Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

— Совершенно верно, — сказала она ему, — я была невнимательна. Я не знаю даже азов науки. Но, пожалуйста, не смотрите на меня так сурово, даже если я неуч.

— Я не знаю… я не хотел смотреть так сурово, уверяю вас, — ответил он, не зная точно, что сказать.

— Синтия вовсе не неуч, — заметила миссис Гибсон, опасаясь, как бы мнение дочери о самой себе не восприняли всерьез. — Но я всегда замечала, что у одних есть талант к одному, а у других — к другому. Таланты Синтии не в науке и в серьезных предметах. Ты помнишь, дорогая, сколько хлопот мне доставило научить тебя пользоваться глобусом?

— Да, я до сих пор не различаю долготу и широту. Меня всегда озадачивало, какая из них перпендикулярная, а какая горизонтальная.

— Тем не менее, уверяю вас, — продолжила ее мать, скорее обращаясь к Осборну, — что она изумительно запоминает стихи. Я слышала, как она читает «Шильонского узника»[68] с начала до конца.

— Думаю, нам будет довольно скучно слушать, как она читает, — заметил мистер Гибсон, улыбаясь Синтии, которая посмотрела на него взглядом обоюдного понимания.

— Ах, мистер Гибсон, я уже поняла, что у вас не лежит душа к поэзии, а Молли — ваше собственное дитя. Она читает такие серьезные книги — все о явлениях и вычислениях, со временем она превратится в синий чулок.

— Мама, — сказала Молли, краснея, — вам кажется, что это серьезная книга, потому что в ней описываются разнообразные ячейки в сотах пчел. Но она вовсе не такая серьезная. Она очень интересная.

— Не волнуйтесь, Молли, — сказал Осборн. — Я поддерживаю синих чулков.

— А я возражаю против разграничения, о котором вы говорите, — сказал Роджер. — Книга не серьезная, ergo,[69] очень интересная. И все же, книга может быть серьезной и интересной.

— Если вы собираетесь спорить и использовать латынь, я думаю, что нам пора покинуть комнату, — ответила миссис Гибсон.

— Давайте не будем убегать, мама, словно нас покусали, — сказала Синтия. — Хотя это может быть логично, я, например, могу понять, что только что сейчас сказал мистер Роджер Хэмли. И я прочитала какую-то книгу Молли, и неважно, серьезная она или нет, мне она показалась интересной — намного интересней, чем для меня оказался «Шильонский узник». Я переставила «Узника», чтобы освободить место для «Джонни Джилпина»,[70] моей любимой поэмы.

— Как ты можешь говорить такую чепуху, Синтия? — спросила миссис Гибсон, когда девушки следовали за ней наверх. — Тебе известно, что ты не неуч. Очень хорошо не быть синим чулком, потому что благородным людям не нравятся подобные женщины, но принижать себя и противоречить всему тому, что я рассказала о твоей любви к Байрону, поэтам и поэзии… и к тому же перед самим Осборном Хэмли.

Миссис Гибсон говорила довольно сердито.

— Но мама, — ответила Синтия, — я либо неуч, либо нет. Если да, то я поступила правильно, признав это. А если нет, то он болван, если не понял, что я шучу.

— Что ж, — произнесла миссис Гибсон, немного озадаченная этими словами, и, желая, чтобы их пояснили.

— Только если он болван, то его мнение обо мне ничего не стоит. Поэтому, в любом случае, это ничего не значит.

— Ты очень озадачила меня своей чепухой, дитя. Молли стоит двадцати таких, как ты.

— Я вполне согласна с тобой, мама, — призналась Синтия, поворачиваясь и беря Молли за руку.

— Да, но ей не следует такой быть, — сказала миссис Гибсон, все еще раздраженно. — Подумай, какие у тебя есть преимущества.

— Боюсь, я бы скорее предпочла быть неучем, чем синим чулком, — сказала Молли, это определение немного обеспокоило ее и все еще терзало.

— Тише! Они идут, я слышу, как хлопнула дверь столовой. Я никогда не считала тебя синим чулком, дорогая, поэтому не сердись. Синтия, милая, где ты достала эти прекрасные цветы… кажется, анемоны? Они тебе так к лицу.

— Давай, Молли, не будь такой серьезной и задумчивой, — воскликнула Синтия. — Разве ты не понимаешь, что маме хочется, чтобы мы улыбались и выглядели привлекательными.

Мистеру Гибсону пришлось уехать к пациентам, а молодые люди были только рады подняться в уютную гостиную. Там ярко горел камин, стояли небольшие удобные кресла, которые при небольшом количестве гостей можно было расставить вокруг очага. Добродушная хозяйка, милые, приятные девушки. Роджер неторопливо прошел в угол, где стояла Синтия, играя с экраном.

— В Холлингфорде скоро будет благотворительный бал? — спросил он.

— Да, в пасхальный вторник, — ответила она.

— Вы идете? Я имею в виду именно вас.

— Да, мама собирается взять меня и Молли.

— Вам очень понравится… что вы пойдете вместе?

Впервые за время этого короткого разговора она взглянула на него — настоящее, неподдельное удовольствие светилось из ее глаз.

— Да, то, что мы пойдем вместе, сделает вечер приятным. Без нее было бы скучно.

— Вы с ней большие друзья? — спросил он.

— Я никогда не думала, что могу кого-то полюбить так сильно… я имею в виду девушку.

Она вложила в последнюю оговорку все простодушие сердца, и со всем простодушием он понял это. Он подошел чуть ближе и немного понизил голос.

— Мне так хотелось знать. Я так рад. Я часто задавал себе вопрос, как вы поладите.

— Неужели? — спросила она, снова взглянув на него. — В Кэмбридже? Должно быть, вы очень любите Молли.

— Да. Она долго жила с нами, и в такое время. Я считаю ее почти сестрой.

— А она очень любит всех вас. Кажется, я узнала вас всех, слушая, как она много говорит о вас. О всех вас! — повторила она, делая ударение на слове «всех», чтобы показать, что это относится, как к мертвым, так и живым. Роджер молчал минуту или две.

— Я не был знаком с вами даже понаслышке. Поэтому вы не должны удивляться, что я немного боялся. Но как только я увидел вас, я узнал, как это должно быть, и это стало таким облегчением.

— Синтия, — позвала миссис Гибсон, которая посчитала, что младший сын уже вполне получил свою долю тихого, доверительного разговора, — подойди сюда и спой ту короткую французскую балладу мистеру Осборну Хэмли.

— Про какую балладу ты говоришь, мама? «Tu t'en repentiras, Colin»?[71]

— Да, такая милая, шутливая предосторожность для молодых людей, — пояснила миссис Гибсон, улыбаясь Осборну. — Припев звучит так…

Tu t'en repentiras, Colin,Tu t'en repentiras,Car si tu prends une femme, Colin,Tu t'en repentiras…[72]

Советом может пользоваться тот, у кого есть французская жена, но не англичанин, который подумывает об английской жене.

Выбор этой песни был весьма неуместен, знай об этом миссис Гибсон. Осборн и Роджер, зная, что жена первого — француженка, и зная, что им обоим это известно, чувствовали себя вдвойне неловко, тогда как Молли была настолько смущена, словно это она сама тайно вышла замуж. Тем не менее, Синтия пела шаловливую песенку, а ее мать улыбалась в полном неведении, какое значение эти слова могли иметь для ее гостей. Осборн неосознанно подошел и встал позади Синтии, как только она села за пианино, чтобы быть готовым переворачивать ей ноты, если потребуется. Он держал руки в карманах, сосредоточив взгляд на ее пальцах. Его лицо омрачалось при всех веселых остротах, которые она так игриво пела. Роджер выглядел более мрачным, чем его брат, поскольку был смущен неловкостью ситуации. Он поймал встревоженный взгляд Молли, заметил, как она изменилась в лице, и понял, что она переживает это затруднение сильнее, чем нужно. Он подошел, сел рядом с ней и прошептал: «Слишком поздно предупреждать, не так ли?»

Молли посмотрела на него, он наклонился к ней, и она ответила тем же тоном:

— О, мне так жаль!

— Не стоит. Он не станет долго об этом тревожиться. Мужчина должен отвечать за последствия, когда ставит себя в ложное положение.

Молли не смогла найти ответ на эти слова, поэтому она опустила голову и продолжала молчать. И тем не менее, она заметила, что Роджер не изменил своей позы и не убрал руку со спинки стула, и любопытство заставило ее выяснить причину его неподвижности, она, наконец, посмотрела на него, и увидела, что его взгляд сосредоточен на паре возле пианино. Осборн что-то увлеченно говорил Синтии, ее серьезные глаза смотрели на него снизу вверх с выражением мягкого внимания, а прекрасные губы были полуоткрыты, словно она желала, чтобы он прекратил говорить, а она могла ответить.

— Они говорят о Франции, — сказал Роджер в ответ на молчаливый вопрос Молли. — Осборн хорошо знает эту страну, а мисс Киркпатрик училась там в школе, вы знаете. Это очень интересно, может, мы подойдем поближе и послушаем, о чем они говорят?

Вопрос был задан вежливо, но Молли подумала, что было бы лучше подождать, пока она ответит. Вместо того чтобы ждать, Роджер подошел к пианино и прислонился к нему, намереваясь присоединиться к легкой, веселой беседе и услаждая свой взор, поскольку осмелился смотреть на Синтию. Молли вдруг почувствовала, что вот-вот расплачется — мгновение назад он был рядом с ней, говорил так мило, обращаясь лично к ней, а теперь казалось, что он почти забыл о ее существовании. Она думала, что все это неправильно, и преувеличивала для себя эту неправильность; «ничтожная», «завидующая Синтии», «злобная» и «эгоистичная» — этими словами она продолжала укорять себя, но это не принесло пользы, она осталась такой же испорченной, какою и была.