Северное сияние - Филип Пулман

Незнакомец приоткрыл дверь в здание.

— Давай-ка, заходи, — кивнул он Лире. — Не будем же мы на морозе стоять. У нас тут хорошо, тепло. Как тебя зовут, девочка?

Он говорил по-английски с безукоризненным столичным выговором, совсем как те важные персоны, которых Лире доводилось встречать в салоне миссис Кольтер.

— Лиззи Брукс, — ответила девочка, чуть робея.

— Вот и хорошо, Лиззи. Главное, ничего не бойся. Ты заходи, заходи.

Было видно, что незнакомец здорово замерз, и ему не терпелось вернуться в помещение. Лира, напротив, туда не торопилась. Она решила поломать дурочку. Ничего, пусть подумают, что она какая-нибудь слабоумная. Медленно волоча ноги, девочка потопталась на пороге, чтобы обить с унтов снег, и наконец вошла в дом.

Двери здесь были двойные, чтобы комнаты не выстужались. Пройдя через тамбур и открыв вторую дверь, Лира почувствовала, что, если она немедленно не расстегнет шубу и не скинет с головы капюшон, то ее хватит тепловой удар.

Они оказались в маленькой комнатке. Направо и налево вели коридоры, а прямо перед дверью находилась регистратурная стойка, совсем как в больнице… Все вокруг было белым-белым, беспощадный свет яндарических ламп отражался от сверкающих поверхностей и никелированной фурнитуры. В комнате пахло едой, но к этому запаху, такому знакомому запаху кофе и яичницы с беконом, отчетливо примешивалось еще что-то. Так пахнет в больнице: не то лекарствами, не то карболкой. И еще казалось, что стены издают какое-то странное, еле слышное равномерное гудение, к которому лучше побыстрее привыкнуть, чтобы перестать его замечать, иначе сойдешь с ума.

Щегол-Пантелеймон предостерегающе чирикнул Лире на ухо:

— Здесь надо быть дурочкой. Давай-ка, глазами не блести, рот приоткрой и говори помедленнее.

В комнате, кроме Лириного провожатого, находились еще двое взрослых: мужчина в белом халате и женщина, по виду — медицинская сестра. Они внимательно разглядывали девочку и негромко переговаривались между собой.

— Из Англии, — объяснял провожатый. — Наверное, торговцы.

— Через охотников? Как всегда?

— Да. Насколько я могу судить, двое из того же племени. Сестра Клара, я бы очень просил вас позаботиться о… нашей… новенькой, хорошо?

— Конечно, доктор. Пойдем со мной, детка. — Медсестра ласково улыбнулась Лире, и девочка покорно поплелась за ней.

Они шли по коридору мимо запертых дверей, мимо столовой, откуда плыли запахи еды и доносились обрывки чьих-то разговоров да звяканье ножей и вилок. Глядя на прямую спину сестры Клары, Лира подумала, что она, наверное, ужасно энергичная, ужасно правильная и ужасно скучная. Мигом любую рану зашьет, накрепко забинтует, а вот утешить или сказку рассказать — это вряд ли. Интересно, сколько ей лет? Наверное, она как миссис Кольтер. Лира опустила глаза, чтобы посмотреть, какой у нее альм. Непонятно почему, сердце ее вдруг сжала какая-то холодная рука. Рядом с сестрой Кларой семенил белый пушистый шпиц. Мгновение спустя девочка уже забыла о своих недобрых предчувствиях.

Сестра толкнула тяжелую дверь и вошла в комнату.

— Как тебя зовут, малышка?

— Лиззи.

— Просто Лиззи, и все?

— Нет, Лиззи Брукс.

— А лет тебе сколько?

— Одиннадцать.

Лире не раз приходилось слышать, что она для своего возраста мелковата. Ей самой и в голову не приходило переживать по этому поводу, но ведь Лиззи Брукс не Лира Белаква. Так что пусть теперь коротышка Лиззи пугается любого шороха. Робко втянув голову в плечи, она подошла к столу.

Девочка надеялась, что сейчас начнутся расспросы про то, откуда она да как попала на север, и у нее наготове уже была целая история, но сестра Клара, судя по всему, не отличалась ни пылким воображением, ни живым любопытством. Глядя на ее невозмутимое лицо, можно было подумать, что Больвангар находится где-нибудь в пригороде Лондона, а не на Крайнем Севере, и дети, наверное, поступают сюда сплошным потоком. Чистенький, беленький альм-шпиц вяло крутился у сестры Клары под ногами с точно таким же деловито-безразличным видом.

Судя по обстановке, комната, куда они вошли, представляла собой смотровую. В ней не было ничего, кроме стола, двух стульев да клеенчатой кушетки. Только в углу, возле раковины, стоял узкий стеклянный шкаф, где на полочках в образцовом порядке были разложены медикаменты и перевязочные материалы.

Едва за ними закрылась дверь, сестра Клара помогла Лире снять шубу.

— Давай, милочка, раздевайся. Одежду складывай прямо на пол. Сейчас мы тебя осмотрим хорошенько, удостоверимся, что ты нигде не поморозилась, не простудилась, что носик дышит хорошо. А потом подберем тебе пижамку. Только сначала надо помыться.

Дело в том, что Лира уже забыла, когда в последний раз брала в руки мыло и мочалку, но если на морозе это было не слишком заметно, то в душной теплой комнате необходимость помыться и переодеться в чистое становилась все более и более очевидной.

Пантелеймон было ощерился негодующе, но девочка метнула в его сторону грозный взгляд. Он вспорхнул на кушетку, а Лира медленно начала раздеваться. Ей было ужасно неловко и стыдно, но усилием воли она отогнала смущение, стараясь вести себя как послушная, покорная дурочка.

— Раздевайся, раздевайся, Лиззи, — ободряюще сказала сестра Клара. — И сумочку свою снимай. Давай-ка я помогу.

Цепкие сильные пальцы мигом распутали завязки, и сумочка с веритометром оказалась в руках у медсестры. Она уже собиралась бросить ее в общую груду одежды на полу, как вдруг нащупала внутри что-то твердое.

— Что тут у тебя? — спросила сестра, расстегивая клеенчатый кармашек.

— Это мое, — капризно протянула девочка. — Нельзя брать! Это моя игрушка.

— Конечно, милочка, это твоя игрушка.

Быстрые пальцы проворно разворачивали черный бархатный лоскут.

— У тебя ее никто не отбирает. Надо же, какая прелестная вещица. Давай-ка, бери свой компас и отправляйся с ним в душ. Его тоже надо помыть.

Сунув Лире веритометр, сестра Клара подтолкнула девочку к прозрачной клеенчатой занавеске, за которой находилась душевая кабина.

Лира, скрепя сердце, залезла под теплую воду и медленно принялась водить по себе намыленной мочалкой. Пантелеймон примостился на карнизе от занавески. И он, и девочка отлично понимали, что излишняя бойкость им обоим ни к чему, ведь у заторможенных людей альмы тоже заторможенные. После того, как с мытьем было покончено, ее вытерли махровым полотенцем, а потом сестра Клара принялась за дело. Она померила Лире температуру, тщательно посмотрела ее глаза, горло и даже уши, измерила девочке рост, поставила ее на весы и взвесила, а все данные исправно занесла в специальную карточку. После этого Лире позволили одеться. Ей выдали пижаму и халатик, все чистое и хорошего качества, но девочке почему-то стало жутко. Как и куртка бедного Тони Макариоса, это была одежда с чужого плеча.