Персик - Элизабет Адлер

– С вами все в порядке, мисс? – спросил водитель такси, остановившийся, увидев, как неистово она махала руками.

– Сейчас да, – выдохнула Пич, поеживаясь от холода.

Она поудобнее устроилась на потрепанном сиденье, обтянутом пластиком.

– Если кто-то обидел вас, мисс, я уж о нем позабочусь, – сказал мощный ирландец-водитель, сочувственно глядя на нее в свое зеркальце.

– Нет, нет. Спасибо, – выговорила Пич, все еще плача, – сейчас все хорошо, правда. Я сама во всем виновата.

– Ну… Если вы так считаете. Куда вас везти?

Куда? Она не могла вернуться в Радклифф в такой час. Пич вспомнила о дяде Себастио.

– На Бикон-Хилл, – решительно сказала она.

Небольшой узкий дом Себастио до Сантос находился на аокатой улице Бостона Бикон-Хилл и был выкрашен в белый цвет с серой отделкой. Окна гостиной на первом этаже выходили на реку Чарльз.

Устроившись на сером, обитом бархатом диване дяди Себастио, Пич медленно пила горячий кофе, то и дело вытирая слезы большим белым носовым платком дяди.

Себастио думал, что сейчас его племянница похожа на двенадцатилетнего беспризорного ребенка, попавшего в беду, и он надеялся, что все не так серьезно, как казалось. Он припомнил, как когда-то он уже выступал в роли дядюшки-спасителя для Эмилии, матери Пич.

Себастио до Сантос всегда был влюблен в мать Пич, но Эмилия вышла замуж за его сумасбродного брата. После трагической смерти Роберто Себастио надеялся, что Эмилия оценит, наконец, его любовь, но, как последний дурак, сам представил ее Жерару де Курмону, чувствуя, что они подходят друг другу. И снова Себастио вынужден был пережить, что мужчина, который был ему другом, женился на женщине, которую он любил.

Расстроенная молоденькая девушка, сидящая перед ним, могла бы быть его дочерью, если бы он сумел не оказаться неудачником в любви. Не везет в любви, повезет в деньгах, так, кажется, говорят? С ним так и случилось. Он был одним из выдающихся архитекторов Америки. Крупные национальные компании и самые богатые люди наперебой стремились воспользоваться его услугами. Он был уважаемым профессором Гарварда. За его именем шло так много титулов и званий, что они нарушали простое совершенство и симметрию его печати на почтовой бумаге. Поэтому на белых страницах его бумаг просто стояло: «Себастио до Сантос». Адрес и номер телефона, отпечатанные мелкими буквами, стояли внизу каждой страницы. Себастио считал, что стиль его почтовой бумаги полностью соответствовал стилю его жизни, который он для себя создал. Простота и совершенство.

Он вздохнул, когда рука Пич дрогнула, и кофе пролился на безукоризненный бархат светло-серого дивана. Возможно, совершенство нуждается в двух-трех пятнышках, чтобы придать ему немного жизни. По крайней мере, они будут напоминать ему о том, что Пич пришла к нему, когда попала в беду.

– Хочешь поговорить? – спросил он, забирая у нее чашку.

– Как быть со школой? – обеспокоенно прошептала Пич.

– Я уже звонил туда, сказал, что ты у меня, в безопасности, и что это – моя вина. Я сказал, что ты думала, у меня есть разрешение на то, чтобы ты оставалась у меня.

Пич вздохнула с облегчением.

– Спасибо тебе. Радклифф много значит для меня. Я бы не хотела все потерять из-за какой-нибудь глупой ошибки.

– Значит, то, что случилось, и есть глупая ошибка?

– О, дядя Себастио! – воскликнула Пич со слезами в голосе. Она бросилась к его ногам и припала мокрой щекой к его коленям. – Я чуть не сваляла такого дурака!

– Ну, поблагодарим Бога за это «чуть», – ответил он сдержанно.

– Его зовут Джек Мэллори, – начала Пич, слова рвались наружу. – Я никогда раньше не встречала таких, как он. Я имею в виду, он старше и не похож на мальчиков, с которыми я встречалась. С ними мне было просто весело, ты понимаешь. А с Джеком все по-другому. Словно внутри меня шла борьба между моим новым «Я», которое очень хотело его, и моим старым «Я», которое ничего не хотело менять в жизни.

Себастио рассеянно гладил рукой ее блестящие волосы. Бедняжка. Первый урок в жизни оказался довольно тяжелым для нее.

– Ты молода, Пич, наслаждайся свиданиями и вечеринками, – сказало он, – ты поймешь, когда встретишь того самого человека, и тогда тебе не нужно будет никуда убегать.

Пич встала на ноги, чувствуя облегчение.

– Я уже встретила его, – пробормотала она, зевая.

Она как-то стразу устала. Но теперь все снова в порядке, и ее жизнь вернулась в свое русло.

42

Комната Ноэля находилась в подвале серого пятиэтажного дома без лифта на грязной улице без единого деревца, заканчивающейся тупиком. У комнаты имелось два преимущества. Первое – в обмен на выполнение обязанностей дворника она была бесплатной, и второе – располагалась она рядом с бойлерной, и потому в ней всегда было тепло. Кроме того, она находилась в миле от МТИ, что экономило Ноэлю деньги на подземку.

Ноэля не волновало, что комната была маленькой и грязной. Она ему подходила. В ней была плитка с одной конфоркой, поцарапанная кастрюля и кружка, вся коричневая внутри от бесконечного питья кофе, когда он занимался ночами напролет. Была еще одна чистая тарелка, один нож, одна ложка, одна вилка, консервный нож рядом с парой банок консервированного супа и банка с растворимым кофе. Старая железная кровать стояла в дальнем углу, грязный матрац на ней накрыт голубым спальным мешком, а за дверью висело старое пальто из твида, купленное с рук за пять долларов у уезжавшего студента, которое служило Ноэлю еще и банным халатом, когда он поднимался в ванную комнату на два этажа вверх.

Облезлый стол у окна, в которое не заглядывало солнце, был рабочим местом Ноэля, где он уходил с головой в прекрасную логику точных наук. В то время как одна часть его живого ума заучивала научные догмы, проделывала быстрые вычисления и впитывала, как губка, все, что можно было в себя впитать, другая – изобретала автомобиль его мечты. Не целиком, конечно, но деталь за деталью. Ноэль обдумывал радиатор последней модели «форда», а потом размышлял над тем, что можно в нем изменить, чтобы улучшить конструкцию. Он тратил часы, переконструировывая сиденья нового «крайслера» или анализируя аэродинамику «ягуара». Он бы внес некоторые усовершенствования в колпачок втулки, и бамперы, и в двигатель тоже. Ноэль испещрял большие плотные листы дорогой бумаги эскизами и вычислениями, а потом аккуратно складывал их в большой черный портфель.

Все свободное от занятий и работы время он проводил в стенах МТИ, занимаясь в библиотеках. Ноэль был Знаком со своими сокурсниками очень поверхностно и общался с ними только по делу. Он был одиночкой. Но женщины были исключением.