Вершалинский рай - Алексей Карпюк

— Так нам и надо, потому что мы ни разу их как следует не проучили! До таких пор они смеяться будут над нами?

— И то правда! Неужели мы такие слабаки, что не можем прижать одного, чтоб другим неповадно было?!

Люди были готовы четвертовать вчерашнего кумира.

Именно в это время окончательно потерпел крах и Иван Мурашко. Когда его «сионисты», не дождавшись объявленного им конца света, подняли бунт и потребовали свои вклады, проходимец прихватил общинную кассу, Ольгу Ковальчук и удрал в Америку. От первого мужа у Ольги было шестеро детей, и практичная мать купила каждому в Буэнос-Айресе по большому дому…

Альяш не способен был на то, чтобы из Сокольской сберкассы забрать вклад и с Тэклей махнуть за океан — вне Грибовщины он не представлял себе жизни. Дядька поселился опять в деревне, в старой отцовской хатенке. Не в состоянии и минуты просидеть без дела, старик начал по ночам выезжать в поле с плугом или бороной, а днем уходил спать к соседям, куда сердобольная Тэкля носила ему горшок с кашей.

Так прошел день, другой. Прошла неделя…

Альяш уже решил, что опасность миновала. А в это время под Бельском самые верные его сторонники готовили своему идолу мученическую смерть.

На скрещении дорог Бельск — Гайновка — Заблудов бельчане с молитвами и заклинаниями ночью спилили столетний дуб. Плотники выстругали из комля здоровенный крест с одной перекладиной, бабы привязали к перекладине льняной передничек. Затем мужчины сплели веночек из колючей проволоки, наточили вилы, взвалили тяжелый крест на плечи и, нигде не останавливаясь, поволокли его на север — в сторону Кринок. Шли через Заблудов, Михалово, Городок, станцию Валилы, Случанку…

В селах мужики спрашивали, куда они волокут такую ношу, но бельчане отмалчивались. Признались одному нашему Салвесю, да и то с великой неохотой. Странную процессию страшевец встретил на случанской дамбе, возвращаясь из Пилатовщины, куда возил свинью к породистому борову.

— Что случилось, мужички? — придержал Салвесь коня.

Ему не ответили. Но любопытный Салвесь был не из тех, от кого можно легко отделаться.

— Что стряслось? Куда это вы? — не унимался он.

— Так надо, дядька! — нехотя бросил наконец один, сгибаясь под тяжестью креста.

Салвесь опознал мужиков из Масева: еще до первой мировой войны он ездил с ними разбрасывать по царскому указу в пуще картофель и свеклу для зубров. Крайне заинтересованный дядька обратился к ним:

— Масевцы, куда вы, к черту тащите такой груз?! Коней у вас не нашлось, что ли?

Но и знакомые молчали, отворачивались. Только один буркнул:

— Скоро услышишь!

Молодой парень не выдержал, добавил:

— В Грибово, дядя, Альяша проверять!

Его сосед заверил Салвеся:

— Мы его прове-ерим, не сомнева-айся, больше не захочет нас обманывать!

— И другим закажет! — добавил третий.

— Неужели для грибовщинского баламута? — удивился Салвесь.

— Не такой он баламут, как кажется! — гневно сверкнул глазами мужик.

— Умен слишком! — уточнили в процессии.

— За чужой счет!

— Приведем его в чувство! А это ему на башку! — Бельчанин с железными вилами показал венок из колючей проволоки, обернутый соломой.

…Вернувшись со всеми своими пожитками в Страшево, Химка не находила себе места. Когда дядька Салвесь красочно, в лицах, изобразил в нашей хате разговор на случанской дамбе. Химка вскочила с лавки.

— Ой, а я-то все утро гадаю: к чему это сырое мясо во сне видела? Правду вы сказали, Манька, не к добру! — одобрила она прозорливость мамы. — От вы сны умеете хорошо разгадывать, ей-богу!

— Как увидишь во сне сырое мясо, жди беды, это тебе каждый дурак скажет! — поскромничала мама.

— Так оно, Манька, и вышло! Надо бежать в Грибовщину, как бы чего с ним не сделали!

— А Тэкля зачем?

— Не справиться ей, бедной, если так богомольцы взъелись! Я их знаю — такие заядлые…

— Тебе что, жить надоело? — не выдержал Салвесь.

— И правда, Химка, зачем тебе туда?! Мало тебе было игры этой? — поддержала мать Салвеся. — Посмотри, что это тебе дало, что?! С чем ушла туда, с тем же и вернулась, ничего не изменилось!

— Я только взгляну, чтобы чего-нибудь там… Я скоро вернусь!

— Беги, беги, — может, и тебе достанется на орехи! — попугал отец.

Но, как бы подтверждая ту истину, что мы порой не так дорожим человеком, сделавшим добро нам, как тем, кому сделали добро мы, Химка, конечно, советов не послушала.

Бельчане с крестом прибыли в Вершалин на рассвете. Пророк целую ночь окучивал при луне картофель, только что распряг мокрого буланчика и уже собирался идти завтракать. Здесь его отчаявшиеся правдолюбцы и схватили. Одни бельчане сразу же начали копать под липой яму, другие сторожили крест, третьи собрались в круг и в центре его поставили Альяша.

Распоряжался всем высокий и дюжий Иван Антонюк из беловежского села Масево-второе. Это он в свое время командовал сотней мужиков, вешавших колокола в грибовщинской церкви. Теперь он взял на себя обязанность добросовестно разъяснить пророку, что к чему.

— Ты, Илья, на меня не сердись, но люди кажуть, будто ты белогвардеец. Небось слыхал?! Не может быть, чтобы не слыхал, об этом только и говорят по селам! Будто капитаном был у Балаховича…

Перепуганный старик молчал, еще, может, не совсем уяснив, чего от него хотят.

— Так говорят во всех деревнях, сходи и послушай! — Иван как бы оправдывался перед другом, убеждал его. — Мы и пришли проверить. Потому — по справедливости хотим, чтобы никому не было обидно, ни тебе, ни нам, разумеешь?.. Сейчас мы тебя распнем. Если ты на самом деле святой, то тебе нечего бояться — на третий день ты себе воскреснешь, как Иисус Христос!..

— А нет — так сдохнешь на этом бревне, как паршивая собака! — не вытерпев, угрожающе сказал второй, вынимая из соломы веночек из ржавой проволоки.

— Уж об этом мы позабо-отимся! — спокойно и веско добавил третий.

— А ты как думал?! — уже с нотками скрытой угрозы подтвердил Иван. — Постоим здесь три дня, посмотрим за тобой, близко никого не подпустим!

— Пусть только попробуют сунуться! — предупредил все тот же крикун, размахивая острыми вилами. — Не то что полиции — самому пану войту из Шудялова от ворот поворот укажем!

— Стоять будем твердо! — коротко подтвердил Иван, и по голосу его чувствовалось, что так оно и будет.

Наступило тягостное молчание. На селе промычала корова, которую баба выгнала за ворота к пастухам. Два мужика в стороне деловито подсекали лопатами переплетенные, как змеи, липовые корни и выбрасывали из ямы землю, словно собирались вкапывать для забора столб. При этом мужчины ссорились:

— Говорил тебе — тут корней много!

— А где ты хотел, камней много, да и земля твердая! Подумаешь, пан какой! Лопата липовый корень режет, как масло!

— А песок как пепел, холера! Жито уже налило, ему все равно, а картошке дождь ну-ужен!.. О, тебя, падло, только и не хватало нам! Пошел вон!

Но Банадиков одноухий Шарик уже давно привык к чужим — сколько их перебывало тут! — и не испугался бельчан. Пес подошел совсем близко, осторожно ткнулся носом в сырой песок, понюхал белые отметины на корнях, разочарованно чихнул, мудрыми глазами взглянул на людей и неторопливо побежал прочь, задрав свернутый в колечко хвост.

— Аршина полтора будет! — сказал наконец второй землекоп. — Хватит, никакой черт теперь крест не свалит! Давайте, хлопцы!..

Десяток мужиков дружно подняли крест с льняным лоскутом и, осторожно приподнимая его, опустили толстый конец в яму. Тяжелый комель глухо стукнул о дно.

— Хорош! Давайте немного левее!.. Та-ак!.. Еще, еще!.. Теперь чуть назад!.. Файно, можно засыпать!..

Застучали комья земли.

— Стоп, хлопцы, сто-ой! — спохватился Антонюк. — Ногами до земли не достанет? Надо же примерить!

Мужики бесцеремонно схватили старика под мышки, потащили к кресту, примерили.

— Хватит! Еще с пол-аршина в запасе! — сказал второй землекоп. — Можно засыпать. Держи его, Иване, а то хоть он и дед, а даст тягу — вот смеху-то, холера, будет! Сколько старались!..

— Тогда хоть домой не показывайся!

— Бабы засмеют!

— Николай, а ты оттуда гляди, чтоб не перекосило его, пока засыплем!..

Мужики неторопливо стали бросать песок в яму, тщательно утрамбовывая его босыми ногами и для прочности бросая камни поближе к основанию креста. Антонюк по-прежнему крепко держал помертвевшего пророка за локоть. Свободной рукой этот здоровенный, словно орангутанг, обросший волосами, дровосек из-под Беловежи, которому впору было бороться с зубром, вытащил из кармана своей свитки молоток и новенькие, хорошо заостренные квадратные гвозди кузнечной работы — гораздо больше тех, какими куют лошадей, — показал их Альяшу и успокоил: