Странствия Лагардера - Поль Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы ошибаетесь, отец, – грустно проговорила Марикита. – Это я недостойна его. К тому же сердце его занято и не освободится никогда; нам не суждено любить друг друга. Я могу принести ему в дар лишь свою безграничную преданность… и, если понадобится, жизнь.
Любила ли цыганочка Лагардера? Да, наверное, в глубине души. Но он рассказал ей о себе все – и она заставила замолчать свое сердце. Теперь она хотела лишь одного: всеми силами помочь Анри разыскать Аврору.
Она призналась старику, что готова пожертвовать ради Анри своей жизнью. Эту же торжественную и нерушимую клятву она дала самой себе.
Старец восхищенно посмотрел на свое дитя – и раскрыл объятия. Прижавшись к отцу, Марикита прошептала:
– Не страшись за меня! Я сама избрала свой путь и пройду его до конца. Когда ты все узнаешь, ты одобришь мое решение.
Наверху по-прежнему слышались шаги. Марикита указала рукой на потолок:
– Что это – тайна? Мне нельзя этого знать?
– Никакой тайны тут нет. Там две девушки, обе очень красивые. Одна из них больна…
Цыганка вздрогнула, побледнела, широко раскрыла глаза.
– Как ее зовут? – воскликнула она. – Отец, как ее зовут?
– Не знаю.
– А другую?
– Тоже не знаю. Но послушай меня…
Дон Педро собрался рассказать дочери все по порядку, но тут в дверь постучали. Дон Педро отворил.
Это Пейроль, услышав голоса, доносящиеся из комнаты старика, перепугался, не вышла ли донья Крус из своих покоев. Поклонившись, он оглядел Марикиту с ног до головы, убедился, что никогда не встречал этой девушки, и успокоился.
– Моя дочь, – представил ему старик цыганочку. Затем, указывая девушке на незнакомца, сказал:
– Господин де Пейроль, интендант принца Гонзага.
Пейроль! Гонзага! Сколько раз Марикита слышала эти проклятые имена!
К счастью, на лицо ее падала тень. Девушка вздрогнула, побледнела, как смерть, до крови впилась ногтями в ладони…
Но ни намеком не выдала она ни гостю, ни отцу тех чувств, что бурлили в ней. У нее даже хватило сил улыбнуться.
– Я поторопился, предложив вам ее услуги, – начал было дон Педро де Валедира. – Завтра ей придется уйти.
– Я еще подумаю до утра, – прервала его Марикита. Она уселась в темном углу, склонила голову, чтобы не было видно выражения ее лица, и продолжала:
– Сейчас я ничего не могу сказать: я прихожу домой, а тут такие неожиданные гости. Чем я могу быть им полезна? Что вам угодно от меня, сударь?
После долгих околичностей Пейроль подробно объяснил цыганке, что ему от нее нужно. Красавица сразу понравилась фактотуму – он решил, что может рассчитывать на верную службу дочери так же, как и на порядочность отца. Лучше было воспользоваться ее услугами, чем разыскивать по всей округе какую-то женщину: ведь незнакомой служанке не доверишься да и из замка отлучаться не запретишь.
Итак, Пейроль долго распространялся о мнимых причинах болезни молодой дамы, вверенной его попечению, предупредил Марикиту, чтобы та не вздумала верить никаким рассказам, расходящимся с его словами, и, наконец, попросил ни в коем случае ничего не говорить больной и ее компаньонке об этой беседе.
Дону Педро все это казалось крайне подозрительным, но Пейроль красноречиво объяснил, что настаивает на соблюдении тайны исключительно в интересах самих путниц и заботится лишь об их благе. В конце концов одного из собеседников ему, пожалуй, удалось убедить.
– У них есть заклятые враги, – говорил фактотум. – Их с ожесточением преследуют и будут преследовать; если хоть одна живая душа узнает, где они скрываются, – они погибли. Злодеи тут же явятся сюда, сожгут замок, не оставят камня на камне…
– Если эта сеньорита – ваша дочь, – прервала его пылкую речь маленькая цыганочка, – я готова, из почтения к вам и моему отцу, остаться здесь. Мне придется лишь отлучиться на сутки, не более, а затем я вернусь в ваше распоряжение и пробуду в замке столько, сколько вам угодно.
Пейроль решил, что дело сделано, и радостно потер руки. Впрочем, солгать, назвав Аврору своей дочерью, он не осмелился: ведь завтра же больная могла опровергнуть его слова.
– А если я не отец ей, вы откажете мне? – вкрадчиво спросил он.
– Не знаю… Я подумаю и утром дам вам ответ.
– Я согласен… Впрочем, мне бы очень хотелось, чтобы ваше решение не обмануло моих надежд. Я могу доверять здесь лишь вам! И в доказательство открою вам секрет: эта девушка – очень близкая родственница принца Гонзага, я же мечтаю о ее выздоровлении так, словно эта особа – моя родная дочь. Бедное дитя! – вздохнул господин де Пейроль. – Наши с ней жизни сплетены неразрывно. Я молю Бога, чтобы ни один волосок не упал с ее головы прежде, чем завершится мой земной путь!
Столь дерзкое бесстыдство вызвало в душе Марикиты глубочайшее отвращение. Но девушка сдержалась и не выдала своих чувств. Она не могла открыто ненавидеть этого человека, пока не разузнала всего, что нужно.
– Она испанка? – поинтересовалась Марикита.
– Нет, француженка.
Цыганочка сделала вид, что огорчена:
– О! А я не говорю по-французски! Значит, я не сумею ей прислуживать.
Интендант испугался, что Марикита ускользнет от него.
– Ее компаньонка родилась в Испании: она будет вашей переводчицей, – поспешил заверить он.
– Ах, вот как! И как же зовут этих благородных барышень?
Пейроль растерялся. Сперва он не хотел называть настоящих имен, но солгать и на сей раз не решился: Марикита будет постоянно общаться с пленницами, так что попытка скрыть их имена лишь выставит его в невыгодном свете.
– Больная – молодая герцогиня Аврора де Невер, – признался он. – Ее компаньонка – цыганка, которую принц Гонзага подобрал на площади в Мадриде. Имени ее никто точно не знает: у нее их несколько; она сама назовет вам то, которое сочтет нужным.
Маленькая цыганка чуть снова не упала в обморок. Она поняла все с самого начала и была готова услышать то, что услышала. И все же заветное имя, произнесенное негодяем Пейролем, потрясло ее.
Аврора де Невер здесь! Невеста Лагардера! Та, о которой он постоянно рассказывал ей всю эту неделю, которую разыскивал с таким ожесточенным упорством, ради которой то и дело рисковал жизнью!
И она, Марикита, вернет ее жениху! Они упадут друг другу в объятия, а она скажет им: «Я возвращаю вам счастье! Любите друг друга!»
На ресницах цыганочки блеснула мимолетная слеза. Она вспомнила, как совсем недавно была готова пожертвовать собой, как сердце ее разрывалось, предчувствуя что-то роковое, неизбежное…
А разве этого мало – сделать счастливым ближнего? Разве не сладостно спасти невесту любимого человека так же, как она в любую минуту спасла бы его самого – неожиданно, благородно, не думая о собственной выгоде, собственном благополучии и собственном счастье?
