О чем шепчут кипарисы - Иветта Корпорон

Стивен остановился в дверях, словно смерть была заразной. Он в жизни не видел ничего подобного и не знал, как реагировать на происходящее. В Нью-Йорке есть службы, куда обращаются в подобных ситуациях. Поэтому Стивен считал, что похоронами, так же как прочисткой труб или составлением налоговой декларации, должны заниматься специально обученные люди.

– Тебе не кажется, что нам следует перевезти ее в церковь? – спросил он с порога, войдя в дом. И, не дожидаясь ответа Дафны, продолжил: – Я считаю, что мы должны это сделать.

Казалось, все жители острова собрались в маленьком домике, чтобы отдать Евангелии последний долг. Они по очереди заходили в гостиную, опускались на колени рядом с гробом и разговаривали с ней, пели, гладили по лицу, целовали руки – в общем, вели себя с тем же почтением, любовью и нежностью, как и при жизни. На весь день и всю ночь все дома на острове опустели, все собрались здесь, у гроба.

София пришла одной из первых. Она принесла целый поднос koulourakia[59] – простого плетеного печенья, которое испекла сама.

– Я подумала, что вы могли бы подавать их с кофе, – улыбнулась она Дафне, опуская поднос на стол. – Твоя Yia-yia всегда была очень добра ко мне. Мы с тобой не очень близко знакомы, но я хочу, чтобы ты знала: она много для меня значила. Я часто приходила сюда после обеда, и мы вместе пили кофе. Thea Евангелия всегда успокаивала меня и призывала быть сильной, не терять веры и не обращать внимания на сплетни. Без ее поддержки я бы не выжила. Когда я уже почти отчаялась, она убедила меня не терять надежды. Что бы ни говорили, сказала она, Петро не забыл обо мне, не разлюбил и обязательно пошлет за мной. И она оказалась права! – София сжала ей руку. – Дафна, он написал мне! Он скопил достаточно денег, и я наконец-то могу поехать к нему в Нью-Йорк! И мы заживем новой жизнью! Все именно так, как обещала мне Thea Евангелия!

– Она никогда не ошибалась! – ответила Дафна, беря печенье. Оказывается, она и не заметила, что не ела весь день, и с удивлением поняла, как сильно проголодалась. – Я так за тебя счастлива, София! Это правда. И Янни очень тепло говорит о тебе!

– Дафна, он хороший человек! Я счастлива, что могу называть его своим другом.

«И я тоже», – подумала Дафна.

– Извини, – сказала она и, повернувшись на скрип калитки, увидела во дворе Ари с маленьким букетиком полевых цветов.

– Ари? – Дафне не удалось скрыть изумление. Она знала, что все жители острова обязательно придут попрощаться с ее бабушкой, но почему-то совершенно забыла об Ари.

– Похоже, ты не ожидала меня увидеть, – сказал он и протянул ей букет. – Возьми, это тебе, то есть тебе и тете Евангелии.

– Спасибо.

– Я пришел попрощаться с ней. Она очень помогла мне, Дафна. И хотя я знаю, что она не шутила в тот раз, когда обещала пустить в дело свой большой нож… – Они рассмеялись, вспомнив, как бабушка загнала Ари в угол и грозилась лишить его мужского достоинства. – Она помогла мне, хотя у нее не было никаких причин. Я никому об этом не рассказывал. Евангелия откуда-то узнала, что я вот-вот потеряю дом: у меня совсем не осталось денег, я все пропил и проиграл. Но когда я принес в банк ключи от дома, мне сообщили, что мой долг выплачен, его нет. Это было настоящее чудо! А через несколько дней мы с твоей бабушкой встретились на тропинке, ведущей в порт. Она подняла свою палку и перегородила мне дорогу. «Ты пугаешь маленьких девочек, – сказала она мне тогда. – Оставь их в покое, не приближайся к ним. У них и так достаточно поводов для волнений, не хватало еще, чтобы ты преследовал их и подглядывал за ними из-за кустов. У тебя появился второй шанс, ты не потерял дом и можешь начать все заново. Нужно быть благодарным за подарки судьбы. Пришло время подарить нашим девушкам спокойную жизнь!» И, не говоря больше ни слова, она опустила палку и отправилась дальше по своим делам. А я в тот день дал обещание, что никогда больше не побеспокою ни одну девушку, не буду подглядывать и стану держать руки при себе. Я понял, что мой долг оплатила Thea Евангелия. Я дал ей слово и никогда не нарушал его!

Дафна прищурилась:

– Оставь, Ари! Рассказывай свои истории кому-нибудь другому! Ты ничего не забыл? Как приставал к блондинке! Я была на Большом Але в тот день! И все видела! Ее дружок убил бы тебя, если бы мы не вмешались! Так что не нужно делать вид, что ты изменился! Только не со мной! Я пока еще не слепая!

– Я обещал не обижать наших девушек, с острова, Дафна! А та, на пароме, была немкой.

Дафна смерила Ари недоверчивым взглядом. Тот вовсю улыбался. И тут из дома донесся пронзительный крик. Оставив гостя стоять во дворе, Дафна бросилась в дом. Нитца, упав на гроб и почти накрыв бабушку своим телом, сотрясалась в рыданиях.

– Дафна mou, Дафна! Девочка моя! – Нитца всхлипывала и била себя кулаком в грудь. Ее черная юбка задралась, обнажив чулки с впившимися в кожу резинками и толстые колени.

– Евангелия, день, когда ты покинула эту землю, станет самым черным в ее истории! Какой ужасный день! Обними меня, моя дорогая, в последний, самый последний раз! – Дафна не знала, плакать ей или смеяться: юбка Нитцы поднималась все выше, пока она тянулась, чтобы еще раз обнять «свою дорогую Евангелию».

Дафна оглянулась на Стивена: тот все еще стоял в дверях и взирал на происходящее со смесью удивления и отвращения на лице. «Ну да, конечно, – подумала Дафна, – он же никогда не видел ничего подобного на похоронах в Нью-Йорке». И если Стивена отталкивало и обескураживало такое открытое проявление чувств, на Дафну оно, наоборот, действовало успокаивающе. Все эти годы она ненавидела тоскливые завывания у гроба. Но на этот раз все было иначе: ее тоже переполняли эмоции, и она била бы себя в грудь, вырывала бы из головы волосы, расцарапывала бы себе лицо и бросалась на гроб, если бы знала, что это поможет вернуть дорогого ей человека. Наконец-то до сознания Дафны дошло, что собравшиеся в доме умершей люди не соревнуются, выражая так свое горе. Ведь для того, кто рыдает громче других, не назначено приза. Это всего лишь проявление эмоций: бесхитростное и откровенное – ничего другого они не могли предложить. У них не было денег, чтобы передать их на благотворительность в память о Евангелии. Невозможно было построить памятник этой простой старой женщине или оплатить целую полосу в газете для публикации некролога, чтобы все узнали, какой замечательной она была. Единственный способ почтить ее память – это плакать и горевать, не сдерживая себя. И сейчас Дафна понимала, что такое поведение на похоронах – самое искреннее и потому самое ценное.

– Дафна mou! О, моя дорогая! Как же мы теперь без нее? – Попи бросилась к сестре. – А ты? Ты же должна была надеть белое платье, а не черное, траурное!