Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

Мистер Роско поклонился и глупо улыбнулся, услышав похвалы в свой адрес. Но мисс Браунинг не имела желания восхвалять какого бы то ни было доктора, пусть он даже приехал обосноваться по соседству с мистером Гибсоном, поэтому она заявила мисс Хорнблауэр:

— Должно быть, вы рады, что у вас появился тот, кого можно незамедлительно вызвать ради какого-нибудь пустяка, из-за которого не стоит беспокоить мистера Гибсона. И я думаю, что мистер Роско извлечет огромную пользу, поскольку сможет наблюдать за мастерством мистера Гибсона!

Возможно, мистер Роско почувствовал бы себя более оскорбленным этими словами, если бы в ту минуту его внимание не отвлекло прибытие самого мистера Гибсона, о котором шла речь. И не успела мисс Браунинг закончить свое суровое и унизительное замечание, как он спросил свою знакомую мисс Хорнблауэр:

— Кто эта прекрасная девушка в розовом, что только что вошла?

— Это же Синтия Киркпатрик! — ответила мисс Хорнблауэр, надевая массивный, золотой монокль, чтобы удостовериться в этом. — Как она выросла! Прошло два или три года с тех пор, как она уехала из Эшкома… она очень мила… говорили, что мистер Престон очень ею восхищался, но она так молода!

— Вы можете меня представить? — спросил нетерпеливый молодой доктор. — Мне бы хотелось пригласить ее танцевать.

Когда мисс Хорнблауэр вернулась, поприветствовав свою бывшую знакомую миссис Гибсон и представив мистера Роско, она по секрету призналась мисс Браунинг.

— Как же мы стали снисходительны! Я помню то время, когда миссис Киркпатрик носила старые черные шелковые платья и была признательна и вежлива, заняв место школьной учительницы, чтобы зарабатывать себе на хлеб. А теперь она оделась в атлас и разговаривает со мной так, как будто только что с трудом вспомнила, кто я. Не так много времени прошло с того дня, как миссис Демпстер приехала посоветоваться со мной, не обидится ли миссис Киркпатрик, если она пошлет ей новый отрез для сиреневого шелкового платья взамен того, которое испортила служанка миссис Демпстер, пролив на него кофе прошлым вечером. И она взяла его и была благодарна, а сейчас она носит жемчужно-серый атлас! И в те дни она была бы рада выйти замуж за мистера Престона!

— Я думала, вы сказали, что он восхищался ее дочерью, — перебила мисс Браунинг свою разгневанную подругу.

— Что ж! Возможно, я так и сказала, и, возможно, так и было. Я не могу утверждать. Он часто бывал в их доме. Мисс Диксон сейчас держит школу в том же доме, и могу вас уверить, она делает это намного лучше.

— Граф и графиня очень любят миссис Гибсон, — заметила мисс Браунинг. — Нам рассказала об этом леди Харриет, когда прошлой осенью приезжала пить с нами чай, и они просили, чтобы мистер Престон был очень внимателен к ней, когда она жила в Эшкоме.

— Ради Бога не повторяйте то, что я сказала о мистере Престоне и миссис Киркпатрик ее светлости. Любой может ошибиться, и заметьте, я только сказала, «люди говорили».

Мисс Хорнблауэр была очень встревожена, как бы ее сплетни не передали леди Харриет, которая оказалась на такой короткой ноге с ее холлингфордскими подругами. Но и мисс Браунинг не спешила рассеять заблуждение. Леди Харриет пила с ними чай и может сделать это снова, во всяком случае, небольшой испуг, который она заронила в сердце своей подруги, был неплохой местью за панегирик мистеру Роско.

Тем временем мисс Пайпер и мисс Фиби, которым было несвойственно поддерживать вольнодумство, разговаривали о платьях присутствующих дам, начав с комплиментов друг другу.

— Какой у вас замечательный тюрбан, мисс Пайпер, если мне будет позволено так выразиться — так вам к лицу!

— Вы так думаете? — спросила мисс Пайпер с плохо скрываемым удовольствием — иметь лицо в сорок пять лет было довольно приятно. — Я купила его у Брауна в Сомертоне для этого бала. Я подумала, что у меня должно быть что-то, чтобы оттенить платье, которое уже не такое новое, каким было когда-то. А у меня нет таких красивых драгоценностей, как у вас, — добавила она, окидывая восхищенным взглядом огромную миниатюру, отделанную жемчугом, которая служила своего рода щитом на груди мисс Фиби.

— Красивая, — согласилась та. — Это портрет моей матери. Салли носит изображение отца. Обе миниатюры были сделаны в одно время, как раз когда умер наш дядя и оставил нам обеим по пятьдесят фунтов, которые мы согласились потратить на отделку наших миниатюр. И поскольку они такие драгоценные, Салли всегда хранит их запертыми вместе с лучшим серебром и куда-то прячет коробку. Она никогда не говорит мне, куда, потому что, говорит она, у меня такие слабые нервы, и что если вор приставит к моему виску заряженный пистолет и спросит меня, где мы храним наше столовое серебро и драгоценности, я без утайки все ему расскажу. А что касается ее, она говорит, что не выдаст секрет ни при каких обстоятельствах. (Я надеюсь, она не будет пытаться это сделать.) Вот почему я не ношу брошь часто и надела ее только второй раз. И я не могу даже достать и посмотреть ее, как бы мне ни хотелось. Я бы не надела ее сегодня вечером, если бы Салли не дала ее мне, сказав, что это будет достойным комплиментом герцогине Ментитской, которая будет здесь со всеми своими бриллиантами.

— Боже мой! Неужели? Вы знаете, я никогда прежде не видела герцогиню, — и мисс Пайпер выпрямилась и вытянула шею, словно решила «вести себя должным образом» в присутствии «ее милости», как ее учили в пансионе тридцать лет назад. Немного погодя, внезапно вскочив с места, она сказала мисс Фиби: — Смотрите, смотрите! Это наш мистер Холмли, магистрат (он был важным человеком в Корхэме), а вот и миссис Холмли в красном атласе, помилуйте, и мистер Джордж, и мистер Гарри из Оксфорда. И мисс Холмли, и прелестная мисс Софи. Мне бы хотелось подойти и поговорить с ними, но без джентльмена пересекать комнату так вызывающе. А вот и Кокс, мясник, со своей женой! Боже, кажется здесь весь Корхэм! И как миссис Кокс может позволить себе такое платье, я не могу понять, мне известно, что Кокс с трудом расплатился за последнего барана, которого он купил у моего брата.

Как раз в эту минуту оркестр, состоящий из двух скрипок, арфы и приглашенного по случаю кларнетиста, закончил настраивать инструменты и почти слаженно грянул задорный деревенский танец, танцоры быстро заняли свои места. Миссис Гибсон втайне немного беспокоило то, что Синтия оказалась среди них — поскольку в зале пока были в основном простолюдины, которые зная, что бал назначен на восемь, не желали прибыть позже, и таким образом лишиться удовольствия, за которое они заплатили деньги. Она поделилась своими чувствами с Молли, которая сидела рядом с ней и ждала, когда ее пригласят танцевать, отбивая ритм прелестной маленькой ножкой.

— Твой дорогой отец всегда так пунктуален! Но очень жаль, что сегодня вечером мы приехали сюда раньше, чем пришли те, кого мы знаем.

— Я вижу здесь так много знакомых мне людей. Вот мистер и миссис Смитон, и их красивая и веселая дочь.

— О, позволь напомнить, что это продавцы книг и мясники.

— Папа встретил много друзей, с которыми можно поговорить.

— Пациентов, моя дорогая… едва ли их можно назвать друзьями. Здесь есть несколько красивых людей, — она окинула взглядом Холмли. — Но смею сказать, они приехали из окрестностей Эшкома или Корхэма, и едва ли можно было подсчитать, как скоро они доберутся сюда. Интересно, когда будет званый вечер в Тауэрсе. А, вот и мистер Эштон, и мистер Престон. Право же, комната начинает заполняться.

Говорили, что на этот раз бал должен быть очень достойным, из Тауэрса должно было прибыть много гостей и в их числе герцогиня со своими бриллиантами. Ожидалось, что каждый особняк в округе будет заполнен гостями, прибывшими по этому случаю, но в этот ранний час горожане почти всецело заняли танцевальный зал. Местные аристократы приезжали заглянуть на бал позднее, а самым важным среди них был лорд-наместник из Тауэрса. Но сегодня они непривычно запаздывали, из-за отсутствия в атмосфере аристократического озона среди танцующих, считавших, что они по рангу выше простых торговцев, царила скука. Они, тем не менее, резво скакали и бегали, пока их глаза не засверкали, а щеки не разрумянились от движения и волнения. Некоторые благоразумные родители, не забывающие об обязанностях, что ожидали их на следующее утро, начали было подумывать, в котором часу им пойти домой. Но все испытывали выраженное и невыраженное желание увидеть герцогиню и ее бриллианты, поскольку бриллианты герцогов Ментитских были известны в более высоких кругах, чем тот, который собрался сегодня. И слава о них распространялась посредством горничных и экономок. Мистеру Гибсону, как он и предвидел, пришлось на время покинуть бал, но он должен был вернуться к жене, как только выполнит свои обязанности. В его отсутствие миссис Гибсон держалась немного отчужденно с барышнями Браунинг и теми ее знакомыми, которые бы охотно вступили с ней в разговор с намерением присоединиться к женской компании из Тауэрса, когда те появятся. Если бы Синтия не так рьяно принимала приглашения от каждого партнера, который приглашал ее танцевать, то без сомнения нашлись бы молодые люди, гостившие в Тауэрсе, которые высматривали прелестных девушек: а одному богу известно, к чему может привести танец? Молли, которая из-за своей робости танцевала не так хорошо, как Синтия, тем не менее довольно часто приглашали. И надо признаться, ей хотелось танцевать каждый танец, не важно с каким партнером.