Альтер эво - Анастасия Александровна Иванова

начинают интенсивно думать, все пытаются сложить одно с другим – по крайней мере, Майя. В какой-то момент она достает из кармана маленький предмет, взятый из комнаты даймё, какое-то время смотрит на него, потом прячет обратно.

– Это такая… Исследовательская программа, – говорит она. – Научная работа в трудных для выживания условиях.

Давид набирает в грудь воздуха и долго выдыхает ей в волосы:

– Эй. Я тебя ни о чем не спрашиваю.

Майя колеблется, потом переворачивается на спину.

– Хорошо. На самом деле программа… Космическая. Не смей смеяться.

Давид приподнимает голову, подпирает щеку локтем.

– Почему я должен смеяться?

– Ну, в общем, это подготовка к освоению ближайших планет. То есть так они говорят официально – понятно, если ты еще не внутри, то большего и не выяснишь. Но у них такие требования к кандидатам… – Майя невольно понижает тон, слегка подается вперед. – В общем, я почти уверена, что там дело зашло куда дальше, чем они заявляют.

– В смысле – дальше теплиц посреди пустыни? – уточняет Давид.

– Ну, само собой. – Майя раздраженно и резко поворачивается на матрасе лицом к нему. – Про теплицы все знают, да? Это несложно – это броско – можно щелкнуть их со спутника, и всем сразу ясно, чем компания занимается: херней какой-то. Это же частная инициатива. Долбанутый миллионер чудит – да и бог с ним, ведь так? И потом, когда там уже не теплицы, а поликарбонатные пузыри с добровольцами – это тоже ничего серьезного, правильно? – Волнуясь, она поджимает под себя ноги, придвигается еще ближе к Давиду. – А потом, когда он заходит все дальше, когда набирает команду, причем такие требования – ты бы видел эти требования; вот ты знаешь, какая у тебя минеральная плотность костей? – это все тоже фигня, да, пустячок, просто очередной плексигласовый пузырь с дурачками внутри? А они уже два десятка успешных запусков провели, между прочим – и что, говорят об этом в новостях? Говорит об этом хоть кто-то?

Давид трет глаза и медленно произносит:

– Я понимаю, о чем ты. Думаю, это примерно как с войной – та же история, социотех. Думаю, они уменьшают значение того, о чем ты говоришь. Искажают либо лишают веса, делают несерьезным.

Майя кивает.

– Наверное. Другие планеты… просто никак не встроить в картину мира, когда у тебя три открытых кредитных линии.

Давид пару секунд молчит, а потом улыбается ей – и это та самая его улыбка:

– Значит, вся эта карусель с енотами – из-за того, что одной маленькой девочке так не нравился жестокий мир вокруг… И она возмечтала сбежать от него как можно дальше…

От непрошенной и меткой психотерапии Майя ощетинивается, хочет отодвинуться от него на матрасе, но почему-то не отодвигается.

– Нет, вся эта карусель с енотами – из-за того, что однажды кто-то сильно задолжал одному типу из Фриктауна и теперь вынужден расплачиваться.

– Какому типу из Фриктауна? – Давид не перестает улыбаться.

– Ну… Такому… – Что-то в выражении его лица настораживает Майю. – Я же говорила, на Эль Греко он похож. Если тебе, конечно, известно, кто это.

– Мне известно, – серьезно кивает Давид, причем улыбка с его лица так и не сходит. – Тебя, возможно, это шокирует, но моя мама была искусствоведом. Я успел два года отучиться в архитектурном и, между прочим, ношу гордое имя творения Микеланджело – если тебе, конечно, известно, кто…

– Так в чем тогда дело-то? – перебивает Майя, начиная кипятиться: она вообще ненавидит недосыпать, превращается в не слишком умную мегеру, ограниченную в суждениях и с растущей тягой к сладкому.

– Я не знаю никакого типа из Фриктауна, – просто говорит Давид – улыбка на его лице тем временем уже просто-таки лучится золотым светом.

– Что?..

– Я не знаю никого, похожего на Эль Греко.

Нет-нет-нет, только не это. Опять, что ли?

– Не знаешь?

– Не-а, – весело подтверждает Давид.

Майя тупо смотрит на него несколько секунд. Снова две версии одного и того же? Очередной человек Шредингера? Нет, есть еще такой вариант: Эль Греко с самого начала ей привиделся, а по правде его не существовало. Но тогда почему…

– Почему тогда… В смысле, когда я пришла к тебе на работу и объяснила про этого человека – почему ты сразу не сказал… – Майя не знает, как бы так поосторожнее построить фразу на случай, если – мало ли – ни на какую работу ни к кому она не приходила, ничего такого не говорила, и вообще лежит уже третий месяц в палате интенсивной терапии на капельницах и воображает себе всякое.

Давид продолжает улыбаться. Чудесной этой вот своей улыбкой – исключительно славной для криминального типа. Молчит. И улыбается.

– Что?.. – Майя окончательно теряется.

– Майя, ну что ты в самом деле. – Давид наконец цокает языком и с шутливой доверительностью сообщает: – У этой невозможной головоломки очень простое решение. Я не всегда говорю правду.

– И… что?

– И все, дальше сама. А то мне аж неловко тебе разжевывать. Это ранит мою скромность.

Майя хлопает глазами: сказанное доходит до нее сквозь вату в голове, сквозь сонный туман и общую усталость.

– Ты соврал насчет Эль Греко? Насчет ответной услуги?

Давид улыбается.

– Но почему?

Давид улыбается.

– Нет, серьезно – в смысле, почему тогда ты стал мне помогать?

Давид улыбается безмятежно, как только что сошедший на землю из лотосового садика будда.

Майя вдруг понимает. Кажется, у нее вспыхивают уши.

– По… поэтому? – тихо спрашивает она.

Давид замечает:

– А теперь, думаю, герой честно заслужил свой поцелуй.

Вот уж чего мне совершенно точно не надо, думает Майя.

Да, сейчас, думает Майя, сейчас же.

Совершенно неподходящая ситуация, думает Майя.

Памятуя о Майиной бабушке, Давид и пальцем не шевелит. Только смотрит на нее. Не отрывает глаз.

Майя перестает думать.

Она бросается в него, как хайдайвер со скалы, словно их с Давидом разделяют не двадцать сантиметров матраса, а океан, который можно пересечь раз в жизни и только в одну сторону. Жадно находит губы, рот, ее язык просыпается, начинает жить своей жизнью, отращивает еще миллион рецепторов. У Давида вкус эбенового дерева, кардамона, песчаной пустыни. Майя чувствует его ладони у себя на пояснице и перекатывается, оказываясь сверху, сама сдирает через голову флиску и принимается за его толстовку с футболкой вместе. Черт, какое же красивое тело. Мускулы – точно питон скользит под шелковой косынкой. Рассудок Майи судорожно ищет, как бы съехать, ныряет в первую попавшуюся лазейку и уже начал оценивать, насколько гармонично развитие пекторалисов относительно плечевого пояса, но Давид не дает ей ускользнуть –