Вино грез - Ева Джонс

— Это серьезнее, чем ты можешь вообразить. Вся эта подлая система начинает показывать свое истинное лицо. И когда — нибудь ты увидишь его. Что касается меня, то я уже увидел, и с меня достаточно. Чего, например, можно ожидать от общества, основанного на играх и убийствах?

— Но это вина не Веррика. Конвент учрежден достаточно давно, тогда же, когда установили систему и Минимакс.

— Веррик не из тех, кто честно следует принципам Минимакса. Он пытается обойти эти принципы с помощью стратегии, реализуемой через Пеллига.

— И это пройдет, не так ли?

— Возможно.

— На, что же ты жалуешься? Разве это имеет какое — нибудь значение? — Она схватила его за руку и энергично встряхнула. — Послушай, забудь об этом. Ты занимаешься ерундой. Мур слишком болтлив, а ты слишком совестлив. Наслаждайся жизнью, завтра будет великий день.

Она налила им обоим и пристроилась рядом с ним на диване. Ее шевелюра блестела и отливала огнем в полумраке комнаты. Она поджала под себя ноги. Серые точки, оставшиеся навсегда над ее ушами, побледнели.

Сжимая бокал пальцами с накрашенными ногтями, она наклонилась к Бентли, прикрыла глаза и нежно спросила:

— Ты с нами? Я хочу, чтобы ты ответил.

— Да, — ответил Бентли после минутного раздумья.

— О! Как я счастлива! — вздохнула она.

Бентли поставил свой бокал на низкий столик.

— Я присягнул Веррику. У меня нет другого выбора, разве только нарушить клятву и сбежать.

— Факт.

— Я никогда не нарушал своих клятв. Мне уже давно осточертело в Птице — Лире, но я никогда не пытался бежать оттуда. Сделай я это — надо мной повисла бы опасность быть пойманным и убитым. Я приемлю закон, дающий покровителю право казнить или миловать сбежавшего слугу. Но я считаю, что ни слуга, ни покровитель не должны нарушать своих клятв.

— Мне показалось, ты говорил, что система рушится.

— Она рушится, но мне не хочется прикладывать к этому руки.

Элеонора поставила бокал и обвила его шею своими гладкими обнаженными руками.

— Как ты жил? Ты знал многих женщин?

— Нескольких.

— Какие они были?

Он пожал плечами.

— Всякие.

— Милые?

— Да, я думаю.

— Кто была последняя?

Бентли задумался.

— Это было несколько месяцев назад. Она была класса 7–9, по имени Юлия.

Элеонора втупила в него взгляд своих зеленых глаз.

— Расскажи мне, какая она была.

— Миленькая. Хорошенькая.

— Она походила на меня?

— У тебя волосы гораздо красивее. — Он погладил ее огненно — рыжую гриву. — У тебя очень красивые волосы и прекрасные глаза. — Он привлек ее к себе и долго держал, прижав. — Ты очень хорошая.

Она прижала маленький кулачок к амулетам, болтавшимся между ее грудей.

— Все идет хорошо. Мне сопутствует удача. Большая удача. — Она дотянулась до его губ. Мгновение ее живое лицо дышало рядом с его, затем, вздохнув, она отняла губы. — Как хорошо будет работать здесь всем вместе.

Бентли ничего не ответил.

Она отодвинулась от него и закурила сигарету. Приподняв подбородок и скрестив руки, она одарила его торжественно — серьезным взглядом своих зеленых глаз.

— Ты далеко пойдешь, Тэд. Веррик о тебе очень хорошего мнения. Вчера вечером я так боялась, слушая, что ты говоришь и видя, что ты вытворяешь. Но его это не рассердило. Он уважает тебя, он чувствует, что в тебе что — то есть. И он прав. В тебе есть что — то сильное, индивидуальное! Как бы мне хотелось прочесть, что у тебя в голове! Но с этим покончено навсегда.

— Хотел бы я знать, понимает ли Веррик серьезность твоей жертвы.

— У Веррика есть дела поважнее. Ты отдаешь себе отчет в том, что завтра мы, быть может, вернемся туда, и все будет, как прежде, как хотелось бы тебе. Фантастично, правда?

— Да, конечно.

Элеонора положила сигарету, быстро наклонилась и обняла его.

— Итак, ты действительно идешь с нами? Ты поможешь нам задействовать Пеллига?

Бентли незаметно качнул головой. — Да.

— Превосходно. — Она посмотрела на него. Ее зеленые глаза страстно горели в полумраке комнаты. Ее ароматное дыхание стало резким и прерывистым. — Тебе нравится эта комната? Она достаточно большая? У тебя много вещей?

— Нет, не много, — сказал Бентли. — Он чувствовал огромную тяжесть на душе. — Это все образуется.

Удовлетворенно вздохнув, она отстранилась от него и залпом осушила свой бокал. Затем она погасила свет и вернулась к нему. Единственным, что давало немного света, была ее сигарета, лежавшая в медной пепельнице. Казалось, вокруг ее волос и губ распространялось красноватое сияние. Соски ее грудей слегка горели.

Возбужденный ее светящимся телом, он в следующее же мгновение повернулся к ней. Удовлетворенные и томные, с влажными разгоряченными телами, они долго лежали неподвижно на скомканной одежде. Элеонора протянула руку, желая взять то, что осталось от сигареты. Она поднесла это к губам и дунула ему в лицо, в глаза, в нос, в рот, на него повеяло странным ароматом удовлетворенного желания.

— Тэд, — страстно зашептала она. — Я тебя удовлетворяю? — Она легонько приподнялась, казалось, мышцы ее размягчились и стали почти жидкими. — Я знаю, я… узкая.

— Ты? Это хорошо, — неопределенно сказал он.

— А тебе не хотелось бы быть с другой?

Поскольку он не ответил, она продолжала:

— Я хочу сказать… Быть может, я… Это не так уж хорошо, нет?

— Да нет. Ты грандиозна, — он говорил угасшим голосом, лишенным какого — либо выражения. Он лежал рядом с ней инертный и безжизненный. — Ты превосходна.

— Так в чем же тогда дело?

— Ни в чем. — Он с трудом поднялся и медленно отошел от нее. — Я устал, вот и все. Я, пожалуй, пойду туда. — Его голос вдруг стал жестким. — Как ты верно заметила, завтра, без сомнения, будет великий день.

Глава 9

Леон Картрайт, Рита О’Нейл и Питер Вейкман завтракали, когда появился оператор инквик — связи и сообщил, что только что по секретному проводу получен вызов с корабля.

— Я в отчаянии, — сказал капитан Гровс, когда они увидели друг друга через миллиарды километров космического пространства. — Я вижу, еще слишком рано. Вы все еще в вашем стареньком утреннем платье.

С бледным и осунувшимся лицом, искаженным огромной дистанцией, Картрайт выглядел совсем ослабевшим.

— Где вы точно? — дрожащим голосом спросил он.

— В четвертой астрономической единице, — ответил Гровс.

Вид Картрайта шокировал его, и он никак не мог решить, в какой степени он должен объяснить искажение лица его собеседника, разделяющим их пространством.