В сумерках близкой весны - Ирина Берсенёва

И я рад! Честное слово рад, что вы подружились! Она хорошая девочка, пережила такое горе! Врагу не пожелаешь! Вы бы с Оленькой могли забрать её к себе. Квартира у вас большая, трёхкомнатная! Я всегда говорил, что это очень хорошая квартире, её нельзя продавать или разменивать. Подобную уже не купишь! Ундюгерь можно поселить в той комнате, где балкон. Много ли ей нужно? Она бы вам готовила…

– Она останется жить в своей квартире.

– Конечно! Никто с этим не спорит!

– И ты оставишь её в покое.

– При чём тут я?

– И твоя жена! И твоя Анна! Я тебя предупреждаю, Марат! Квартиру вы не получите! Придётся пойти в суд. Я найму лучшего адвоката, которого смогу оплатить. Попробуйте, если осмелитесь!

Их взгляды встретились. Круглое лицо мужчины покраснело и покрылось обильным потом. Анжела улыбалась краем губ, но глаза угрожающе блестели. Ей хотелось схватить бывшего мужа за шиворот и тряхнуть хорошенько, а затем спросить, не стыдно ли ему? Как он посмел заявиться к ним с такими разговорами? Да это невероятное безумие планировать какие-то действия в чужой квартире, строить планы и готовиться к ремонту!

– Я желаю ей только добра! Оленька знает! Оленька! Поди, скажи маме! Вы меня неправильно поняли. Конечно, куда она пойдёт? Кому она нужна? Особенно после того случая с изнасилованием.

– Какого случая? – спросила Анжела. Улыбка на губах погасла.

– Да так… говорят всякое…

– Что говорят?

– Анжелочка, только тебе расскажу по большому секрету. Ты, милая, меня не выдавай! И прошу, не впутывай в судебные дела, хорошо? Я-то тут ни при чём! Я лишь посредник! Мне всё равно! Зиночка рассказала, а ей – бабка Ундюгерь. Девочку изнасиловали. Её бы так и оставили для этого дела, но бабка воспротивилась. Ей не хотелось, чтобы ещё и девочка легла на её плечи. Она её прогнала. Заставила уйти, иначе Ундюгерь сама не осмелилась бы!

– Что ж они за люди такие?

– Так вот я и говорю, разве можно ей к ним ехать, к родителям? Они её изведут! Игрушкой сделают. Она такая маленькая, тоненькая, отпор дать не сможет. Хотя с другой стороны, бабка заступится! Что они за люди, говоришь? Да, обычные люди! Зиночка говорит, хорошие люди, только пьющие. Ундюгерь сама виновата, повод дала, вот её и…

Как ураган, в комнату ворвалась Ольга. Она слышала каждое слово.

– Мам, как ты можешь терпеть это? Я ни одному слову не верю! Зиночка врёт! Она всё врёт! Кто бы ей стал говорить эти страшные вещи? Ведь это тюрьма! Изнасилование – преступление! Враньё! Подлое враньё! Мамочка, не верь ему! Он с ума сошёл!

– Оленька! Послушай, детка, мы разговариваем с мамой! Будь добра оставь нас на минуту. Как ты осмелилась подслушивать?

– Замолчи, пап! Я уже давно не детка, и тоже имею право знать!

Марат растерянно развёл руками. Анжела молчала.

– А если не враньё, то это ужасно! – продолжала кричать Ольга. – Насильники на свободе! Собирались заточить Ундюгерь в своей развалюхе и сделать из неё секс-рабыню! И родители были согласны. Голова сейчас взорвётся! Как смела она молчать? Я бы просто убила! Зубами горло перегрызла!

– Оленька, не всё так легко, как кажется, – мягко проговорил Марат. – Мало какое преступление совершается на трезвую голову.

– Тебе, пап, конечно, видней.

– Я просто уже старый, дочка! Опытный.

– А ведь, правда, сын Ундюгерь родился, непонятно от кого! Она же не могла знать, кто именно отец из этих насильников! И я понимаю, как страдал Женька! А ты, папка, всё знал! Как ты мог всё знать? Зачем тебе это?

Она вновь убежала на кухню. Послышались глухие рыдание. А потом голос:

– Приезжай и забери меня отсюда, слышишь? Серёжка, я так больше не могу! Они убивают меня своим лицемерием!

Марат побледнел и поднялся с места, засуетился у двери, преданно вглядываясь в задумчивое лицо бывшей жены. Ему не хотелось встречаться с друзьями дочери. Чего доброго, и в морду дать могут.

– Анжелочка, так мы договорились?

– О чём?

– Если дело до суда дойдёт, то меня не впутывайте.

– Ундюгерь я вам не отдам! Не думайте, что сможете так просто добиться своего! Я вам не позволю!

– Я понял, милая! Ты молодец! А я… мне жить осталось немного, я чувствую. Совсем расклеился.

Она не отвечала. Не проявляла сочувствие. Ей хотелось, чтобы он ушёл.

– Для них всё – это деньги, деньги! А я что? Деньги – это хорошо. Но мне-то они для чего? Не важно. Я все эти годы надеялся, что Женечка справится с ними. А он… такой наивный мальчик. Зиночка его полюбила больше жизни, а куда семью денешь? Муж далеко, да и разводиться вроде собрались. Сын, у неё сын взрослый, не против. Вот и приходилось прятаться, изворачиваться… Наташа считала, что для Женечки это лучше, чем Ундюгерь. Зиночка своя. Она моложавая, прекрасно выглядит, с ней не стыдно показаться на людях. Денежки всегда есть, муж привозит. А что Ундюгерь?.. Да и на Ундюгерь согласились бы, но девочка слишком проницательная оказалась. Всё определила. Всё поняла. Наташенька ей не простила. Девочке надо было скрыть, что она понимает. И тогда было бы всё хорошо. Зиночка время от времени встречалась бы с Женей. Все были бы счастливы.

– Все, кроме Жени и Ундюгерь.

– Что?

– Все, кроме Жени и Ундюгерь были бы счастливы.

– Почему? Он мужчина.

– Что ты этим хочешь сказать? Что ему всё равно с кем спать?

– Он сам не понимал своего счастья, – уклончиво ответил Прогалинский.

– Знаешь, Марат… – Анжела вздохнула, глядя куда-то поверх его головы. – Помнишь, когда мы только получили эту квартиру, на первом этаже жила семейная пара? Кажется, армяне.

– Помню, конечно! – улыбнулся Марат. – Его Ашот звали. Её имени не помню. Мы с ним часто разговаривали, он работал сварщиком на хлебозаводе. У них трое детей было, все мальчики.

– Да, погодки.

– Верно!

– Так вот этот Ашот, если ты помнишь, постоянно избивал свою жену. Он её привязывал к кровати, насиловал. Мог бросить в лицо тарелку или стакан. Она была до такой степени испугана, что старалась как можно меньше показываться людям на глаза. Утверждала, что любит мужа и другой жизни для себя и детей не хочет. Боялась, что станет ещё хуже, если правда выплывет наружу.

– Кажется, детей он не бил.

– Не бил. По крайней мере, об этом неизвестно.

– Они переехали куда-то.

– Да, потому что мы, соседи, стали жаловаться и писали заявление в полицию. Участковый несколько раз приходил к ним.

– Грустно, грустно.

– Я удивлена, что ты об этом случае забыл. Ты