Ночной администратор - Джон Ле Карре

– Мой друг признает только то, что специально помечено буквой "Т", правда, сердце мое? – А когда они вернулись во дворец, Коркоран с видом творца, доводящего свое произведение до совершенства, извлек бумажник из свиной кожи, полный кредитных карточек на имя Томаса, «черный дипломат», золотые часы Пьяже и золотые запонки с инициалами «ДСТ».

Так что к тому времени, когда все собрались в гостиной, чтобы пропустить по рюмочке – Джед и Роупер пылающие и разомлевшие, – Джонатан превратился в образцового современного служащего.

– Что мы можем о нем сказать, дорогие мои? – вопросил Коркоран, явно гордясь созданным им шедевром.

– Чертовски хорош, – отозвался Роупер без эмоций.

– Великолепен, – произнесла Джед.

Потом они отправились в ресторан Энцо на острове Парадиз, и Джед заказала салат из омаров.

И только-то. Всего лишь салат из омаров. Заказывая его, Джед обнимала Роупера за шею. И не переставала обнимать, пока Роупер передавал се заказ хозяину. Они сидели рядышком, потому что это был последний проводимый ими вместе вечер, и, как все знали, они любили друг друга до умопомрачения.

– Милые мои, – начал Коркоран, поднимая бокал. – Вы прекрасная пара. Поразительно красивая. Пусть же вас никто не разлучит. – Он залпом опрокинул бокал, после чего хозяин-итальянец, оскорбленный в своих лучших чувствах, выразил сожаление, что салат из омаров кончился.

– Телятины, Джедс? – предложил Роупер. – Pollo – это неплохо. Возьми pollo. Нет, не надо. Много чесноку. Будешь благоухать. Рыбы? Принесите ей рыбу. Джедс, хочешь рыбы? Морской язык? Какая у вас есть рыба?

– Любая рыба, – сказал Коркоран, – будет неравноценной заменой.

Джед ела рыбу вместо омаров.

Джонатан тоже попробовал рыбу и нашел ее восхитительной. Джед согласилась, рыба великолепна. Их поддержали Макдэнби, которые по первому свистку слетелись, чтобы занять свое место в свите Роупера.

– По-моему, не так уж и великолепна, – поморщился Коркоран.

– О, Коркс, намного лучше, чем омары. Моя самая любимая рыба.

– Но в меню – омары, весь остров кишит омарами, почему же у них нет омаров? – не унимался Коркоран.

– Просто они не рассчитали. Коркс. Не все такие гении, как ты.

Роупера это нисколько не занимало и не раздражало. Его мысли были далеко, а рука – на бедре Джед. Но Дэниэл, которому скоро предстояло отбыть в Англию, решил вернуть отца к действительности.

– Роупер в задумчивости, – объявил он посреди неловкого молчания. – У него на мази грандиозная сделка. Из-за нее он будет вне досягаемости.

– Дэнс, закрой варежку, – нежно сказала Джед.

– Что это такое – коричневое и сучье? – вопросил Дэниэл. Никто не знал. – Сучок.

– Дэнс, старина, заткнись, – попросил Роупер.

Зато в тот вечер не было никакого спасу от Коркорана. Он завел рассказ о своем дружке, консультанте по вложению капиталов, по прозвищу Уилкинс Блицкриг, который в самом начале ирано-иракской войны сказал клиентам, что она закончится через шесть недель.

– Что с ним случилось? – спросил Дэниэл.

– Боюсь, Дэн, сидит сложа руки. На мели почти все время. Живет за счет старых дружков. В общем, мой портрет, через пару годиков. Вспомни обо мне, Томас, когда поедешь на своем «роллере» и увидишь знакомое лицо в канаве. Брось монетку ради доброго старого времени, ладно, солнышко? Доброго здоровья, Томас. Долгих лет жизни, сэр. Чтобы у всех у вас жизнь была долгой. За ваше здоровье.

– И за тебя, Корки, – добавил Джонатан.

Один из Макдэнби тоже попытался о чем-то рассказать, но Дэниэл снова вмешался:

– Как сохранить мир?

– Скажи, старина, – проныл Коркоран. – Умираю – хочу знать.

– Истребить человечество.

– Дэнс, сколько можно? – не выдержала Джед. – Ты просто невыносим.

– Я только сказал, истребить человечество. Это же шутка! Вы что, шуток не понимаете? – Он поднял руки и расстрелял всех сидящих за столом из воображаемого пулемета. – Бабабабах! Вот так! Теперь мир сам собой сохранится. Ведь в нем никого нет.

– Томас, пойди погуляй с Дэном, – скомандовал Роупер. – Приведи его, когда он научится вести себя.

Но в тот момент, когда Роупер произносил эту фразу – не очень уверенно, все-таки был прощальный вечер и Дэниэл заслуживал снисхождения, – мимо них пронесли салат из омаров. Коркоран, сразу его заметивший, схватил черного официанта за руку и подтащил к себе.

– Эй, что такое? – закричал испуганный официант и стал озираться с глупой улыбкой в надежде, что придет чудесное избавление.

Хозяин уже спешил к ним. Фриски и Тэбби, сидевшие за отдельным столиком в углу, вскочили, расстегивая куртки. Все похолодели.

Коркоран встал и с неожиданной силой повис на руке официанта – бедняга отчаянно пытался удержать поднос. Коркоран побагровел, задрал подбородок и заорал на хозяина.

– Вы говорите по-английски, сэр? – на весь ресторан завопил он. – Так вот. Наша дама только что заказала салат из омаров, сэр. Вы, сэр, сказали, что омары кончились. Вы лгун, сэр. Вы оскорбили даму и ее супруга, сэр. Омары еще были!

– Они были заказаны заранее, – оправдывался хозяин с большей смелостью, чем Джонатан мог предположить. – Специальный заказ. В десять утра. Если вам обязательно нужны омары, сделайте предварительный заказ. А сейчас отпустите его.

Никто за столом не шелохнулся. В «Гранд-Опера» свои солисты. Даже Роупер не знал, вмешиваться или нет.

– Как тебя зовут? – спросил Коркоран хозяина.

– Энцо Фабрицци.

– Оставь его, Коркс, – велел ему Роупер. – Не будь занудой.

– Коркс, остановись, – попросила Джед.

– Мистер Фабрицци, если наша дама чего-то хочет, будь то омары, или печенье, или рыба, или что-нибудь очень простое, как бифштекс, – вынь да положь. Потому что иначе, мистер Фабрицци, я куплю этот ресторан. Я безумно богат, сэр. Вы будете мести улицу, бежать за «роллс-ройсом» Томаса и мести улицу.

Но тут Джонатан в новом костюме с иголочки поднимается со своего места и улыбается своей улыбкой «от Майстера».

– Не пора ли нам расходиться, шеф? – говорит он непередаваемо любезно, подходя к Роуперу. – Все немножко устали с дороги. Мистер Фабрицци, давно я так вкусно не ел. Сейчас мы хотели бы только расплатиться, если ваши помощники будут столь любезны.

Джед встает и глядит в пространство. Роупер накидывает ей шаль на плечи. Джонатан отодвигает стул, и она улыбается рассеянно-благодарно. Один из Макдэнби расплачивается. Слышен приглушенный шум, это Коркоран бросается на Фабрицци с кулаками; но Фриски и Тэбби удерживают его – и слава Богу, поскольку несколько официантов стоят наготове, чтобы отомстить за коллегу. Каким-то образом все оказываются на улице, и «роллс-ройс» трогается с места.

«Я никуда не поеду, – страстно говорила она, прикасаясь к лицу Джонатана и глядя в его одинокие глаза. – Я дурачила его раньше и могу дурачить еще, я могу дурачить его сколько захочу, столько, сколько потребуется».

«Он убьет тебя, – говорил ей Джонатан. – Он все узнает. Наверняка. Все болтают о нас за его спиной».

Но, как и Софи, она, казалось, считала себя бессмертной.

20

Бесшумный осенний дождь льет на улицы Уайт-холла, Рекс Гудхью собирается на войну. Тихо собирается. Под осень своей карьеры. В зрелой убежденности. Без драмы, без барабанов, без громких слов. Незаметно превращаясь в бойца. Это будет его личная и одновременно альтруистическая война с тем, что ему неизбежно пришлось признать Силами Тьмы. Силами Даркера.

«Война не на жизнь, а на смерть, – говорит он жене, – без объявления. Моя голова или их. Поножовщина в Уайт-холле, будем в этот час вместе». «Если ты так уверен, дорогой», – говорит она. «Уверен». Каждый шаг продуман, никакой поспешности, никакой опрометчивости, никакой скрытности. Он посылает четкие сигналы своим тайным врагам в «чистой разведке». Пусть они слышат меня, пусть они видят меня, говорит он. Пусть они трясутся от страха. Гудхью играет в открытую. Более или менее.

Он втянулся в игру не только из-за позорного предложения Нила Марджорэма. Неделю назад, когда он ехал на службу на своем велосипеде, его чуть было не раздавили в лепешку. Избрав свой любимый живописный маршрут – сначала на запад через Хэмпстед-Хит, строго по велосипедной дорожке, потом – через Сент-Джонсвуд и Риджентс-парк к Уайт-холлу, – Гудхью вдруг обнаружил, что зажат между двумя высокими фургонами, грязно-белым со стершейся надписью, которую нельзя было прочитать, и зеленым, без надписи. Он затормозил – и они тоже притормозили. Он нажал на педали – они поехали быстрее. Недоумение быстро сменилось злостью. Почему эти два шофера так холодно смотрят на его отражение в боковых зеркалах и, переглядываясь друг с другом, зажимают его теснее и теснее, запирают его? А вот и третий фургон сзади, и путь к отступлению закрыт.

Он стал кричать:

– Осторожнее! Дайте дорогу! – Но они как будто не слышали. Задний фургон почти вплотную прижался к бамперам передних. Грязное переднее стекло скрывало лицо водителя, Фургоны с обеих сторон сдвинулись настолько, что он уже не мог повернуть руль, не задев один из них.