Необыкновенные приключения юных кубанцев - Ольга Репьева

— А что это за тёмная полоска? Во-он, справа, выглядывает из-за горизонта, — показал он в сторону, противоположную Африке.

— Точно. У тебя превосходное зрение! Теперь и я вижу: это какая-то земля. Сейчас проверим, не отвечает ли она нашим требованиям.

Самолёт, одновременно снижаясь, сменил курс на девяносто градусов. Полоска стала прорисовываться чётче, разрастаться, приобретать зеленоватый оттенок. Вскоре сомнений не осталось: это остров. Довольно протяженный с севера на юг, но не широкий. И, похоже, не единственный: за ним, изумрудно-зелёным, в отдалении, чуть ли не у горизонта, темнело что-то ещё.

По мере снижения самолёта океан преображался — синел, искрился, словно усыпанный мелкими зеркалами. Стали различимы высокие волны с белыми пенистыми барашками, катящиеся в сторону островка. Видимо, ветер внизу разгулялся не на шутку. Отчётливо обозначился песчаный берег, за ним — сплошной то ли кустарник, то ли просто заросли с отдельными высокими деревьями, увенчанными шапками из колеблющихся широких листьев; ещё дальше — ковёр из переплетённых крон густого леса; посередине голубело озерцо с вытекающей из него узкой речушкой.

— Это — то, что нам нужно! — сказал с удовлетворением Ким Борисович. — Иди готовь команды. Бери вот этот парашют, а в моём чемоданчике найдёшь верёвку. Пусть обовьют себя под мышками, не завязывая узлов, и ждут нашего появления. Да, чемодан после этого засунь в мешок, он лежит сверху, и хорошо завяжи; прихвати эту флягу и всё поставишь возле люка в хвостовой части сагона. Особо не суетитесь, — остановил он кинувшегося к выходу помощника. — Мы сначала сделаем облёт, присмотрюсь, где тут наиболее подходящее место для высадки десанта.

Готовя команды, давая последние наставления, Андрей заметил, что самолет несколько раз менял направления полёта, затем удалился на большое расстояние, развернулся и стал приближаться к острову, идя с подветренной стороны.

Видимо, и на малой высоте машину доверили автопилоту: из кабины вышли Кимбор и пилот одновременно, уже с парашютами за спиной (точнее — ниже «попы»).

«Припарашютился», по его собственному выражению, и Гришка Матросов; в отличие от первых двух, его парашют не болтался ниже пояса, а находился за спиной. Кольцо, предназначенное для раскрытия парашютной сумки, также вывели за спину и прикрепили к крюку над люком, сделав таким образом парашют самораскрывающимся.

— Как, не боишься? — поинтересовался Кимбор, осматривая, всё ли сделано как надо. — Страшновато, согласен. Но всё обойдётся. Ветром вас снесёт почти к самому берегу, там и волна должна быть поменьше.

Не надеясь на надёжность «замка», напарник привязался к его лямке куском верёвки таким образом, что если дёрнуть за один из её концов, узел вмиг распустится. А вот компаньоны пилота сочли такую предосторожность Леонида излишней и привязывать себя к нему не стали: зачем, мол, терять драгоценные секунды в тёмной пучине, куда они непременно провалятся. Помня о ненадёжности старшого — а ну как он закоренелый фашист? — не стал настаивать на страховке и Андрей.

На подлёте к острову все были полностью готовы к десантированию, и как только слева показалась песчаная полоса, Кимбор скомандовал:

— Ну, с богом!

— Не забудьте набрать воздуха! — напомнил ещё раз Андрей, и все четверо нырнули вниз головами в проём.

Советовавший другим не смотреть вниз до раскрытия парашюта, сам Андрей зажмуриваться не стал. Видел, как стремительно приближались к ним волны и даже заметил, что пилот смотрел на циферблат наручных часов, словно отсчитывая секунды. Когда он наконец дёрнул за кольцо, до воды оставалось менее трёхсот метров. Рывок (или, как его ещё называют, динамический удар) при раскрытии парашюта, более сильный, чем предполагалось, пришелся на момент, когда они, перекувыркнувшись, летели головой вниз. При этом тряхнуло с такой силой, что «замок» выдержал нагрузку едва-едва, несмотря на то, что он постоянно тренировал кистевые мышцы и сжимая резиновый мячик, и колотя по утрам самодельную боксерскую «грушу». Что же до напарников, то для Стаса рывок оказался роковым: он сорвался и с душераздирающим криком «А-а-а!» полетел вниз… И наверняка разбился насмерть, так как у места всплеска воды на поверхности не появился.

Когда скорость падения замедлилась, Андрей услышал, что Игорь то-же то ли кряхтит, то ли стонет от боли.

— Игорёк, тебе нехорошо? — спросил он.

— Рука… в локте, . кажется, вывихнул, — услышал в ответ — Крепись, я помогу тебе доплыть. Набери побольше воздуха в лёгкие! — посоветовал он уже у самой воды и, отделившись, погрузился с головой.

Почувствовав дно, с силой оттолкнулся и в два-три взмаха руками очутился на гребне волны. Волею случая парашют не погасился, напротив: подхваченный ветром, надулся, словно парус, и его понесло над волнами к берегу. Волна сбросила Андрея как раз в тот момент, когда, выдернутые им, рядом оказались остальные; он успел ухватиться за ближайшую стропу и тоже оказался на буксире.

— Игорек, не отцепляйся, до берега не больше тридцати метров. Не боись, я с тобой! — кричал ему он, стараясь пересилить шум волн и ветра. Хотел было приблизиться к нему вплотную, но в это время пилот стал с силой тыкать большим пальцем в глаза и без того пострадавшему при рывке.

— Ты что, гад, делаешь? Ах ты ж собака! — вскричал он, но было поздно. Игорь, державшийся одной рукой, схватился за глаза, отцепился и ушёл под воду. А фашист стал, перехватываясь руками по стропе подтягиваться и к нему — явно не с добрыми намерениями. Держась левой рукой, Андрей правой достал из-за пазухи взведённый пистолет, сковырнул предохранитель и выстрелил в упор. Стропа выскользнула из расслабившихся кистей пилота, при этом спружинила так сильно, что не удержался за неё и он. Уже в погруженном состоянии сунул пистолет обратно в пазуху и попытался всплыть. Это удалось без труда, но случилась ещё одна неприятность: купол парашюта, словно попав в воздушное завихрение, взметнулся кверху, опускаясь, сплюснулся, погасился и накрыл его с головой.

Стремясь из-под него вынырнуть, Андрей запутался в стропах; освобождаясь, пробыл под водой дольше, чем оказался в силах сдерживать дыхание. Отработанный воздух лёгкие, вопреки его воле, через ноздри выдавили полностью и потребовали очередного вдоха. Уже теряя сознание от удушья, глотая отвратительную на вкус океанскую воду, он все-таки освободился от строп, коснулся ногами дна и несколько раз оттолкнулся куда-то вбок…

В о с к р е ш е н и е из мёртвых давалось мучительно трудно. Нутро канудило и тошнило, неудержимая рвота выворачивала наизнанку. В голове гудело, она раскалывалась, как после сильного угара. Сознание то возвращалось и прояснялось, то снова туманилось и пропадало. Но вот рвоты наконец прекратились; полегчало, окрепла память. Вспомнился сорвавшийся Стасик: вроде и крепкий малый, а вот на ж тебе… Этот гад, эта нацистская морда, специально тянул время с раскрытием парашюта, чтоб посильней тряхануло, — догадался он. Раскройся он раньше, когда скорость падения была поменьше, этого бы не случилось. Игорь запросто дотянул бы до берега с его помощью; но его этот подонок ослепил. А может, он всё-таки доплыл?