Ночь греха - Джулия Росс

Но хандрить и тревожиться не стоит. Ее ждет будущее, отличное от всего, чего она ждала от жизни! Единственным ответом было обнять его со всей храбростью, которую она может собрать. Она по крайней мере будет иметь комочек серо-белого утешения и удовольствия – благородного котенка из Уилдс-хея – со всеми его герцогскими связями!

Энн рассмеялась своим мыслям и потянула за ленту звонка. Если она хочет оставить Горация у себя, ему понадобится пища и ящичек с песком.

На этот раз, когда Энн принялась искать то тихое место, ясный белый свет окутал ее в молчании. Спокойствие наполнило ее сердце, как бы для того, чтобы залечить боль там, где оно ЧУТЬ было не разбилось.

Кто-то постучал в дверь – без сомнения, в ответ на ее вызов. Котенок соскочил с кровати. С легкостью несомого ветром листочка Гораций на негнущихся ногах запрыгал за воображаемой мышкой, а потом исчез под комодом. Энн присела на корточки, чтобы достать своего нового любимца.

Стук повторился.

– Войдите! – крикнула она через плечо.

Гораций забрался в темный угол, вынудив Энн нагнуть голову почти до пола, чтобы увидеть его. Желтые глаза глянули на нее, а потом котенок бросился на ее постукивающие пальцы. Тяжелые шаги протопали по комнате. Энн приподняла голову и увидела крепкие ноги лакея.

– Я ждала Роберте, – сказала Энн. – Мне нужна еда для кошки и ящик с песком.

Путаясь в юбках, она попыталась встать. Лакей отступил. Она заметила тюрбан и сальную косицу, и два босоногих матроса бросились на нее. Наступая на юбки, она отступила к комоду. Блеснула проволока. Энн все еще стояла на коленях, и Гораций прыгнул ей на подол, когда удавка обвила ее шею.

Она застыла на месте, глядя на белое лицо лакея. Это был Грейем.

– Если вы тихонько пойдете с нами, мисс, – сказал он, – вам не причинят вреда.

Проволока стягивалась, причиняя боль. Энн не могла говорить или хотя бы кивнуть, так что выразила согласие движением руки. Сжатие чуть-чуть ослабло. Хотя ноги ее подкашивались, ей удалось встать. Она почувствовала, что Гораций когтит путь вверх к разрезу в ее юбке, и опустила его в карман, где он свернулся тихим шариком страха.

Энн не могла этого видеть, но она это знала, потому что ее сердце проделало то же самое.

Одна часть ее разума приняла это с невозмутимым спокойствием. Другая часть наполнилась возмущенной яростью. Куда более глубокий, чем мысль, первобытный ужас парализовал сердце. Не потому, что она думала, что матросы действительно хотят причинить ей вред. С какой бы это стати? Она не имеет отношения к их драме и никогда не имела.

Но враг Джека находится сейчас в башке Досент. Это его люди. Торнтон, должно быть, решил, что можно использовать ее против Джека. Он, конечно, не знает, что Джек совершенно безразличен к судьбе мисс Энн Марш из Хоторн-Аксбери и всегда был безразличен.

Джек откинулся и оглядел своего посетителя. Глаза Торнтона метались по кабинету, охватив книги, бумаги и маленького Будду на письменном столе. Его руки стискивали верх кожаного мешка. Он сидел рядом с камином и явно потел.

– У вас записные книжки, – сказал Джек. – У меня окаменелость. Видите, как все просто? Нам ни к чему терпеть общество друг друга.

– Надеюсь никогда больше вас не видеть. – Торнтон поставил кожаный мешок на стол, открыл его и высыпал оттуда горку маленьких записных книжек и свитков желтой бумаги.

Джек пролистал их, и сердце у него тяжело забилось – то были важные записи, ради которых они с Тоби стольким пожертвовали. Он не утруждал себя контролем над своим пульсом. Волнение громом отдавалось в жилах.

– Это все, что у меня есть, – сказал Торнтон. Бисеринки пота блестели на его лбу.

Джек наугад осмотрел кое-какие бумаги: быстрая запись, набор цифр, неразборчивая скоропись, которую он изобрел, чтобы делать быстрые заметки в темноте – или, если его увидят пишущим, это грозило его жизни. Еще более важными были начертанные Тоби рисунки, похожие на пути паука по шелку. Несколько таких большего размера рисунков, сложенных и развернутых, также приехали с другого конца света.

Не все, но достаточно. Достаточно, чтобы оправдать все эти безумные поиски, хотя большая часть записей показалась бы бессмысленной всем, кроме него. Облегчение потоком мчалось под его кожей. Он поднял глаза.

– Весьма удивлен, что вы не уничтожили всего этого до сих пор, – сказал Джек. – Особенно эти научные зарисовки, содержащие доказательство порочной работы дьявола…

– Вы называете это наукой. Я называю это богохульством.

– Но все же вы позволили мне получить эти нечестивые свидетельства, которые, как вы верите, могут только погрузить человечество в бездну греха, и все ради окаменелости и спасения собственной жизни?

– У меня веч эта дрянь была недолго, – сказал Торнтон. – Вы это знаете. Вы едва не добрались до нее первым.

Джек подошел к шкафу, где лежал окаменелый зуб.

– Да. Но если бы я веровал, как вы, я бы сжег все и проклял последствия.

Торнтону явно было неловко.

– Клык важнее. Бумаги без него ничего не значат.

– Вот здесь мы расходимся, сэр, что весьма удачно, поскольку в противном случае этот обмен не мог бы иметь место.

Тени глубоко залегли в комнате. Не зажигая лампы, Джек положил окаменелость на письменный стол – свидетельство вымерших чудовищ невообразимой свирепости – и подумал, что Энн не согласилась бы на это.

– Прошу вас, сэр, – Клык Дракона. Ваш пропуск в несколько лет жалкого существования.

Урия уставился на клык так, словно тот пригвоздил его к стулу, и отблески огня плясали на его влажном лице.

Кто-то постучал в дверь.

Бдительность мгновенно потребовала полной боевой готовности! Каждый мускул напрягся, он сунул окаменелость в карман. Урия ожидал этого!

– Если вы пошевелитесь, – сказал Джек, – я вас убью. Не думайте, что я не могу этого сделать, не важно, нахожусь ли я в пяти футах от вашей вонючей туши или в пятидесяти.

Торнтон оставался на своем стуле – глаза вытаращены.

– Может быть, просто горничная, – промямлил он.

– В этом чертовом доме нет такой прислуги, которая решилась бы помешать нам сейчас, и вы это знаете.

Готовый биться насмерть, если понадобится, Джек распахнул дверь. Серый тюрбан, сальная косица. Кто-то из лакеев… Грейем?

И Энн!

Гордая, прямая, храбрая, напуганная. В ее глазах отразилось его потрясение, хотя она высоко держала голову. Тонкий темный шов виднелся на шее – сокрушительная хватка удавки. Словно пушечное ядро угодило Джеку в живот. Энн!

Проволока натянулась. Удар пушечного ядра отозвался слабостью во всем теле. «Я допускал все, кроме предательства со стороны одного из обитателей Уилдсхея. Они используют Энн как заложницу».