Девушка с хутора - Полиен Николаевич Яковлев

— И сам вам сказал: «Садитесь на меня, уважаемый гимназист, я вас подвезу». Так? — засмеялся офицер.

— Прошу не глумиться, — Скубецкий сердито посмотрел в его сторону и вдруг вскрикнул, почувствовав острую боль в плече. Перед ним с надувшимся шрамом на лбу стоял Юрченко; в руке Юрченко дрожала плеть.

— Молокосос! Говори всю правду!

Скубецкий отшатнулся.

— Как вы смеете! — он заслонил рукой лицо. — Я-., я волнуюсь. Дайте мне воды.

— Может, молочка вам дать? — усмехнулся Юрченко.

Скубецкий стоял бледный, губы его дрожали.

— Я никуда не удирал. Дайте же мне вам все сказать... Я давно хотел попробовать на коне... Конечно, надо было не брать его без разрешения. Я проехал улицу, а он как понес, как понес!

— Слушай, гимназист, — расстегивая кобуру, тихо и зловеще сказал Юрченко, — я тебя сейчас пристрелю. Понял? Ты наглец! Ты что издеваешься здесь над нами? Что ты из себя сосунка корчишь? Немедленно же говори, куда и зачем скакал. Ты знаешь, что полагается за кражу полковой лошади да еще во время военных действий? С кем ты тут якшаешься в станице? С большевиками? Это они тебя научили? Это они тебя послали?

— Ничего подобного.

— Ничего подобного? Ничего подобного? — и Юрченко изо всей силы снова перепоясал Скубецкого плетью.

— Погодите, погодите, — спокойно остановил его Иван Макарович и подошел к прижавшемуся к стене Скубецкому.

— Ай-ай, — он покачал головой, — вы же из благородных, не бондарь, не печник, не голытьба ж какая-нибудь. Вы же образованный. Вы ж еще и нас поучить можете. Что же вы, в самом деле? Как же вам не совестно? Вот скажите нам всё, и мы вас отпустим с богом. Не скажете, — Иван Макарович развел руками, — придется вас... Вы не думайте, что нам приятно людей казнить. Но нельзя, закон. Обязаны будем повесить.

Он приоткрыл дверь и тихонько, но так, чтобы Скубецкий слышал, спросил, вздохнув:

— Где Василенко?

— Я, — отозвался кто-то за дверью.

— Приготовь! — И, отойдя от двери, опять сокрушенно вздохнул: — Сколько людей зря себя губит!

Скубецкий растерянно посмотрел вокруг.

— Я не понимаю... Господа, да дайте же мне все сказать. Клянусь вам, что никаких большевиков не знаю.

И он размашисто перекрестился.

— Врешь! — Юрченко снова сжал плеть. — Говори! Только коротко говори! — Он подбежал к окну, выглянул на улицу и с досадой бросил Ивану Макаровичу: — И так каждая минута дорога, а тут еще с этим идиотом возись,—Повернулся к Скубецкому, топнул ногой.—Ну!

— Я, — начал Скубецкий и запнулся. — Я... я никуда не удирал, я хотел только взять коня.

— Для кого?

—• Федьке Тарапаке доказать хотел. Я ему раз шутя сказал, что украду для него Ласточку, а он засмеялся и сказал, что у меня нехватит смелости, а меня это оскорбило. Вот и всё. И вовсе я не красный. Был бы красный—меня приняли бы в комсомол, а то не приняли. Не доверяют мне. Какой же я красный?

— Так, так, — Иван Макарович разгладил бороду. — Кто же это вас не принял в комсомол?

— Как кто? — растерялся Скубецкий. — Они же...

— Да кто же это они?

— Вы требуете от меня предательства.

— Слушай, ты, гимназист! — вышел из себя Юрченко, — ты долго будешь отнимать у нас время? Клянусь тебе честью офицера, что, если ты сейчас же, вот в сию же минуту, всего не скажешь, — тут же, на месте, пущу тебе пулю в лоб. А пока , на! на! на! — и он, как бешеный, набросился на Скубецкого, нанося ему удары плетью и по лицу и по голове.

Скубецкий закричал и. защищаясь от ударов, упал на колени.

Иван Макарович снова взял Юрченко за руку.

— Бросьте, — сказал он, — это не порядок. Раз решили повесить, зачем же еще бить?

И он пошел к дверям. Скубецкий преградил ему дорогу.

— Не надо! Не надо! Я все скажу!

Обтирая со лба пот и кровь, волнуясь, заикаясь, чувствуя всю низость своего поступка, Скубецкий рассказал все — ио разговоре с Федей, и о Кочуре, и о том, что три винтовки еще и до сих пор зарыты в конюшне Игната Тарапаки. Единственно о ком он умолчал — это о Нюре.

Вынудив у Скубецкого все признания, Юрченко спросил:

— Значит, если бы тебя, болвана, приняли в комсомол, так ты бы и до сих пор обо всем молчал? А?

— Не знаю. Я вам сказал всё. Разрешите мне уйти

— А вот этого не хочешь? — показал ему Юрченко дулю и крикнул казаку: — Посадить его опять в каталажку!

— Позвольте, — со слезами сказал Скубецкий,—как же так?

Но его схватили и отвели.

— Завтра всех арестованных в расход! — шепнул Ивану Макаровичу Юрченко, — а сейчас идем к Тарапаке!

L1I

Степа прибежал к Кочуре. Глаза его горели.

— Пора доставать винтовку! Сегодня же вечером сходи к Игнату Тарапаке. Там Федор тебе поможет.

—. А потом? Куда потом девать винтовки?

— Позже ночью и я приду и Сеня. Тарас уже винтовку взял. Надо быть наготове. Юрченко вот-вот снимется. Быхов опасается, что он перед тем как уйти, всех арестованных расстреляет. Надо выручать. У Быхова уже человек двенадцать есть: он, Гаркуша и другие, а, кроме того, еще и мы, комсомольцы.

— Ладно. Только не знаю, как Игнат. А что, если он скажет: «Берите ваши винтовки и идите, куда хотите». Тогда что?

— Не скажет. Ты поговори с ним. И Федька попросит.

Федя был дома. Из комсомольцев пока он один только знал об аресте Скубецкого и очень удивлялся его поступку. «Неужели,—думал он,—Скубецкий и в самом; деле хотел украсть для меня Ласточку? А может, неправда, может, он подбивал меня только для того, чтобы я ему помог, а сам потом удрал бы на коне. Только куда? К белым — так они ж его сами арестовали, а если к красным, так чего бы ему скрывать?»

А в глубине души он все же жалел, что Скубецкому не удалась его затея. «Может быть, и правда — была б опять Ласточка наша, — вздохнул он. — Проклятый Юрченко! Чтоб ему!..»

И не успел он подумать об этом как в