Спящая красавица - Джудит Айвори

— Милорд, а вот и замок, — произнесла она шепотом.

Окна Бромвикского замка смотрели на них, как сотни глаз, готовых вот-вот проснуться. Их было три ряда, этих высоких окон, прикрытых сверху пирамидальными синими башенками, которые, в свою очередь, подчеркивали линию крыши, очень изящно украшенную несчетным количеством печных труб, венчавших центральную часть замка, которая заканчивалась величественным шпилем.

— Думал ли ты когда-нибудь, что она сделает что-либо подобное? — спросила Николь.

— Нет, — ответил Джеймс. — Хотя подожди: мы еще не видели, как там внутри. Может быть, все это шутка.

Но это была не шутка. Внутри они сняли покрывала и чехлы с высоких комодов, бархатных диванов и сундуков, наполненных серебром. Старое и роскошное жилье было достойно элегантного графа, пользующегося благосклонностью королевы. Умерший хозяин не оставил после себя потомков. Министерство внутренних дел искало их почти двадцать восемь лет.

Старая династия умерла; начиналась жизнь новой.

Встретив Джеймса в кладовой после беглого осмотра, Николь спросила:

— Как там наверху?

— Все старое, покрыто дюймовым слоем пыли.

Она рассмеялась:

— Да и на первом этаже тоже. Достаточно пыли и паутины для векового сонного царства.

Она провела пальчиком по полке.

Затем почувствовала, как рука Джеймса обвила ее талию, он прижал жену спиной к себе.

— По крайней мере у тебя теперь есть английский замок, есть что рисовать. Это прекрасно.

— Конечно, — рассмеялась Николь в ответ, пока он целовал ее шею. — Ты должен поблагодарить ее, — сказала она.

Под ней Николь подразумевала королеву Викторию. Королева даровала Джеймсу графство Бромвик в собственное пользование без права отчуждения. Это был массивный каменный замок, пришедший в упадок после десятилетий пренебрежения, но поместье включало в себя еще и угодья, прилегавшие к замку. Оставалась надежда на восстановление и даже обновление вместе со строительством геологической лаборатории. Если ни один университет не пригласит Джеймса, то он будет заниматься самостоятельно. Он сам проведет исследования и опубликует результат в издании, которое согласится его напечатать. А английская деревня — прекрасное место для занятий: просторно, не то что в Лондоне, меньше критики, меньше надзора.

Николь чувствовала легкие прикосновение пальцев мужа. Она повернулась к нему.

— О, ты — опасный человек.

— Да, когда имею возможность для этого. Где остальные?

— Разгружают экипаж.

— Хорошо, — сказал он, пытаясь снова повернуть ее спиной к себе.

Но это бесстыдное создание — Николь прижалась к нему, опустив руки на выпуклость на его брюках. У него было отменное снаряжение, лучшее, которое Николь когда-либо видела, а уж она-то в этом знала толк. Джеймс мгновенно отреагировал на ее возбуждение, став твердым, как горные породы, которые он исследовал. А она исследовала его, вверх-вниз, едва касаясь своим коленом его паха. Ей нравилось возбуждать его, а больше всего ей нравилось, когда он приходил в неистовство.

Джеймс знал об этом. Он рассмеялся и повлек жену в чайный кабинет. Он был очень осторожен с нею, как со стеклом, стоявшим в буфете. Джеймс примостил ее ягодицы на край стойки этого буфета и принялся ласкать. У Николь закружилась голова, всю ее обдало жаром. Она силилась что-то сказать ему.

— Джеймс...

Но ему было не до разговоров. Однако Николь удержала его:

— Не выходи...

В последнее время он прерывал акт до наступления кульминации.

— Не оставляй меня, — попросила она.

Затем, чтобы не произошло ошибки, взяла его лицо в свои ладони, заставив смотреть ей в глаза, и отчетливо прошептала:

— Останься во мне, оставь частицу себя во мне.

Джеймс поднял ее ноги повыше и сказал сквозь зубы:

— Я оставлю в тебе наше дитя.

Их обоих встряхнуло, когда он сильным толчком вошел в нее. Джеймс проник в нее очень глубоко, так что в ее глазах все затуманилось.

— Да, — сказала она. — Да.

Николь закрыла глаза.

— Я... хочу... хочу тебя, — выдохнула она и рассмеялась.

Каждый из них знал, что нужно другому, как именно доставить ему удовольствие. Николь смеялась, тяжело дыша, отчасти от удовольствия, отчасти от обеспокоенного выражения на лице Джеймса. Она объяснила с раздражением:

— Я... не чувствую... что стара.

Он улыбнулся. Последней мыслью Николь, перед тем как она полностью растворилась в блаженстве, была: «Подари мне ребенка, Джеймс».

Через несколько месяцев они с Николь переехали в Бромвик. Оксфордский университет (напуганный, но тайно наслаждавшийся скандалом, учиненным Джеймсом в Кембридже) предложил заслуживавшему уважения новоиспеченному графу читать лекции по геологии. К тому времени когда родился ребенок — сын Сэмюель, названный так в честь отца Джеймса, — Джеймс радостно обсуждал, сможет ли Оксфорд опубликовать его африканские дневники и стоит ли упоминать о золоте на континенте в его лекциях, которые начнутся с Рождества.

Для Николь, ставшей английской графиней, все вокруг было удивительно и ново. Она написала Дэвиду:

«Пожалуйста, приезжай. Я знаю, тебя раздражает Джеймс, но я так счастлива»

Дэвид наконец приехал навестить их, хотя ему и пришлось преодолеть для этого свою неприязнь к Джеймсу. Он ненавидел его за то, что произошло с его отцом. В этом он винил одного Джеймса. Поэтому, когда Дэвид приехал, то был приятно удивлен тем, как Джеймс организовал торжества в честь двух важнейших событий той осени: крещения Сэмюеля и публикации «Спящей красавицы» с иллюстрациями Николь.

В честь этих событий Стокеры открыли Бромвикскую церковь для своих новых соседей — и удивительное дело: подавляющее большинство приглашенных пришли на торжества. И что особенно обрадовало и смутило Николь, так это то, что викарий и его жена, проживавшие в соседней деревне Викерли, прибыли с цветами для нее и игрушкой, милым маленьким утенком на палочке, для Сэмюеля. Сельский викарий удобно расположился в ее гостиной. Николь не могла знать, что он и его жена были так далеки от света, что просто не догадывались, кем она была когда-то и какой скандал учинил Джеймс. Во всяком случае, в тот день викарий, его жена и множество соседей вели себя на удивление дружелюбно.

Единственным разочарованием был отъезд Дэвида сразу же после церемонии — на целый день раньше, чем планировалось. Он ничего не объяснил, а Николь предположила, что он ревнует. Она видела, как взволновал его неожиданно новый поворот в ее жизни и ему было трудно его принять.

С другой стороны, Джеймс не выразил неудовольствия. Лежа в постели после удачного приема, он впервые читал книгу своей жены сыну, который уютно спал в складках рубашки своего отца. Затем, прежде чем отнести малыша в колыбель, папа сам немного подремал над книгой Николь, лежавшей открытой на его груди.