В ад с «Великой Германией» - Ганс Рефельд

Но кто знает, где лейтенант, который после буйной вспышки вновь упал духом? Я нахожу его, и через 200 м мы оба заходим в телефонную будку из жести. Однако скоро снова слышим скрежетание гусениц танков и уходим по маленькой улице, которая пересекает железную дорогу. Там майор собрал несколько солдат, которые ушли с позиции. Увидев нас, он решил, что и мы должны примкнуть к этому отряду как пехотинцы. Быстро объясняем ему обстановку и то, что отправляемся на свои огневые позиции. В своих резиновых сапогах я могу бежать легко еще и потому, что приспособил ремни на лодыжке. Артиллерийский лейтенант предлагает мне идти к его огневой позиции, чтобы после оценки положения позже выйти к моим огневым. Но я отказался, и мы расстались. Далее я иду вдоль железной дороги, затем по дуге сворачиваю направо (на северо-восток), чтобы оказаться в местечке Пёршкен. Когда я достигаю первых домов нашей деревни, то не могу вымолвить и слова от удивления. Там совершенно спокойно сидят люди из обоза, как будто бы и не было никакой войны, и ремонтируют радио! И все же они были шокированы, когда я им объясняю, что произошло на поле боя. На окраине деревни я замечаю батарею зенитных 8,8-см пушек, наполовину закопанных в землю. Я информирую также и их обслугу. Вторая половина дня остается позади, уже смеркается, когда я подхожу к Пёршкену. Там узнаю, что русские дальше не пошли. Местечко полностью в наших руках. Я выхожу на северо-восточную окраину, чтобы убедиться, действительно ли Пёршкен занят немцами. Подхожу к моей огневой позиции. Там стоит несколько грузовиков, обеспечивающих продовольственное снабжение. Я нахожу во дворе нашу машину. На шоферском месте сидит унтер-офицер Вилли Гермесман из Хагена. Я объясняю ему положение, хотя и не знаю, где находится часть нашей роты. В первую очередь наполняю горячим чаем с великолепным вкусом рома мою походную флягу, а затем и мой котелок пищей — ведь в первую очередь надо сделать все самое необходимое.

Чтобы спокойно поесть, я иду с приятелем (ефрейтор «малыш» Фельбермауер) в дом на деревенской улице. Там выбиты окна, дверь свободно висит на гвозде. Я снимаю каску и вытираю пот со лба. Это сразу облегчает мне жизнь. Кажется, будто бы домашний воздух охладил меня. Но теперь за «трапезу». Мы черпаем ложкой рис с мясом, и как раз в этот момент раздается зловещий шум в небе — он все время нарастает. Кажется, что мир уже гибнет! Это самые тяжелые бомбы! Наш дом содрогается, на него обрушиваются горящие балки домов. Воздух врывается в висящую дверь, которая складывается, как географическая карта. Мы быстро бросаемся на землю! Я — под окном у стены, мой приятель — в углу. Быстро хватаю каску с подоконника, затем прикрываю руками котелок, так как по всему помещению летают большие куски штукатурки и строительный раствор. И снова — в первую очередь самое необходимое! Я надеваю на голову каску, так как она дает мне определенное чувство надежности. (Позже я узнаю, что русские имеют ручные гранаты, похожие на наши с длинной ручкой, а кроме того, снаряды БМ 31–12 калибром 30-см и тяжелые снаряды 94,6 кг. Ими они уже обстреляли нас в Яскейме!) Осколки бьют прямо по стенам дома. Я думал сначала, что они стреляют из захваченных у нас снарядов калибром 50-см. Затем наступила смертельная тишина! Обстрел прекратился. Мы слышим треск горящих и рушащихся домов, крики раненых и видим, как бегают по улице безумные лошади, сорвавшиеся с упряжек. Лошади в панике несутся дальше. Отдельные солдаты спешат от дома к дому в расчете как-нибудь вырваться из города. Мы еще никак не можем опомниться от страха. Быстро вычерпываем последние остатки пищи из котелка и затем покидаем это негостеприимное место. Я прислушиваюсь при каждом шуме, чтобы в случае, если противник начнет стрелять, можно было бы укрыться в каком-нибудь более или менее надежном месте. Я все же хочу попасть к моим людям и к нашему командиру роты старшему лейтенанту Хиннерку, поэтому иду до восточного выхода из города, откуда идет шоссе из Поплиттена. Там я снова встречаю моего минометчика. От него получаю довольно неплохие сведения. Моя рота смогла без особых потерь выйти из Поплиттена, как только там появились танки. Затем я встречаю еще некоторых своих людей. Все мы довольны, что наконец нашли друг друга. Я спрашиваю, дошел ли до них обер-ефрейтор Хюнхен. Нет, он не прибыл. Я боюсь самого плохого и собираю всю батарею. Однако, к сожалению, в наличии не имеется достаточного количества боеприпасов. В то время как группа минометчиков и командир их отделения ищут более или менее безопасные укрытия в руинах домов, я прохожу по улице около ста метров, держа в руках наготове пистолет-пулемет. Темно. Я перемещаюсь от дерева к дереву и время от времени кричу: «Алло! Восьмая рота!» Мне встречаются только отдельные солдаты, которые лежат в котлованах при дороге за легкими пулеметами. Затем нахожу нашего командира. Он стоит за деревом, держит в руке пистолет-пулемет и прислушивается к тому, что творится в Поплиттене, где уже появились русские. Мы слышим, что из Поплиттена сюда направляется танк. Его моторы гремят, командиры танков подают команды, кричат пехотинцы. Судя по звукам, танк не один, а их много, что не внушает нам никаких хороших перспектив. Мы хотим этой ночью построить еще одну линию обороны. Она должна проходить в ста метрах от того места, где мы стоим. За кустами находятся дома, где следует организовать оборону и куда, в свою очередь, при необходимости можно скрыться. И вместе с тем мы должны считаться с возможностью массированной атаки русских. Я обрисовываю положение командирам отделений, налаживаю контакт с соседями 7-й роты и радуюсь каждому пришедшему к нам солдату и каждому пулемету, который еще можно пустить в ход. Нельзя сказать, что у нас здесь будет создан какой-либо фронт, — это всего лишь тонкая прерывистая линия. Никто не знает точно, где расположен штаб батальона. Но есть и какие-то благоприятные моменты. Наш фурьер, унтер-офицер Гермесман, прибыл к нам с продовольствием. Наконец-то солдаты могут получить горячую пищу. Русские постепенно успокоились. Время приближается к полуночи. Мы приводим себя в порядок. Кто знает, что нам сулит наступающий день? Станет ли опять напряженной и зловещей эта ночь? Выждав довольно длительное время и убедившись, что у русских тихо, я позволяю себе немного поспать.

17 марта 1945 г. Уже за полночь. В местной аптеке, одном из немногих неразрушенных домов, мы находим комнату, которую оставил враг. Это спальня с настоящими толстыми перинами! Мы бросаемся на тахту, чтобы ее испытать. Отлично! Затем быстро договариваемся, что один из нас должен бодрствовать, а другой может спать. Но как? Мы лежим «в полной готовности», сняв каски и положив их на край кровати вместе с пистолетами-пулеметами.