Антизомби - Александр Иванин

Мой любимый патфайндер выглядел так, будто он побывал на корриде: капот и крыша были вмяты и светились дырками от когтей монстра, разбитое лобовое было уже вытащено полностью. Все боковые стекла были разбиты, крылья и двери помяты. По задней части салона и всему багажнику прошлось как минимум две очереди из пулемета Равиля или автомата, в пассажирской передней двери зияла рваная дыра размером с кулак, даже не могу предположить от чего. Воняло от машины запредельно. В салоне машины валялись зомбобой, обрез из которого я добил морфа и ПММ, я выронил пистолет, когда вывалился из машины, а потом было уже не до него.

Возвращались мы в полном отчаянии. Я не находил себе места. Зачем я подбил людей на эту кровавую атаку? Какое нам дело до этих собак? Они прежде всего своих живых сородичей жрут, а тут мы на них полезли.

Сначала все заехали в генштабовский двор.

Там нас уже ждали спецы из центра на трех грузовых машинах в сопровождении БТР-80. Всех осмотрели, оказали помощь раненым, отделили укушенных. Меня тоже отделили вместе с укушенными. Решилась моя судьба.

— Ребятки, — обратился к нам Борис Михайлович: я рекомендую вам всем проехать в центр и пройти обследование. Это необходимо для вашей безопасности и безопасности ваших семей.

Это его рекомендую не оставляло сомнения, что всех нас погрузят в грузовики и увезут даже без нашего согласия. Судя по количеству прибывших вооруженных до зубов МЧСовцев и вояк, у нас даже шанса на сопротивление не было. Их было почти втрое больше.

Мы сгрузили все оружие во дворе генштаба. Прибежавшему Палычу, я рассказал все как есть. Готовясь к самому худшему, я затребовал от него обещание не оставить без заботы мою семью. Он начал мне что‑то говорить, но я развернулся и полез в кузов КАМАЗа.

Глава 18 Команда обреченных в логове мертвых

Увидеть в последний раз бегущие мимо нашего грузовика улицы моего города не получилось. Меня со всеми укушенными поместили в закрытый металлический фургон КАМАЗа. Мы сидели на ящиках у стенки фургона прямо за кабиной водителя. Около закрытых наглухо створок фургона сидели пять человек с автоматами. Передняя стенка фургона была заставлена щитом из толстых досок. Не удивлюсь, если за не струганными досками сложена стенка из мешков с песком. Останется только зеленкой лоб помазать.

Все ехали молча. В фургоне трясло. Пустые деревянные ящики глухо бухали по металлическому полу, бились о стенки.

Мыслей в голове практически не было. Навалилась какая‑то усталость и апатия. Никаких эмоций, просто пустота внутри. Наверное — это чувство безысходности так выражается. Зловещим светлячком в темноте сознания запорхала мысль: «Наверное, нас всех в КАМАЗе порешат». От этой мысли стало как‑то легче, пропало без остатка невыносимо жгучее чувство бесконечной вины. Напротив меня сидели милицейский подполковник на пенсии Михайлов и Бывший подполковник внутренних войск на пенсии Потапов. Мы с ними операцию планировали. Вот именно мы трое и были виноватыми в катастрофических итогах операции по отстрелу зомбособак, казавшейся сначала легкой прогулкой. Не ожидая сопротивления, вояки взяли в основном необстрелянных бойцов «для обкатки» в боевых условиях. Новички запаниковали. Все кончилось плохо.

Потапов сидел, понуро повесив голову, плечи его вздрагивали. Я видел слезы на его глазах. Собаки разорвали его единственного сына. Потапова сильно покусали, когда он пытался спасти сына. Потом он сам его добил, когда изодранный труп сына стал подниматься с асфальта.

Михайлов наоборот привалился спиной к стене фургона и безучастно смотрел в потолок. У него на перевязи висела прокушенное предплечье с раздробленными костями. На него налетел собачий морф. Он успел закрыться предплечьем. Руку ему тварь не откусила только потому, что он был одет в какую‑то специальную куртку. Он ее называл «тактическая». Обычная с виду гражданская куртка. Но как он объяснял — она защищала от пуль и осколков. Он как‑то хвастался этим подаркам Палычу. Куртка его защитила лишь частично. Зубы не прокусили рукав, но раздробили обе кости предплечья. Зубы твари распороли ладонь отставного полковника. Не помогли даже специальные перчатки с карбоновыми вставками. Сейчас было не похоже, что его беспокоит покалеченная рука.

Вопреки моим ожиданиям, нас не расстреляли в фургоне. Машина остановилась, и нас высадили в бетонном мешке с металлическими воротами с обеих сторон. Заасфальтированная площадка размером примерно тридцать на пятнадцать метров была огорожена забором из бетонных блоков высотой метров пять. На стене стояли люди с автоматами. Нас спокойно без спешки и понуканий повели в узкую дверь в одной из стен. Мы прошли по сырому кирпичному коридору и оказались внутри большого зала с окнами под самым потолком. Там стояли столы, ширмы и металлические кровати с ремнями. Нас встретил главный врач и еще около десятка незнакомых мне человек. Сопровождавшие нас автоматчики тоже пришли с нами.

— Я всегда говорю правду своим пациентам, — начал Борис Михайлович. — Это мой врачебный долг и обязанность человека, держащего в руках судьбы людей. Не буду вам давать лишнюю надежду. Вам осталось недолго. Вы уже превращаетесь в зомби. У каждого из вас осталось времени от часа до суток. На практике я не встречал человека, который мог сопротивляться заразе больше двадцати часов. В основном все гибнут в первые часы. Вы опасны для самих себя и окружающих. Мы вынуждены вас изолировать. Вы сейчас находитесь в приемном пункте карантина. Справа от вас территория карантина, там держим прибывающих до того, как их принять в центр. Слева от вас помещения хосписа. Там мы держим зараженных, но еще не умерших людей. Вы сегодня оказались в непростой ситуации. Обычно я такое встречаю у членов спасательных команд и добытчиков. Но, поверьте мне, ваша жертва не была напрасной. Мы получили новые очень важные научные знания. Вы ликвидировали страшную опасность. Эта стая уже неоднократно нападала на людей. Вчера они сорвали спасательную операцию. Больше мне вас утешить нечем. Сразу хочу ответить на вопрос о помощи. Помочь мы вам ничем не сможем. Смиритесь.

Говорил Борис Михайлович удивительно спокойным, громким и ясным голосом.

Пауза напряженной тучей повисла в воздухе. Похоже, что все наши находились в шоке или уже смирились с неизбежным. Истерик не было.

У меня из‑за спины донесся совсем молодой голос. Это был юный парнишка Тарас, живший в доме напротив Гарпины. Ему еще, пожалуй, даже шестнадцати не исполнилось. Взяли его потому, что он уже три года занимался в военно–патриотическом клубе и, с его слов, прошлым летом ездил со старшими ребятами на военный полигон, где они учились стрелять и изучали военную технику.