Маршал Шапошников. Военный советник вождя - Рудольф Баландин

Все-таки, судя по всему, Ворошилов был расстроен. Вряд ли он желал зла Егорову. Но и заступаться за него после обвинений со стороны Ежова не пожелал. Егоров был обречен. Только твердое заступничество наркома могло его спасти.

Шапошников слушал внимательно и как будто совершенно безучастно. Ворошилов, по-видимому, хотел услышать слова одобрения. После паузы продолжил:

— Получен оперативный материал о его контактах с военным министром буржуазной Эстонии генералом Ладойнером.

— В данном случае, — уточнил Шапошников, — проходили официальные встречи и переговоры.

— В том-то и дело, что они некоторое время оставались один на один. Прохаживались, например, по комнате и о чем-то говорили. О чем? Никто не слышал. Получается, они что-то хотели скрыть.

— Это лишь версия, на мой взгляд, не более того, насколько мне известно, они до революции служили в одном полку и знали ДРУГ друга.

— Вот это и смущает. У старых знакомых могут появиться новые связи. Я, конечно, на этом не собираюсь настаивать. Но и ручаться за Егорова не намерен. Вы знаете, я его топить не собирался. Но и спасать не буду... не могу, не имею на это оснований.

Как выяснилось, Егоров был включен в расстрельный список, но Сталин его фамилию вычеркнул. Разжалованный маршал оставался в заключении недолго: в феврале 1939 года Сталин не стал возражать против казни. Почему? Остается загадкой. Возможно, из чувства вины и, отчасти, безысходности. Признать ошибкой обвинения, снятие с постов, арест? Но тогда у многих возникнет подозрение, что и другие крупные военачальники были обвинены ложно, что не было никакого заговора и сотрудничества с зарубежными врагами социализма. А ситуация в армейских кругах и без того слишком напряженная.

Предположим, Егоров действительно был полностью на стороне Сталина. Но разве не мог он измениться, побывав в «ежовых рукавицах»? Ведь против высших командиров порой применялись самые жестокие, а то и зверские методы выбивания показаний.

?,7?,

Говорили, комкора 1-го ранга Ивана Федько ввели в кабинет начальника Особого отдела Федорова в полной форме, с наградами (из них, полученные в Гражданскую, 4 ордена Красного Знамени). А оттуда его выволокли через несколько часов без орденов и знаков различия, окровавленного.

Мог ли Федько быть среди затаившихся троцкистов? Трудно в это поверить. Зимой 1918—1919 годов он вывел из-под ударов Деникина остатки 11-й Красной армии, брошенной Троцким на произвол судьбы в продуваемых свирепыми морозными ветрами приволжских степях. Без вины пониженный Троцким до начдива, он прошел всю Гражданскую войну на переднем крае. По рекомендации Сталина был зачислен в Военную академию. Бил басмачей, не ладил с Тухачевским. В январе 1938-го сменил Егорова на посту первого заместителя наркома обороны.

Почему такой человек примкнул к заговорщикам? На него дали показания арестованные командармы Белов, Каширин, Седянин. На очной ставке Федько разоблачил все их наветы. Знал ли об этом Сталин? Наверняка. Почему же он разрешил расстрелять Федько?

Пожалуй, соображения были те же, что и в трагедии Егорова. Ожесточился Сталин. Позволял карать не только явных врагов, но и тех своих сторонников, которые догадывались о заговоре или знали о предосудительных разговорах своих товарищей, но не донесли на них. Недонесение — как преступление.

Оправданна ли такая чрезмерная подозрительность? В нормальной обстановке она недопустима. Честь офицера не позволяет писать доносы, предавать товарищей, доверявших тебе, делившихся с тобой своими соображениями о политической ситуации в стране и мире, о способностях руководителей, о трудностях строительства социализма. Это совершенно ясно. Но можно ли считать нормальной обстановку в России после Гражданской войны? Ни в коем случае. Тем более после того, как в Италии, Германии, а теперь и в Испании к власти пришли фашисты? Великобритания и США подкармливают их, готовя к нападению на СССР. Недобитые белогвардейцы в Париже мечтают о реванше, готовы заключить сделку с дьяволом или, что почти одно и то же, с Гитлером ради свержения советской власти.

Предвоенная обстановка требует не только бдительности, но и предельной сплоченности. Кто способен возглавить страну, партию, армию, народ в этот трудный период и во время войны? Сталин. Нет никого другого столь же авторитетного. Недаром его на Западе называют диктатором, а у нас — вождем.

273

Прав ли Сталин, разрешая казнить не только врагов, но и сомневающихся или даже не слишком ретивых своих сторонников? Надо ли так круто завинчивать гайки? Недолго и резьбу сорвать. Будет потеряно доверие к вождю. А это — разброд и шатания в обществе.

Соображений появляется немало, и сомнения возникают серьезные. Шапошников мог бы изложить их обстоятельно, в различных аспектах, с анализом и выводами. Но какой толк от подобных теоретических изысканий? Кому они нужны? Неужели Сталин будет их читать и обсуждать? Он уже избрал стратегию своих действий. Если не спрашивал ни у кого советов, значит, был уверен в принятом решении.

И кто, кроме него, владеет всеми сведениями в полном объеме: данными внешней и внутренней разведки и контрразведки, донесениями агентов, подчиненных только ему, сообщениями с мест, данными о положении в промышленности и сельском хозяйстве, на транспорте и в войсках, о ситуации в мировой политике и межгосударственных отношениях, о настроениях среди рабочих, крестьян, служащих, партийных деятелей, писателей, ученых.

Возможно, он не всегда успевает продумать отдельные аспекты, учесть текущие изменения, обратить внимание на судьбу того или иного человека. Не дано смертному вникнуть во все происходящее в мире и стране. Только богов наделяли люди такими способностями. Ничего удивительного в том, что вождь совершает отдельные ошибки. В бою командир вынужден порой обрекать целое подразделение на верную гибель — десятки, сотни, а то и тысячи бойцов.

Такова страшная логика войны. Победы не бывают без потерь. За ошибки и оплошности начальства расплачиваются подчиненные ценой собственных жизней. Но где и когда бывало иначе? Лишь те, кто не попадал в отчаянные ситуации, кто сам никогда не рисковал жизнью и не принимал решений, от которых зависит судьба многих людей, только такой верхогляд и пустобай будет задним числом и задним умом осуждать боевого командира, вынужденного ориентироваться в сложнейшей и далеко не всегда ясной обстановке, на ходу, пытаясь многое предугадать, отдавая четкие приказы, не паниковать, верить в свою правоту. Только безответственные говоруны и борзописцы, бумажные полководцы и диванные стратеги готовы давать советы человеку, отвечающему за судьбу государства, двухсот миллионов граждан, за дело всей своей жизни; отвечающему не словами, не оправданиями, а собственной головой.

?,74

Все это прекрасно понимал Шапошников. Он не сомневался в широте кругозора Сталина, в его умении осмысливать колоссальное количество сведений и логически связывать их, делая верные выводы. По конкретным вопросам имело смысл давать ему советы, оспаривать его мнение. Но когда речь идет о выборе стратегии борьбы с внутренними врагами, оппозицией, оставалось лишь одно: отвечать на его вопросы и не пытаться поучать его или высказывать серьезные сомнения в верности принимаемых им решений.

Так проявилось бы недоверие к компетентности, умственным способностям и осведомленности своего начальника. Однако Шапошников был уверен и убедился за двадцать лет: Сталин предельно компетентный, проницательный и осведомленный руководитель. Нет никаких оснований вмешиваться в его планы. Нет смысла обсуждать их. Если ему требуется помощь, совет, подсказка дополнительных вариантов, он сам говорит об этом.

Только время покажет, прав или неправ был Сталин. Это будет самое убедительное доказательство: успех или полный провал социалистического строительства; победа или поражение в будущей войне.

Два самых веских, неопровержимых и взаимно связанных доказательства.

Шапошников не обсуждал стратегических решений Сталина: оставался советником, исполнителем, — не более. Таковы правила государственной службы. Будь на месте руководителя человек другого склада ума и характера, меньших знаний и работоспособности, озабоченный своими личными, а не общими интересами, самодовольный и некомпетентный, непорядочный или трусливый, короче, если бы Шапошников имел основание не доверять своему высшему начальству, то и служить бы ему счел ниже своего достоинства, подлостью и карьеризмом.

Шапошников не сомневался: Егоров и Федько не были врагами советской власти и Сталина. Если они не донесли на товарищей, высказывавших в их присутствии предосудительные мнения о партийном руководстве, то лишь по причине своей порядочности, — быть может, ложно понимаемой. Ведь оказалось, что они более откровенны с недругами Сталина, чем с ним. Для спокойного мирного времени ничего особенного в таком поведении нет. Мало ли какие ведутся разговоры? Главное, нет противозаконных действий.