (вместо 204), так я стал менее себя принуждать в писании. Довольно сделано и мало получено – стоит ли продолжать, когда не хочется.
Лесков, вот тот так чудак! Imaginez vous qu'il me prend au sérieux?[46] Опять на днях 2 новых и громовых статьи против меня1. Взывает и к Аксакову и к другим, чтобы они сказали свое мнение. Смеется над Влад. Соловьевым за то, что вошел в мою «богоматерию».
Конечно, это занимательнее молчания, и он подает хороший пример людям нерешительным, друзьям коварным и т. п. <…>
Но чтобы Вы поняли, до чего все это надоедает и даже удивляет, неужели же Лесков так наивен, qu'il me prend au sérieux[47], тогда как люди близкие и ухом не ведут; чтобы Вы это поняли, тот Сашка, который Варе нравится, сгребал сено около моей дачи, и я бросил статью с половины и отдал ее потом читать Маше, а сам созерцаю Сашку и думаю о Вариной судьбе и отдавать ли ее в
