Роберт Бернс - Рита Райт-Ковалева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, даже эти стихи особенно не ставились ему в вину — лишь бы он не «крамольничал».
Местные власти с удовлетворением читали его полное достоинства письмо, в котором он напоминал о своем избрании почетным гражданином Дамфриза и просил предоставить ему привилегию бесплатного обучения сыновей в лучшей школе.
Привилегия была ему предоставлена. Он считал, что заслужил ее, выгадав для городского муниципалитета какие-то суммы по таможенным сборам.
Но друзья, читавшие ею новое произведение «Дерево Свободы», понимали, что не медными грошами акциза, а чистым золотом стиха заработал он право считаться в веках лучшим гражданином не только Дамфриза, но и всей Шотландии.
Вот эти строки о свободе, которые даже в нашем XX веке редактор оксфордского, то есть академического, издания Бернса не пожелал включить в свой толстый том:
Есть дерево в Париже, брат.Под сень его густуюДрузья отечества спешат,Победу торжествуя.
Где нынче у его стволаСвободный люд толпится,Вчера Бастилия была,Всей Франции темница.
Из года в год чудесный плодНа дереве растет, брат.Кто съел, тот сознает,Что человек — не скот, брат,
Его вкусить холопу дай —Он станет благороднымИ свой разделит каравайС товарищем голодным...
Благословение тому,Кто, пожалев народы,Впервые в галльскую тюрьмуПринес росток свободы.
Поила доблесть в жаркий деньЗаветный тот росток, брат,И он свою раскинул сеньНа запад и восток, брат.
Но юной жизни торжествуГрозил порок тлетворный:Губил весеннюю листвуЧервяк в парче придворной.
У деревца хотел БурбонПодрезать корешки, брат.За это сам лишился онКороны и башки, брат!
Народ подымается на борьбу, идут на зов свободы ее сыны, Франция будет свободной!
А что же родина поэта, что же Великобритания?
Британский край! Хорош твой дуб,Твой стройный тополь — тоже,И ты на шутки был не скуп,Когда ты был моложе.
Богатым лесом ты одет —И дубом, и сосной, брат.Но дерева свободы нетВ твоей семье лесной, брат!
А без него нам свет не милИ горек хлеб голодный.Мы выбиваемся из силНа борозде бесплодной.
Питаем мы своим горбомПотомственных ворон, брат.И лишь за гробом отдохнем.От всех своих трудов, брат.
Но верю я: настанет день, —И он не за горами, —Когда листвы волшебной сеньРаскинется над нами.
Забудут рабство и нуждуНароды и края, брат,И будут люди жить в ладу,Как дружная семья, брат!
Так Великая Эстафета Вольности — слово поэта — всегда передается и будет передаваться из уст в уста по всему земному шару.
4
Этой весной не только от солнца стало теплее на душе у Бернса. Хозяин квартиры предложил ему другое жилье, и Бернсы переехали в Мельничный переулок, в отдельный двухэтажный дом из красноватого камня. В первом этаже — две отличные комнаты и кухня, во втором — две большие спальни, темная комнатка с альковом, просторные кладовые, чердак.
Но самое главное, чему радовалась Джин, был садик при доме, где сейчас, в мае, уже густо росла трава и зеленели деревья. Теперь можно будет выпускать ребят спокойно, тем более что рядом жил один из самых славных сослуживцев Роберта — Джон Льюарс. Его сестра, пятнадцатилетняя Джесси, предложила Джин помогать по дому.
В новый дом можно было, не стесняясь, позвать гостей: остатки эллислендской мебели — круглый стол красного дерева, кресла, шкаф с посудой, — кое как составленные в тесноте Вонючего переулка, теперь встали просторно и красиво. На пол лег ковер, который и не разворачивали на старой квартире, камин хорошо тянул, а на полках свободно разместились книги и подарки друзей: резной ящичек от жены доктора Максвелла, затейливая чаша из кокосового ореха для пунша — миссис Дэнлоп, даря ее Бернсу, сказала, что эту вещь еще в прошлом веке привезли из путешествий ее предки Уоллесы. Над камином висели силуэты лорда Гленкерна, Боба Эйнсли и Джона Сайма. Вообще жить стало спокойнее и легче.
Роберт чувствовал, что в Дамфризе к нему относятся хорошо. Его выбрали членом правления библиотеки и освободили от всяких взносов. Он подарил библиотеке несколько книг, в том числе и свой двухтомник, который недавно вышел в Эдинбурге.
Крич не прислал ни одного экземпляра, пока Бернс не написал ему коротко и сердито: «Сэр, я узнал, что моя книга вышла. Прошу вас как можно скорее прислать мне двадцать экземпляров. Так как я собираюсь их преподнести нескольким Великим Людям, которых я уважаю, и нескольким Маленьким Людям, которых я люблю, то эти двадцать экземпляров вашей торговле не помешают. Если нет двадцати экземпляров, пришлите сколько можно. Буду особенно благодарен, если пошлете их с первой же оказией».
Капитан Риддел по-прежнему часто приезжал в Дамфриз и вызывал Роберта в «Глобус». В эти вечера Роберт возвращался домой поздно. Риддел был рад, что Бернс избежал «кары». Он показал Бернсу письмо из Эдинбурга, в котором один из его друзей, Фрэнсис Эрскин, человек богатый и влиятельный, расспрашивал его о Бернсе и предлагал собрать деньги между «друзьями свободы», чтобы Бернс не остался без материальной поддержки, если его выгонят с работы. Бернс написал Эрскину длинное письмо — одно из тех замечательных своих писем, в которых он встает, как живой.
Он просит адресата сжечь письмо: «Бернса, о чьих интересах вы так благородно заботитесь, я тут нарисовал живыми красками, таким, каков он есть. Но если люди, в чьих руках находится его хлеб насущный, хотя бы прослышат об этом портрете, бедный Бард пропал навеки».
Каков же Бернс в своем собственном представлении?
Прежде всего он боится, что какой-нибудь «наемный писака» в будущем станет глупо и злобно утверждать, будто, «несмотря на то, что в своих произведениях Бернс хвастал своей независимостью и претендовал на общественное признание и уважение в качестве человека определенного таланта, он все же был настолько лишен каких бы то ни было данных, чтобы поддерживать это напускное достоинство, что в конце концов стал мелким акцизным чинушей и весь остаток своего жалкого существования провел в самых низких занятиях и среди самых подлых людишек».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});