Я не умру - Александр Годов

Я скривился.

— Что ты несешь, дурень? Как солдаты Марциалы могли изнасиловать дочь Марциала? Или это произошло, когда Секст объявил о свободе воинов Флавия?

— Нет, Ваше Высочество, — вмешался Секст. — Мартин Марциал добровольно отдал дочь своим людям.

Брови удивленно поползли вверх.

— Зачем?

— Я пока не знаю, — ответил демортиуус. — Мора так и не пришла в сознание.

Я подошел к кровати, грубо сдернул занавески и остолбенел. Ужасные синяки и кровоподтеки с лица девушки опускались на шею, исчезали под теплым линумным одеялом. На щеках виднелись следы порезов, волосы пропитывала кровь, а нос был сломан. Передо мной лежал не человек, а лишь его жалкое подобие. Солдаты не один потестатем терзали бедняжку. Зачем отцу понадобилось втаптывать в грязь девичью честь?

— Гуфран, расспроси Марциала о дочери, — твердо сказал я. — Если надо, прибегни к пыткам. Только не убивай дурака. Мне надо знать, почему он так поступил с Морой.

Мастер кивнул, приложил правую ладонь к груди, затем спросил:

— Владыка… будете ли вы наказывать дочь Мартина?

Я покачал головой.

— Не сейчас. Ей уже и так досталось. И еще кое-что: после того, как поговоришь с этой гнилью, отправь всех знатных прокураторов в Венерандум. К каждому приставь демортиууса. И пусть менсе не высовываются из своих нор. Скажи, если увижу — казню. Зайна и Гайду — в королевский замок. Пусть помогают слугам и рабам. К родителям не отпускать. Я всё сказал.

— А Мора?

— Она останется в доме Ноксов до тех пор, пока не вылечится.

Поклонившись, Гуфран вышел из комнаты.

Я вновь посмотрел на дочь Марциала.

— Почему она без сознания? — спросил у лекаря.

Тот рукой указал на столик, на котором блестел стеклянный графин с мутной зеленой жидкостью.

— Я напоил её настойкой умулуса, чтобы она хоть немного поспала. Пусть бедняжка отдохнет. Как только ей станет полегче, то вы сможете её наказать.

Губы искривились в злой и насмешливой гримасе:

— Испугались сегодня?

Неожиданно девушка закричала. Горькие слезы брызнули из опухший глаз. Лекарь тут же оказался перед ней, наполовину налил в стакан пьянящей настойки и поднес к губам Моры. Но та часто-часто замотала головой, попыталась вскочить. Лицо налилось кровью. Истошный визг резанул слух.

— Выпей же! — Голос лекаря Сертора был тяжелым и острым, как мой длинный меч.

Наконец Мора пригубила из стакана, затем вновь легла на мягкие подушки. Высокая грудь часто вздымалась, однако от лица отхлынула густая краска, оставив смертельную бледность. Через несколько перкутов девушка спокойно заснула, словно не пыталась только что вырваться из рук лекаря.

— У неё бред, — заметил Секст. — Возможно, она навсегда лишилась разума.

— Мне всё равно, — сказал я и, гремя доспехами, вышел из комнаты.

Сегодня был самый странный анимам за всю мою жизнь…

Глава четвертая. Тиберий

Он не мог дышать. Воздух, казалось, загустел и проникал в легкие колючим леденящим комком. Ни маска, ни рукавицы не позволяли облегчить боль от дыхания. Он обмазал ноздри жиром дагена, но легче не стало. Всё что ему оставалось — двигаться дальше, стараясь не обращать внимания ни на холод, ни на отяжелевшие ноги. Он подбадривал себя тем, что остальным не легче. В конце концов, скоро привал! Вот уже третий анимам они продвигались к горам. Тиберий приказал обвязаться всем толстой линумной веревкой, дабы они случайно не потерялись в кромешной темноте. Удача с самого начала экспедиции покинула их: луна скрылась в чернильных облаках, снег сыпал целыми анимами, а ветер пронизывал до костей.

Вчера один из палангаев отстал от саней, дабы опорожнить мочевой пузырь. Пропажу заметили не сразу. Как только собратья несчастного доложили кудбириону об исчезновении, Тиберию пришлось остановить движение и отправиться на поиски солдата. Хвала дагулам, что обошлось без жертв. Палангая нашли недалеко от высокого тороса — полузамерзшего и отчаявшегося найти людей. Именно после этого случая Тиберий приказал зажигать фонарь на своих санях.

Лыжи приятно шуршали по снегу, ветер выл и бросал в маски колючую крупу. Тяжелее всего приходилось четырем девушкам. В основном они не покидали бегунки и прятались под десятком одеял вместе со старейшиной Актеоуном. Кудбирион Немерий боялся за жизнь несчастных дурех, отправившихся в поход, и временами заставлял их идти по ледяной пустыне на лыжах, дабы кровь не застаивалась в жилах. Порой к девушкам подходил гигант Септим, разливал по маленьким стаканчикам разбавленную настойку умулуса и приказывал пить.

Еще в Венерандуме Тиберий дал себе зарок не сидеть в санях и идти вместе с остальными палангаями, однако первые полтора анимама не мог сделать и шага из-за одуряющих морозов. Лишь благодаря другу он заставлял себя двигаться. Путь предстоял долгий. Впереди, в горах, их ждал летающий ящер Сир. Это стоило того, чтобы жить.

Дрожь сотрясала Тиберия непрерывно, ветер трепал короткий черный плащ. Дабы отвлечься от тягот экспедиции, он рылся в глубинах памяти, пытаясь вырвать из омута воспоминаний образы детей. Как они там без него? Всё ли хорошо? А если маленький Луций заболеет, кто ему поможет? Нет, глупые мысли. Дочь никогда не подводила его: она присмотрит за сорванцом. Лишь во тьме ледяной пустыни Тиберий осознал, насколько прикипел за все эти хакима к детям. Без них он не мыслил жизни. И винил себя за то, что позволил амбициям взять верх над чувством самосохранения. О чем он вообще думал, когда согласился на поход?

Прогоняя дурные мысли, Тиберий жестом приказал одному из палангаев сменить его. Вскарабкавшись на сани, он подул на руки в тщетной попытке отогреть замерзшую плоть. Десять саней червем ревухой тянулись по ледяной пустыне. Палангаи ритмично работали руками и ногами, таща нагруженные едой, запасной одеждой, маслом нуци и оружием бегунки. При такой тяжелой нагрузке Тиберий позволял солдатам высыпаться и много есть. Нельзя было потерять хотя бы одного воина! Он себе сам не простит.

К нему на сани вскочил кудбирион Немерий, шмыгнул носом.

— Ты как? — спросил он, благожелательно поглядывая на друга черными как плоды нуци глазами.

Тиберий пожал плечами:

— Нормально. Хотя бывало и лучше.

— Тебе не кажется, что пора сделать привал? Мы уже долгое время в пути. Некоторые из палангаев скоро упадут от усталости. Ты бы полегче с ребятами. Времени у нас много.

— Привал так привал, — без единой эмоции сказал Тиберий.

Он блаженно закрыл глаза и представил, как скоро спрячется в переносном домике, разведет костер, попьет горячей воды, настоянной на ореховых листьях нуци, поест жесткого мяса и спрячется под теплым одеялом. Потестатемы отдыха были самыми прекрасными в их экспедиции.